Светило солнце, лёгкий ветерок гулял по степи, щебетали птички, задорно свистели грызуны, столбиками застыв у своих норок. Всё живое радовалось погожему деньку.

Не радовался лишь офицер Лойм.

Окажись в местном пантеоне божество по имени Недовольство, он стал бы его верховным жрецом. В любое время дня и ночи гвардеец выглядел кислее самого зелёного лимона. Его вечно унылая рожа и аналогичный характер столь мощно доминировали над всеми прочими чертами личности, что ничего больше о главном нашем вояке я не могу сказать даже на одиннадцатый день не самого простого путешествия.

Сейчас физиономия «меченого» гвардейца смотрелась раза в два неприятнее обычного. Что ничуть неудивительно, ведь ему пришлось обратиться ко мне лично, а это Лойму нравилось не больше, чем собаке палка.

Впрочем, ему никогда ничего не нравилось.

— Господин… седьмой десница, за нами увязались какие-то бродяги, — сквозь зубы выдавил офицер, указывая на то, что я и без него давно заметил.

Вот же сноб кисломордый. Ни разу не забыл напомнить, что я именно седьмой. Это вовсе не обязательно и к тому же в сложившейся ситуации опасно близко к насмешке.

Тем более с учётом многозначительной паузы.

В здешней местности при наличии нормального зрения надо сильно постараться, чтобы не заметить отряд всадников, который, не особо скрываясь, следует в километре. Даже не знаю, как правильнее выразиться: то ли слабо всхолмлённая полупустыня, то ли сильно засушливая не слишком ровная степь. Развалы камней с редкими выходами изъеденных ветрами карликовых скал, солончаки, глинистые или песчаные проплешины, редкие безводные русла, едва-едва вгрызшиеся в пропечённую южным солнцем твердь. Тут и пешему одиночке найти укрытие от взглядов непросто. Разве что, скрючившись, скрываться в низинах и не высовываться из них ни на миг.

Эти не высовываться не могли, потому что на месте не стояли. Двигались вместе с нами параллельным курсом. Наблюдатели нам и раньше на глаза попадались, но не в таком количестве, и так близко они показываться не отваживались.

И вот ещё что интересно: никогда прежде офицер на чужое присутствие не реагировал.

Я счёл, что стоит об этом напомнить, и заодно слегка отомстить за акцент на «седьмом».

— МЛАДШИЙ офицер Лойм, неужели вас начали напрягать здешние бродяги?

Гвардеец стал совсем плох рожей, открыл было рот, но ответить не успел, его опередил Дорс.

Голосом не таким кислым, но тоже недовольным, заносчивый здоровяк заявил:

— Я вижу на некоторых синие и коричневые цвета. Вроде это мудавийцы, у них тряпки вместо флагов такие же.

— Да, это их пограничная стража, — неохотно подтвердил Лойм и с сомнением добавил: — Или воры, укравшие вещи у местных дармоедов.

— И что же именно вас обеспокоило? — уточнил я. — Опасаетесь воров?

— Здешних воров стоит опасаться? Вы должно быть шутите. Нет, конечно, их можно только презирать. Но вообще-то меня много чего беспокоит, — в своей манере ответил офицер. — И хочу сказать, что мудавийцы беспокоят особенно. Эти бездельники таращатся на нас уже почти полчаса, но приближаться не торопятся. Уверен, они просчитывают, стоит ли нападать, или это слишком рискованно.

— Но зачем же им на нас нападать? — послышался из-за спины удивлённый возглас Паксуса. — Это ведь солдаты Мудавии, а не какие-то бандиты.

Лойм изобразил бледное подобие кислой улыбки и донельзя нагло, уже с откровенно оскорбительной фамильярностью, прокомментировал:

— Сынок, здесь, считай, самый конец пустошей. Можно сказать, это почти Мудавия. А Мудавия это Мудавия. Бардак. Сплошной бардак. Во всём и всегда. Порядка в Мудавии нет, и никогда не будет. Если этим бездельникам выгодно, они из пограничной стражи запросто превращаются в бандитов. Да, собственно, если говорить начистоту, им и превращаться не требуется.

— Вы это серьёзно? — уточнил я. — Они действительно могут напасть, как простые бандиты?

