— Не совсем так. Это нечто большее... — Он наморщил лоб. — Это как ковен, члены которого некоторое время совместно колдуют. Они становятся частями некоего целого, когда дело касается колдовства или целительства. Целого, которое больше суммы частей.

— Хорошо, но какое это имеет отношение к тому, что мне было с тобой уютно, когда были одни только леопарды?

— Если у тебя особое чувство, когда вокруг тебя леопарды, значит, мы образуем групповой разум. Обычно для выработки такой связи нужны месяцы. Может быть, это всего лишь связь между тобой и твоими леопардами. Приближающаяся перемена могла ее активизировать.

— Но ты считаешь, что дело не только в этом? Так?

Он кивнул:

— Я думаю, что ты образуешь групповой разум с моим пардом, что фактически решение об объединении пардов уже принято.

— Я еще ничего не решила.

— Правда? — спросил он. Такой он был рассудительный, сидя со сцепленными перед собой руками, чуть ко мне подавшись. Такой серьезный.

— Послушай, секс — это было чудесно. Но я еще не готова выбирать свадебный сервиз, это понятно?

Под ложечкой у меня сосало чувство, близкое к паническому страху.

— Иногда за тебя выбирает твой зверь, — сказал Рафаэль.

Я посмотрела на него:

— То есть?

— Если ты уже вошла в групповой разум его парда, значит, твой зверь принял за тебя решение, Анита. Это интимнее любовной связи, потому что ты берешь на себя обязательства не только перед ним.

Я вытаращила глаза:

— Ты говоришь, что я буду ощущать ответственность за безопасность и благополучие всех его леопардов, как и своих?

— Вероятно, — кивнул Рафаэль.

Я оглянулась на Мику:

— А ты? Ты ощущаешь ответственность за моих леопардов?

Он вздохнул, и это был тяжелый вздох, а совсем не счастливый.

— Я не ожидал такого быстрого образования связи. Никогда не видел, чтобы это случалось так сразу.

— И?

Он пошевелил губами, почти улыбаясь.

— И если мы действительно образовали групповой разум, то да, я буду ощущать ответственность за твоих леопардов.

— Что-то у тебя не очень довольный вид.

— Не хочу никого обидеть, но твои леопарды — полное безобразие.

— Твои куда как здоровее, — огрызнулась я. — У Джины такой вид, будто ее слишком часто пинали.

Глаза Мики стали жестче, он всмотрелся мне в лицо:

— Тебе никто не мог сказать. Они бы не посмели.

— Никто и не настучал, Мика, но я это увидела, учуяла. Кто-то ее чуть не сломал совсем, и это было недавно или еще не кончилось. Неудачный бойфренд?

Лицо его закрылось. Ему не понравилось, что я вычислила ситуацию.

— Нечто в этом роде.

Но у него забился сильнее пульс, и я поняла, что он от меня что-то скрывает, что-то, чего боится.

— Чего ты мне не хочешь говорить, Мика?

Он глянул через мое плечо на Рафаэля:

— А дальше она с еще большей легкостью будет читать моих котов.

— Как и ты ее котов.

— Ее ребят и сейчас не трудно прочесть, — ответил он.

Я стала рассматривать его лицо. Он контролировал свое тело, держал его расслабленным, но я ощущала частоту его пульса — и страх, причем не маленький. Мысль, что я смогу читать его зверей, ужасала его почти до крайности.

Я положила ладонь на его сцепленные руки, и он обратил ко мне свои серьезные, настороженные глаза.

— Джине не понравится, что ты это знаешь.

— Ты, как ее Нимир-Радж, обязан ведь ее защищать от подобных мудаков?

— Я сделал все, что мог, — ответил он, но так, будто оправдывался.

— Набей морду этому типу и запрети ей с ним встречаться. Вопрос простой, нечего его усложнять. Или она его любит?

Он покачал головой, не поднимая глаз, так крепко сцепив пальцы, что кожа побелела. Голос его звучал нормально и ровно, но все же слышалось страшное напряжение.

— Нет, она его не любит.

— Так в чем же сложность?

— Сложность такая, что ты себе даже представить не можешь. — Он вскинул глаза, и в них теперь читался гнев.

Я протянула к нему руку — и опустила.

