У него выкатились глаза, и я поняла, что он видел мои воспоминания, они стали для нас общими, как раньше стали общими его воспоминания. Блин.

Его голос прозвучал с дрожью, которой я у него никогда не слышала:

— Ma petite,ты без нас вела очень бурную жизнь.

— Ты видел то, что видела я, и ты знаешь теперь, каково мне смотреть, что ты сделал с Гретхен.

Он прижал мне руки сильнее, чуть-чуть вдавил пальцы.

— Я знаю твои чувства, ma petite.Но я не приму такое обвинение спокойно. Я — Мастер Города, жизнь моих вампиров во мне. Если только Вампир сам не Мастер, то его жизненные силы исходят от родоначальника или создателя, пока он не свяжет себя обетом крови с Мастером Города. И тогда этот Мастер заставляет биться его сердце. Если у меня кончатся силы, то некоторые из них просто ночью не проснутся или станут вурдалаками, животными, подлежащими уничтожению, каким стал Дамиан.

Я задергалась под ним:

— Я не...

— Ш-ш, ma petite.Не выноси приговор, не выслушав дела — в этот раз. Может быть, ты могла бы спасти Дамиана, но ему больше тысячи лет. Пусть он даже не Мастер, но это долгий срок, и у него было время накопить силу, чтобы выжить. Но такие вампиры, как Вилли и Ханна, не Мастера и не такие старые, они вылиняют или сойдут с ума, и их не спасет никто.

Он встряхнул меня, впился мне в руки и приподнял локти, так что я могла бы достать оружие, если бы хотела, но я только смотрела и слушала.

— Этого ты хочешь, Анита? Кого из них ты бы принесла в жертву, чтобы спасти Гретхен?

Гретхен, которую ты ненавидишь? Я брал у нее силу, потому что ты мне в ней отказала.

— Не перекладывай вину на меня, — сказала я.

Он внезапно изменил позу — сел верхом на мои ноги, приподнял меня в сидячее положение, впиваясь пальцами в бицепсы до синяков.

— Система «Мастер и его слуга» действует много тысяч лет, но ты против нее борешься и постоянно вынуждаешь меня делать то, что я делать не хочу.

Он подтащил меня поближе к своему лицу, вплотную к этим горящим синим глазам. На этот раз он встряхнул меня сильнее, чуть не напугав.

— Если бы я мог питать ardeurтак, как это полагается делать, во всем этом не было бы необходимости. Если бы я мог питаться с помощью своего слуги, во всем этом не было бы необходимости. Если бы я мог питаться с помощью своего подвластного зверя, во всем этом не было бы необходимости. Но вы с Ричардом связали меня по рукам и ногам своими высокоморальными правилами и вынудили поступать так, как я мог бы поклясться, что никогда не поступлю. Я сам лежал в ящике и был пропитанием для своего Мастера, и худшего мне никогда не приходилось переживать. А теперь, поскольку ты и он такие моральные, такие чистые, вы меня заставляете быть прагматичнее, чем мне хотелось бы.

Он отпустил меня так неожиданно, что я упала на пол, стукнувшись локтем. Он встал надо мной, сердитый так, как я никогда не видела, а во мне ответной злости не было.

— Я не знала, — ответила я наконец.

— Это становится жалким оправданием, ma petite. —Он подошел к гробу и заглянул внутрь. — Я однажды дал ей свою защиту, а вот это — не защита. — Он повернулся и поглядел на меня сердито. — Я делаю то, что должен, ma petite,но удовольствия я от этого не получаю и устал от необходимости это делать. Если бы ты сделала хоть шаг мне навстречу, многих страданий можно было бы избежать.

Я села, подавив желание потереть локоть.

— Ты хочешь услышать, что мне жаль? Да, мне жаль. Ты хочешь получить разрешение питаться от меня? В этом дело?

— Питать ardeur —да. Но если откровенно, то, когда у тебя подходящее настроение, даже открытие соединенных меток дает мне очень много.

Он протянул руку Джейсону, и единственный раз из немногих я увидела, что Джейсон не сразу решился ее принять. Жан-Клод даже не смотрел на него, будто повиновение — природный факт, вроде гравитации.

— Если бы она была сильнее, то кормление было бы куда опаснее, но она очень слаба, и потому будет не так плохо.

Но, произнося эти успокоительные слова, он даже не посмотрел на Джейсона, когда подносил запястье юноши к тому, что лежало в гробу.

