Семнадцатого марта 1800 года, во время работы по учреждению дипломатических школ, основанных мсье де Талейраном, Бонапарт внезапно оборачивается к своему секретарю и весело спрашивает его:

— Где, по вашему мнению, я разобью Меласса?

— Не могу знать, — отвечает удивленный секретарь.

— Пойдите, разверните в моем кабинете большую карту Италии, и я вам покажу.

Секретарь спешит исполнить приказание. Бонапарт запасается булавками с головками из красного и черного воска, ложится на огромную карту, втыкая в те места, где его ждет противник, булавки с черными головками, а красные головки выстраивает в линию, с которой намерен вести свои войска. Потом оборачивается к секретарю, наблюдавшему за его действиями в почтительном молчании..

— Ну а теперь? — говорит он.

— Теперь, — отвечает тот, — я знаю не больше…

— Ну вы и простофиля! Смотрите сюда. Меласс в Александрии, здесь его командный пункт. Он останется здесь до тех пор, пока Генуя не сдастся. В Александрии его склады, госпитали, его артиллерия, его резервы, — указывает на Сен-Бернар, — я перехожу Альпы здесь и обрушиваюсь на его тыл прежде, чем он заподозрит, что я в Италии. Я перерезаю его коммуникации с Австрией, настигаю в равнинах Скривии, — втыкает булавку с красной головкой в Сан-Джулиано, — здесь его бью.

Так первый консул очертил план битвы при Маренго. Четыре месяца спустя он был осуществлен по всем пунктам. Альпы были преодолены, командный пункт находился в Сан-Джулиано, Меласс был отрезан, оставалось только его разбить. Бонапарт вписывал свое имя рядом с именами Ганнибала и Карла Великого.

Первый консул говорил правду. Он катился с альпийских вершин лавиной; второго июня он был под Миланом, куда вошел без сопротивления, и немедленно блокировал форт. В тот же день Мюрат был отправлен в Плезанс, а Ланн в Монтебелло. Оба ехали завоевывать, не помышляя об этом, один — корону, другой — герцогство.

На следующий день после входа Бонапарта в Милан шпион, служивший ему во время первой итальянской кампании, просит доложить о себе. Генерал узнает его с первого взгляда. Теперь он на службе у австрийцев. Меласс отправил его наблюдать за французской армией, но он хочет покончить со своим опасным ремеслом и просит тысячу луидоров, чтобы предать Меласса. Для этого ему нужны сведения, необходимые этому генералу.

— Это меня не интересует, — сказал первый консул, — мне совершенно не важно, что они знают мои силы и мою позицию, лишь бы я знал силы и позицию моего врага. Скажешь мне что-нибудь стоящее, и тысяча луидоров твоя.

Шпион перечисляет ему количество войск, их силу, расположение, имена генералов, их достоинства и характеры. Первый консул следит за его словами по карте, усеивая ее булавками. В Александрии недостаток продовольствия. Меласс совсем не ждал осады, у него много больных и недостаток медикаментов. В обмен Бертье передает шпиону записку с более или менее точными сведениями о французской армии. Первый консул ясно видит позицию Меласса, будто гений войны позволил ему пролететь над равнинами Скривии.

Восьмого июня ночью прибывает курьер из Плезанса; его отправил Мюрат. Он везет перехваченное письмо — это депеша Меласса, адресованная придворному совету Вены. В ней сообщается о капитуляции Генуи, которая произошла четвертого. Съев все, вплоть до седел своих лошадей, Массена вынужден был сдаться. Бонапарта будят среди ночи по его собственному указанию: «Дать мне спать при хороших новостях, разбудить при плохих».

— Ба, вы не знаете немецкого, — заявляет он сначала своему секретарю. Потом, признав правду, он встает и проводит остаток ночи, отдавая приказания. В восемь часов утра все готово к отражению возможных последствий этого неожиданного события.

В тот же день командный пункт переносится в Страделлу, где он остается до двенадцатого и где одиннадцатого к нему присоединяется Дезэ. Тринадцатого, шагая по Скривии, первый консул пересекает поле битвы Монтенбелло. Церкви там переполнены мертвыми и ранеными.

— Дьявол, — говорит он Ланну, находящемуся при нем в роли чичероне, — кажется, дело было жаркое.