— Да откуда мне знать, что у таких болванов в головах… Господин… седьмой десница, вы пока неопытны, но это проходит. Так что очень скоро сами поймёте, что здесь всякое случается. Это же Мудавия, смешная страна, сплошь населённая дураками. Поставьте себя на место этих глупцов и взгляните на нас со стороны. В их глазах мы не выглядим сильными. Нас слишком мало, и при нас нет обычной равийской стражи. Вот стража для них это да, стражу они бояться приучены.

— А гвардию разве не надо бояться? — удивился я.

Пограничная стража в сравнении с гвардией — котята на фоне львов. Так что удивился я по делу.

— Господин седьмой десница, говорю же, они все поголовно болваны. Вряд ли до этого гвардейцев видели или хотя бы слышали про нас. Сами знать должны, наши цвета в самой империи путаницу даже у грамотных людей часто вызывают, а для этих убогих и вовсе тёмный лес. Наверное, думают, что к ним забрела группа богатеев, которых сопровождают наёмные стражники, или слуги. Что-то вроде охраны караванов. Караваны тут в межсезонье сопровождают по сотне охранников, а то и больше. А у нас и трёх десятков не наберётся, если и ваших и моих поголовно пересчитать. Их сорок два, получается, не намного больше. Страшновато нападать при таких раскладах. Но и подъезжать с вопросами, как честные пограничники, не торопятся. А это наводит на некоторые мысли… Ну вот, — снова усмехнулся офицер. — Чего и следовало ожидать.

Вдали из-за пологого холма показался новый отряд. Раза в два меньше по численности, но те же цвета просматривались.

— Их много! — заволновался пятый перст десницы — Арсай. — Предлагаю напасть первыми! За императора!

— Дружков ждали, — не обращая внимание на выкрики Арсая, прокомментировал Лойм. — Вот теперь не сомневайтесь, теперь точно нападут. Их ведь в два раза больше стало, а с гвардией дел никогда не имели. Ну да сейчас я это исправлю. На всю жизнь запомнят. Те, кто уйти сумеют. Вы тут подождите, мы с ними быстро управимся.

— Господин Лойм, — перебил я. — Насчёт тех, кто сумеют уйти. Таковых быть не должно.

— Что вы имеется ввиду, господин седьмой десница?

— То, что если придётся драться, все они должны остаться здесь. Все до единого. Я не хочу оправдываться перед властями Мудавии за разгром отряда их пограничной стражи. Это, как бы, не самое лучшее начало сотрудничества. Так что без свидетелей.

— Великий ПОРЯДОК! О чём вы, господин⁈ Да тут всем на всё плевать. Вы же имперец, да ещё и десница… какой-никакой. Можете каждому болвану на голову с высоты нагадить, они в ответ только улыбаться станут. У меня всего лишь пара десятков ребят, а против нас трусливое шакальё. Как только поймут, что не с теми связались, как тараканы в разные стороны прыснут. Это их земля, знают каждый камень, за всеми нам не угнаться. Да и опасно здесь скачки устраивать, без ног коней оставим.

— Значит, никто здесь ждать не будет, — подытожил я. — В смысле, берите всех, кого можно. Чем больше участников с нашей стороны, тем труднее им будет сбежать. Глас, тебя это, разумеется, не касается.

— Одобряю, — оживился Дорс. — Наконец-то хоть немного разомнёмся. А это что? Они передумали, или как?

От мудавийцев отделился одинокий всадник, торопливо направившийся прямиком к нам.

— Поговорить решили, — сказал Лойм. — Дураки они такие… очень любят языками чесать. Сам разберусь, если позволите.

Я молча кивнул, и офицер направился навстречу всаднику.

Встретив того в сотне шагов, Лойм встал неудачно, перекрыв лицо мудавийца. Прочитать по губам, что говорит пограничник, не получалось, а на таком расстоянии да под завывания несмолкаемого ветра похожей на пустыню степи ни слова не получалось различить при всех неординарных параметрах. Только и смог понять, что по самолично мною разработанной «цветовой классификации личностной опасности» этот человек ни малейшей опасности не представляет. Даже не бледно-зелёный, а чисто-белый. Я таких дюжину до состояния блинов растопчу секунд за двадцать пять.