Я всадила ему в грудь две пули, и он свалился на кухонный стол, беззвучно выронив ружье на пол.

Пуля ударила справа от меня, и я увидела, что Марко целится из положения лежа. Поворачиваясь, я навела на него «браунинг», но знала, что не успею. Я видела, как он давит на спусковой крючок, и знала, что это в меня. Времени испугаться не было, была только спокойная мысль, что сейчас он меня застрелит, и я ничего не успею сделать. Но черная молния метнулась к его спине, дернула его назад, и выстрел пришелся мне под ноги. Леопард-оборотень выбросил льва сквозь дверь и исчез за ним.

Я присматривала за дверью, но никто не шевелился. Что-то капало мне на лицо, теплое, почти горячее. Клодия опускалась вдоль ящиков, садясь, раскинув перед собой ноги, рука все еще сжимала пистолет, но очень слабо. Я на секунду увидела ее правое плечо — красную массу, но тут же повернулась к раздвижной двери, припав к ящикам. Если они пойдут через гостиную, я смогу некоторых свалить. Если они рванутся через обе двери сразу — конец.

Я увидела движение в дальнем углу — это был Мерль, держащий одной рукой ружье, а другой змея. Он втащил противника через окно. Ружье было помповиком, и Мерль одной рукой загнал патрон в патронник, другой выдирая змею горло.

Я увидела, как у него шевелятся губы, но не услышала. Это было не столько от шока, сколько от стрельбы в замкнутом пространстве. Наверное, он говорил:

«Я прикрываю эту дверь». Я обогнула Клодию и попыталась взять под обзор гостиную, вынужденная верить, что Мерль действительно прикроет вторую дверь. Глаза Клодии закатились, когда я ее огибала, губы зашевелились, но я ее не слышала. Она левой рукой потянулась к неподвижной правой. Я не сводила глаз с двери, но почувствовала до боли медленное движение Клодии, когда она перекладывала пистолет в другую руку. Поскольку я была прижата как раз над ней, оставалось верить, что она умеет стрелять левой. Терпеть не могу, когда меня подстреливают случайно, если куда более вероятно получить пулю от того, кто намерен в меня ее всадить.

Ничего не происходило, кажется, целую вечность, тишина была абсолютно нерушимой. Медленно, постепенно ко мне возвращался слух. Я услышала, как бормочет Калеб, повторяя снова и снова:

— Ну, мать твою так, ну, мать твою так.

Он свернулся у самых дальних ящиков, стараясь быть как можно меньше мишенью. Натэниел подобрал брошенный пистолет Игоря и целился в раздвижную дверь. Я его немного учила обращению с оружием — слишком много его было у меня в доме, чтобы он ничего о нем не знал. Видя, как он припал к ящикам шкафа над телом Игоря, пистолет держит двумя руками, левая опирается на стойку шкафа, я знала, что он застрелит любого, кто войдет в дверь. Если он действительно собирается подбирать оружие в бою, надо будет чаще брать в тир.

Это, конечно, если мы все выживем. Тишина длилась, и наконец шум ветра в деревьях за разбитой дверью стал хорошо слышен.

Со стороны террасы раздался голос:

— Это я, Мика. — Густой, рычащий бас.

— По голосу не похоже, — отозвалась я.

— Такой у меня голос, когда я не в образе человека.

— Мерль? — спросила я.

— Это Мика.

— Входи в дверь. Медленно, — сказала я.

Черный леопард-оборотень медленно вошел в дверь, держа когти в воздухе. Темный силуэт заполнил весь проем. В форме человека-леопарда он был выше шести футов, шире в плечах, весь грузнее, будто в этой форме у него были мышцы, которых не было у человека. Мех блестел черным деревом, солнце играло на нем, разрисовывая черные на черном розетки, как траурные цветы на бархате. На груди виднелась бледная кожа, и на животе, и ниже. В кино оборотни бесполы, как Барби. В реальной жизни у них весьма выражены половые признаки. Почему-то в получеловеческом виде я могла видеть его наготу без всякого смущения. Как только вырастает мех, оборотень перестает быть для меня объектом секса.

— А где тот тип, которого ты выбросил в дверь? — спросила я.

— Удрал.

— Я Никого не слышу в гостиной, — сказал Мерль.

— Они все вышли через входную дверь, — отозвался Зейн. — Кажется, в комнате чисто.

