— А может быть, еще, что ты просто очень давно хотела Натэниела. Тогда это просто радость наконец-то удовлетворенного желания.
Я оттолкнулась от него:
— Знаешь, что-то не очень у тебя выходит утешительно.
— Ты сказала: без словесных игр. Разве ложь — не то же самое?
— У меня не было секса с Натэниелом, — мрачно сказала я.
— Перестань, ma petite.У тебя с ним не было сношения, но сказать, что не было секса, — это уже натяжка. Ты так не считаешь?
Я глянула сердито и хотела огрызнуться, но сердце у меня забилось быстрее от чего-то больше похожего на страх, чем на злость.
— Ты хочешь сказать, что вот то, что мы сейчас делали, называется сексом?
— Разве ты считаешь, что нет?
Я отвернулась от него, обхватив себя руками за плечи. Потом все-таки повернулась к нему обратно. Я хотела прислониться к стене, но кафель был холодный, а я все еще голая. Мне надо было одеться, но одежда была в другой комнате, а я еще не была готова снова увидеть этих мужчин.
— То есть ты говоришь, что мы все только что занимались сексом — все вместе?
Он глубоко вздохнул:
— Какого ответа ты хочешь, ma petite?
—Правда меня вполне устроит.
— Нет, ты не хочешь правды. Я думал, что хочешь, иначе я бы лучше думал, что говорить. — У него был усталый вид. — Я рад, что ты такая, как ты есть, но иногда мне хотелось бы, чтобы ты чему-то могла просто порадоваться, не мечась по комнате от собственного чувства вины и угрызений совести. То, что мы сегодня сделали, — великолепно. Это то, что хранят и чем делятся, а не чего стыдятся.
— Мне было проще до того, как ты сказал, что это считается сексом.
— То, что я тебе должен был это сказать, означает, что ты все еще лжешь себе больше, чем когда-либо пытался лгать тебе я.
— И что это значит?
Он поднял руку:
— Больше я на эту тему ничего не скажу. Ты не хочешь правды, а лгать ты мне запретила. Других вариантов нет.
Я снова обхватила себя руками и мрачно уставилась в пол. У меня в голове не укладывались его слова о том, что мы сегодня сделали. Надо было быстренько сменить тему.
— Джейсон действовал как реальная замена Ричарда.
— Oui. —Он позволил мне сменить тему, не сказав ни слова и не моргнув глазом.
— Я не знала, что он на это способен.
— Я тоже не знал. — Двумя скользящими шагами он оказался рядом со мной. — Если ты хочешь спокойствия больше чем правды, ma petite, ямогу тебе это дать. — Он взял меня за подбородок и приподнял мое лицо, чтобы заглянуть в глаза. — Но ты мне говори, когда ты не хочешь правды, ma petite.Обычно ее ты требуешь более всего.
Я смотрела в его глаза, в это невозможно красивое лицо, и понимала, что он предлагает — душевный покой вместо честности. Утешительную ложь, раз я не хочу слышать правду.
— Я не хочу, чтобы ты мне лгал, но сегодня я, пожалуй, исчерпала свой лимит на горькую правду. Мне надо передохнуть.
— Тебе нужна минута покоя, чтобы все осмыслить. Я это понимаю. Я даже могу тебе предоставить несколько часов, но сегодня вечером у тебя встреча с Ричардом в лупанарии, и я боюсь, там тебя снова ждет горькая правда.
Я прильнула к нему лицом, потерлась о гладкость кожи между двумя расходящимися лацканами.
— Напоминание о Ричарде не улучшает мне настроения.
— Приношу свои извинения. — Он поглаживал меня по спине, вверх-вниз. Меховая оторочка рукавов проходилась от ягодиц до плеч. Это движение одновременно и успокаивало, и нет. Подняв глаза на Жан-Клода, я не знала, заплакать мне хочется или заорать.
— Я думала, что накормила этот ardeur.
Руки его застыли.
— Накормила, и хорошо накормила, но он никогда не уходит глубоко. Как насытившийся едок все еще любуется красиво сервированным десертом.
Очень мне эта аналогия не понравилась, но лучшую придумать трудно. Я прижалась телом к его халату и слушала успокаивающее биение его сердца.