— Я думаю, — отвечает тот, — кости трещали в моем дивизионе, как стекла под ударами града.

Наконец, тринадцатого вечером первый консул приезжает в Торре ди Голифоло. Как бы ни было поздно и как бы он ни был раздавлен усталостью, он не желает ложиться в постель, пока не будет полной уверенности, есть ли у австрийцев мост через Бормиду. В час ночи офицер, занимавшийся этой миссией, возвращается и сообщает, что моста нет. Эта новость успокаивает первого консула. Он выслушивает последний доклад о расположении частей и ложится спать, не думая, что завтра будет баталия.

Наши части занимали следующие позиции.

Дивизион Гарданна и дивизион Шамбарлиака, составляющие армию генерала Виктора, были расположены у загородного дома Педра-Бона перед Маренго, на равном расстоянии от деревни и от берега. Корпус генерала Ланна был выдвинут перед деревней Сан-Джулиано, направо от Тортонской дороги, в шестистах туазах от деревни Маренго.

Консульская гвардия была оставлена в резерве за войсками генерала Ланна, на дистанции примерно в пятьсот туазов. Бригада кавалерии под командованием генерала Келлермана и несколько хкадронов гусар и стрелков формировали левый фланг и заполняли в первой линии интервалы между дивизионами Гарданна и Шамбарлиака. Вторая бригада кавалерии под командой генерала Шампо составляла правый фланг и заполняла во второй линии интервалы инфантерии генерала Ланна. Наконец, двенадцатый полк гусаров и двадцать первый полк стрелков, откомандированных Мюратом под команду генерала Риво, занимали выход из деревушки, расположенной на правом фланге главной позиции.

Все эти части, соединенные и выстроенные наискосок, с левым флангом впереди, составляли восемнадцать-девятнадцать тысяч человек инфантерии и две тысячи пятьсот лошадей, к которым должны были присоединиться на следующий день дивизионы Мунье и Будэ, занимавшие по приказу генерала Дезэ арьергард в десяти лье от Маренго.

Со своей стороны тринадцатого июня генерал Меласс заканчивал собирать войска генералов Хаддика, Кайма и Отта. В тот же день он перешел Танаро и разбил бивуак перед Александрией с тридцатью шестью тысячами инфантерии, семью тысячами кавалерии и с многочисленной артиллерией, находившимися в отличном состоянии.

В пять часов Бонапарт был разбужен громом пушек. Когда он заканчивал одеваться, прискакал адъютант генерала Ланна и доложил, что враг перешел Бормиду, вышел на равнину и что уже началась битва. Бонапарт вскакивает на коня и во весь дух несется туда, где завязалась баталия. Он находит там противника, сформировавшего три колонны. Левая, составленная из всей кавалерии и легкой инфантерии, направляется к Кастель-Сериоло, тогда как центральная и правая колонны, опираясь одна на другую, составленные из инфантерии генералов Хаддика, Кайма, О'Рейли и резерва гренадеров генерала Отта, движутся по Тортонской дороге.

С первых же шагов, сделанных этими колоннами, они сталкиваются с войсками генерала Гарданна, стоящими, как мы уже сказали, у фермы Педра-Бона. Шум, производимый передвигающейся артиллерией шагающих батальонов, в три раза превышавших численностью тех, кого они собирались атаковать, выманили льва на поле битвы.

Он прибыл в тот самый момент, когда дивизион Гарданна, раздавленный, начинал поддаваться. Но генерал Виктор двинул ему на помощь дивизион Шамбарлиака. Прикрытые этим передвижением войска Гарданна отошли в полном порядке и закрыли деревню Маренго.

Тогда австрийцы расформировывают колонну и, воспользовавшись расширившейся перед ними территорией, разворачиваются в параллельные линии, численно намного превышая части генералов Гарданна и Шамбарлиака. Первая линия была под командой генерала Хаддика, вторая — самого генерала Меласса, тогда как корпус гренадеров генерала Отта формировался несколько сзади, справа от деревни Кастель-Сериоло.

Глубокий овраг описывал полукруг перед древней Маренго. Генерал Виктор расположил там линию дивизионов Гарданна и Шамбарлиака. Они должны были выдержать вторую атаку. Как только они там устроились, Бонапарт отдает им приказ защищать Маренго как можно дольше. Главнокомандующий понял, что баталия будет носить имя этой деревушки.