Они с Черри все также лежали под столом, припав к полу.

— Я проверю, — сказал Мика.

— У них были серебряные пули, — сообщила я. — Я бы не стала геройствовать.

Он кивнул. Голова его была почти вся леопардовой, кроме шартрезовых глаз. В образе человека они придавали ему странный, чужой вид, но в этом мохнатом и мускулистом теле именно они и сообщали, что это Мика. Только цвет был сочнее. В окружении черной шерсти глаза поражали еще сильнее.

Он помедлил в дверях, потом пробрался сквозь них, пригнувшись, уменьшая площадь мишени. Редко увидишь, как ликантроп пользуется укрытием. В основном они считают себя неуязвимыми, что обычно бывает верно, но не сегодня. Игорь лежал на полу неподвижно, а плечо Клодии было грудой мяса. Она обмякла, привалясь к ящикам. Левая рука сжимала пистолет по-прежнему, но лежала на полу неподвижно, будто ненужная.

Когда я посмотрела на нее, пистолет был направлен куда-то в сторону раздвижной двери. Рука дрожала достаточно, чтобы я занервничала, стоя над ней, но она боролась с дрожью, чтобы никак не навести в контур моего тела. Правая сторона у нее пропиталась кровью, и глаза смотрели, не видя. Очевидно, только чистое упрямство не давало ей потерять сознание.

Я перевела взгляд на Игоря, на тела, наваленные в двери. Если Игорь и дышал, я этого не видела.

— Натэниел, проверь у него пульс.

Натэниел посмотрел на Игоря, секунду смотрел мне в глаза, потом повернулся снова к двери.

— Я бы услышал его сердце, если бы оно билось. Услышал бы кровь, если бы она еще текла по жилам. Я ничего не слышу.

Все это он произнес, не глядя на меня. От чего мне стало еще неспокойнее.

В дальней двери появился Мика.

— Там никого живого.

Он переступил через кучу тел в дверях, и даже это движение было ловким, скользящим, средним между движением человека и леопарда. И мне предстоит стать леопардом в ближайшее полнолуние? А вот это черное и грациозное, эта мускулистая тень — это и было у меня внутри?

Я выбросила вопрос из головы: есть более срочные проблемы. Раненые, например. Надо сосредоточиться на текущих вопросах и попытаться отодвинуть все прочие мысли.

Я приложила пальцы к шее Клодии, пытаясь нащупать пульс. Она повела плечом, закрываясь.

— Все нормально, — сказала она. — Все нормально.

Это было настолько неправдой, что я даже не стала спорить. Пока я сама не проверю весь дом, я не поверю, что все чисто, но мой промышленных размеров пакет первой помощи был в кладовой, и я точно знала, что там никого нет.

— Черри, выползай из-под стола на эту сторону и принеси аптечку.

Я встала и пошла вдоль ящиков, чтобы видеть и гостиную и раздвижную дверь одновременно, не говоря уже об эркере над столом.

Черри глянула на Зейна, потом выползла между ножек стульев. И шла пригнувшись, пока не добралась до кладовой. Она заставила Калеба подвинуться, слегка постучав по нему ногой. Он наконец-то развернулся из своей внутриутробной позы и отполз на фут, пропуская Черри.

Сначала она подошла к Игорю. Она тоже была леопардом, и слух у нее был не хуже, чем у Натэниела, но она проделала все нужные движения и лишь потом обернулась к Клодии. Та попыталась оттолкнуть ее рукой с пистолетом.

— Клодия, дай Черри тебе помочь, — сказала я.

— К чертям!

Черри посчитала этот ответ утвердительным и стала осматривать плечо. Клодия больше не отбивалась, и я обрадовалась. Шок может заставить человека поступать очень странно. А я бы не хотела бороться с крысолюдкой, даже раненой. Конечно, здесь был Мика, и он бы, наверное, мог совладать с Клодией, по крайней мере с раненой.

Я все еще присматривала за дверями, но время шло, ничего не происходило, только ветер шумел в деревьях, только летние кузнечики стрекотали в траве, и звуки доносились через выбитые двери. Я начала дюйм за дюймом расслабляться. Напряжение в плечах, которое у меня всегда бывает в бою и которого я никогда не замечаю до того, как схлынет адреналин, отпустило, я поняла, что мне ничего не грозит — пока что.