Не отрывая лица от его груди, прямо в щекочущие губы меховые лацканы я сказала:
— Почему ты меня не предупредил, что она на это способна?
— Будь ты вампиром моей линии, я бы предупредил тебя, но ты не вампир, ты человек, и с тобой это не должно было получиться так.
Я отодвинулась поглядеть ему в лицо.
— И она может так входить в любого из своих... детей?
— Нет, эта способность держится только несколько ночей. Как только новый вампир наберет достаточно силы, чтобы контролировать свой голод, она уже не может войти, будто захлопывается открытая дверь.
— Она вызвала моего зверя, или зверей, или какую угодно чертовщину, которая во мне поселилась. И она знала, как это делать.
— Ее подвластные звери — все большие кошки.
— Значит, леопарды.
Он кивнул:
— В числе прочего.
— Я думала, только Мастер Зверей может призывать более одного животного.
— У него эта сила была почти с самого начала, но многие из старейших вырабатывают у себя различные способности. Она начала, как я понимаю, с возможности призывать только леопардов, а потом одну за другой и всех больших кошек.
— Если я на самом деле леопард-оборотень, она сможет мною управлять, если мы встретимся?
— Ты ее отбросила, ma petite.Так что сама можешь ответить на свой вопрос.
— То есть раз я ей смогла однажды дать пенделя, то смогу и второй раз?
— Oui,нечто вроде этого.
Я отодвинулась от него, опуская руки вдоль тяжелых рукавов, пока наши пальцы не встретились.
— Поверь мне, Жан-Клод, одна победа не гарантирует выигрыш войны.
— Это была немалая победа, ma petite.За ее две тысячи лет жизни никто из ее линии никогда не побеждал ее так, как сделала ты.
Он чуть согнулся в поясе, чтобы поцеловать мне руки, обнажив длинный треугольник груди и живота. Глаза мои скользнули в тень, скрывающую остальное. Впервые я не хотела расстегивать его халат. Отчасти потому, что я была хорошо... удовлетворена, а отчасти — в основном — потому что я только что занималась сексом с четырьмя мужчинами, и неловкость от этого была чуть слишком велика, чтобы какое-то время даже думать о сексе.
— Я знала, что вампиры умеют сделать укус приятным, но понятия не имела, что настолько.
— Это один из талантов Ашера — сделать укус оргазмическим.
Я поглядела на него.
— Oui, ma petite, ямогу сделать свой укус приятным, но не настолько.
— Однажды Ашер меня кусал, и оргазма не было.
— Он прекратил, как только понял, что подчинил себе твой разум, не собираясь этого делать. Он... повел себя прилично.
Я приподняла брови. Если сегодня было все по-настоящему, это было более чем приличное поведение.
— Ты тоже от этого питался, и Белль Морт тоже.
— Это ведь был пир? — Что-то в его интонации заставило меня покраснеть. — Я не хочу тебя смутить, ma petite,но это было восхитительно. Я уже двести лет не разделял дара Ашера. Почти заставил себя забыть, как это.
— Так что вы не можете этого делать без Белль Морт.
— Один из ее талантов — быть мостом, соединением между ее детьми. Это позволяет совместно пользоваться талантами.
— Я ее отбросила, Жан-Клод, и этого не случится снова.
— И мы оба восхищены. Мне кажется, ты не понимаешь, чем мы все рисковали, ma petite.Если бы ты не смогла ее отбросить, она многое могла бы с нами сделать, даже на расстоянии. Мы — единственные из ее линии, кто добровольно ее покинул. Бывало, что некоторых изгоняли, но чтобы кто-то сам ушел, — никогда; а она не из тех женщин, что легко воспринимают отказ. Это была сильная недооценка.
— Она видела Ашера моими глазами. Я ощутила ее сожаление, что она отпустила его, что не увидела его таким, каким вижу его я.
Он повернул ко мне голову:
— Если так, то, значит, даже очень старую собаку можно выучить новым штукам.
Я сглотнула слюну и вдруг очень четко ощутила вкус крови и много чего еще во рту. Надо помыться.
Подойдя к умывальнику, я посмотрела в зеркало на стоящего сзади Жан-Клода. Я знала, что я голая, но заметила я это, лишь взглянув в зеркало. Почти всю кровь со рта я стерла туалетной бумагой, но она еще прилипла к груди и к шее.