— Если мы действительно образуем один пард, если я действительно ее Нимир-Ра, то моих зверей никто не тронет.

— Волки забрали у тебя Грегори, — напомнил он.

Руки его чуть подрагивали от злости, пылавшей в его глазах.

— И мы едем его забрать.

— Я знаю, что ты вела трудную жизнь. Я слыхал кое-какие рассказы о тебе. Но говоришь ты как очень молодая и наивная. Иногда, как ни пытайся, всех не удается спасти.

Настала моя очередь опустить глаза.

— Я теряла своих. Я подводила своих, и их пытали, их убивали. — Я подняла взгляд. — Но те, кто пытали или убивали их, — они тоже мертвы. Может быть, я не могу спасти всех, но я чертовски тщательно умею мстить.

— Но вред все равно случается. Мертвые не встанут снова — зомби всего лишь трупы, Анита. Это не те, кого ты потеряла.

— Вот это я знаю лучше тебя, Мика.

Он кивнул. Страшное напряжение несколько спало, но в глазах его стояла старая боль еще не зажившей раны.

— Я сделал для Джины и остальных все, что мог, но этого все равно мало. И всегда всего будет мало.

Я тронула его за руки, и на этот раз он не убрал их.

— Может быть, вместе мы сможем сделать достаточно.

Он посмотрел на меня внимательно:

— Ты действительно собираешься сделать то, что говоришь?

— Анита редко говорит то, чего не собирается делать, — сказал Рафаэль. — Но я бы на ее месте сперва спросил, в чем проблемы, а потом бы уже обещал их решить.

Я не сдержала улыбки:

— Я как раз собиралась спросить: во что это такое страшное попала Джина?

Он крепко сжал мои ладони. Посмотрел мне в глаза. Не с любовью, даже не с вожделением, но очень серьезно.

— Давай сначала выручим твоего леопарда, потом ты меня спросишь, и я тебе все расскажу.

Машина притормозила и свернула, заскрипел гравий под шинами. Поворот к ферме на опушке леса, окружающего лупанарий.

— Расскажи часть сейчас, Мика. Мне это нужно.

Он вздохнул, поглядел на свои сцепленные руки, потом медленно поднял глаза на меня.

— Как-то мы попали под власть одного очень плохого типа. Он все еще хочет нами владеть, и я ищу достаточно прочное убежище.

— Так почему ты боялся мне сказать?

Он чуть шире раскрыл глаза:

— Почти любой пард предпочтет держаться подальше от такой беды.

— "Беда" — это мое второе имя. Между «Анита» и «Блейк». — Он недоуменно приподнял брови. Наверное, не видал никогда такой реакции. — Я не собираюсь отпихиваться от вас из-за какого-то ополоумевшего альфы. Вы мне дайте знать, откуда исходит опасность, и я с ней разберусь.

— Хотел бы я иметь твою уверенность.

Такая тяжелая скорбь была в его взгляде, такая горькая потеря. Я даже поежилась, и он выпустил мои руки, отодвинулся как раз перед тем, как Мерль открыл дверцу и предложил ему руку. Руки он не принял, но выскользнул в темноту.

Риис последовал за ним, глянув на Рафаэля, будто царь крыс попросил его выйти и дать нам поговорить. Я обернулась к Рафаэлю.

— Ты хочешь что-то сказать?

— Будь поосторожнее с ним, Анита. Никто из нас не знает ни его, ни его зверей.

— Забавно. У меня была та же мысль.

— Несмотря на то, что он может заставить твоего зверя клубиться в тебе?

Я посмотрела в темные, черные глаза:

— Быть может, как раз поэтому.

Рафаэль улыбнулся:

— Мне бы уже следовало знать, что ты не из тех, кто позволяет пристрастиям затмевать себе зрение.

— О нет, оно вполне затмевается, но ненадолго.

— Ты с тоской об этом говоришь.

— Да. Иногда я думаю, как оно было бы на самом деле — просто влюбиться, не взвешивая перед тем риск.

— Если это получается, то лучше ничего нет на свете. Если нет, это как если у тебя вырвут сердце и раскромсают на куски у тебя на глазах. Остается огромная пустота, которая никогда не зарастет.

Я посмотрела, не зная, что сказать, но все-таки заметила:

— Ты говоришь, будто по опыту.