Я встала, наблюдая за лицом Джейсона. Он побледнел, глаза широко раскрылись, дышал он слишком коротко и слишком быстро. Обычно он без напряжения кормил вампиров, но я поняла. То, что лежало в гробу, напоминало кошмар. Обычно, если видишь вампира, будто составленного из сухих палок, то он полностью и взаправду мертв.

Джейсон вытянул руку — наверное, чтобы встать подальше. Жан-Клод повернулся к нему, но без гнева. Одной рукой придержав Джейсона за локоть, он второй ласково коснулся его лица.

— Не хотел бы ты, чтобы я подчинил себе твой разум до того, как она ударит?

Джейсон, не говоря ни слова, кивнул.

Жан-Клод накрыл ладонью лицо Джейсона. Они посмотрели друг другу в глаза долгим взглядом, как влюбленные, но только я почувствовала, как Джейсон отходит. Его разум отключился, воля испарилась. Лицо обмякло, губы раскрылись, веки затрепетали. Жан-Клод держал ладонь на его лице, а запястье подводил к гробу.

Тело Джейсона напряглось — я поняла, что Гретхен всадила зубы. Но глаза его остались закрытыми, лицо довольным. Я заметила, что сама стою возле гроба, хотя не собиралась подходить. У меня на глазах высохшие руки поднялись, вцепились в запястье Джейсона, прижимая ко рту. Жан-Клод убрал руку. Кровь текла по иссохшей темной коже, пропитывая атлас подушки, и безгубый рот ел.

Вдруг стало слишком тепло, почти жарко. Я отвернулась и увидела, что на меня смотрит Мика. Выражение его лица я не могла понять и не знаю, хотела ли. Я отвернулась, чтобы не видеть того, что было в этих глазах. Я никому не хотела сейчас смотреть в глаза. Так долго и так упорно я боролась, чтобы не быть тем, чем я стала. Не быть слугой Жан-Клода, не быть лупой Ричарда, никем не быть ни для кого. И получается, что всем пришлось за это платить. А я не люблю, когда за мои проблемы расплачиваются другие. Это против правил.

Голос Жан-Клода привлек мое внимание снова к гробу.

— Пей, Гретхен, испей моей крови. Однажды я дал тебе жизнь, да будет так снова.

Джейсон сидел, свалившись возле гроба, с блаженным лицом, обнимая себя за плечи. Высохшая мумия сидела, поддерживаемая за плечи рукой Жан-Клода. Она выглядела... лучше, но все еще не живой, не совсем настоящей. Он протянул бледное запястье к безгубому рту, еще окрашенному кровью Джейсона, и рот впился. Я услышала, как Жан-Клод вздохнул, но это был единственный признак возможной боли.

— Кровь для крови, плоть для плоти, — произнес Жан-Клод, и с каждым словом, с каждым глотком крови росла сила, заставляя свернуться ком под ложечкой, затрудняя дыхание. Тело Гретхен начало расправляться и наполняться. Клочки волос стали гуще, начали распространяться по коже. Высохшие комья в орбитах глаз расправились и чуть поголубели. Когда Жан-Клод убрал руку от ее рта, показались полные губы. У нее были синие глаза и густые желтые волосы. Она была тощей, под почти прозрачной кожей угадывались кости. В глазах горел огонь и не было ничего человеческого. Руки оставались такими же неестественно тонкими, все тело — сухим, но она была очень похожей на ту вампиршу, что пыталась убить меня три года назад.

Он взял ее на руки; тело ее болталось в одеждах, свисавших с остова.

— Дыхание для дыхания, — произнес он и наклонился к ней. Они поцеловались, и я ощутила пролетевшую между ними силу. Я знала, что поцелуй мог бы снова высосать из нее жизнь, но этого не случилось. Когда он оторвался от нее, лицо у нее было полным и круглым, похожим на человеческое. Как будто Прекрасный Принц разбудил Спящую красавицу, да только вот когда глаза красавицы увидели меня, в них пламенела ненависть.

Я вздохнула. Некоторых ничему не научишь. Встретив полный ненависти взгляд, я сказала:

— Гретхен, я тебе обещаю две вещи. Первое: ты никогда снова не окажешься в этом ящике. Вторая: если ты снова попытаешься нанести вред мне или моим людям, я тебя убью. И это будет стыд и срам, потому что это я убедила Жан-Клода тебя выпустить.