Как всплыло выражение «габсбургская челюсть» при первом взгляде на Ицхима девятого.

Одна известнейшая европейская династия помимо всего прочего прославилась многовековой практикой кровосмешения. Дяди женились на племянницах, кузены на кузинах, их дети, в свою очередь поступали аналогично. И такой междусобойчик у них продолжался из поколения в поколение. Свежая кровь в тесный кружок поступала в незначительных количествах, старая, многократно пересекаясь, доминировала всё больше и больше. В итоге начало доходить до того, что иногда даже при не самых близкородственных браках её процент оказывался такой же, как при инцесте между родными братьями и сёстрами. В наше время деградация Габсбургов зримо прослеживается по портретам монархов и их родни. Как ни пытались льстить придворные живописцы, картины говорят о многом.

Прикажи Ицхим нарисовать его портрет, художнику неминуемо придётся прогуляться в тот самый коридор, что не пользуется популярностью. Тут как ли льсти, на симпатичный результат рассчитывать не приходится. Первому другу народа легче новое лицо пересадить, чем запечатлеть его так, чтобы не огорчить, но при этом добиться хотя бы мизерного сходства.

Короткий разговор показал, что природа, создавая голову Ицхима, практически все силы истратила на нижнюю челюсть. Верхняя осталась недоразвитой, а на мозги и вовсе материала не хватило. Друга народа интересовали лишь деньги от империи, причём он вряд ли толком осознавал, для чего они, собственно, ему нужны. Новость о том, что часть корпуса отправляется в Раву, дабы после переформирования вернуться усиленной, оставила его равнодушным. Советники, правда, помрачнели, но сомневаюсь, что они сходу просчитали все последствия. По ним заметно, что все они родственники первого лица Мудавии.

С аналогичными генетическими пороками.

Один из них тут же ухитрился на ухо нашептать кляузу против двух других, обвиняя коллег в нецелевой растрате выделяемых империей средств. Те, в ответ, поступили абсолютно также. При этом в глаза все трое не переставали друг друга нахваливать, уверяя, что исключительно на их могучих плечах держатся государственные устои.

Помимо «приятных» бесед с Ицхимом и змеиным кублом его ближайшего круга, в первой половине приёма мне представляли самых благородных людей Мудавии. Выглядело это презабавно, потому что на словах это государство давно и последовательно декларировало полный отказ как от системы благородной аристократии, так и от всякого намёка на клановость любого рода. То есть, демократия в чистом виде. По факту, эти нувориши, получившие власть, пытались подменить традиционную аристократию своими персонами. И если с одеждой некоторые угадывали, демонстрируя вкус, то манеры, мягко говоря, очень сильно не дотягивали.

Чего стоит хотя бы та барышня, которую её отец чуть ли не в открытую попытался подложить в мою постель. Очень уж хотел урвать себе чего-нибудь лишнего при моём посредничестве. Непосредственная девушка с лошадиным лицом и манерами потасканной жизнью доярки из захудалой деревни около минуты глупо хихикала, бездарно изображая благородную манерность, после чего всё же не сдержала душевный порыв и шумно высморкалась в рукав. Окружающие на этот моветон никак не отреагировали, потому как подобное здесь в порядке вещей.

На протяжении двух часов меня засыпали доносами и просьбами, предлагали какие-то мутные совместные дела, подлизывались таким образом, что слюна меж ягодиц стекала, подсовывали дочерей, сестёр, внучек, племянниц, жён (а в особо безнадёжных случаях и матерей). И если не каждый первый, то каждый второй так или иначе подводил меня к тому, что ему вот прямо сейчас очень срочно нужно перебраться в Раву. Причём не абы куда, а в столицу, или, как минимум, поблизости от неё. Обосновавшись там, он станет моим самым преданным человеком, если я, разумеется, окажу содействие в переезде и обустройстве. Самые обнаглевшие при этом намекали на то, что не против породниться с каким-нибудь аристократическим семейством. В том числе с моим. Разницы между древней и современной родовитостью они не видели, как и не видели прочих нюансов столь недопустимых мезальянсов. То есть отсюда изгнали не только аристократию, а и большую часть познаний с ней связанных. Осталось лишь всеобщее понимание, что примазаться к благородным — это счастливый билет на авиалайнер, что вмиг доставит тебя под самый космос. Если уж припекло бежать в империю, надо сходу покорять вершину.

Вот и покоряли: грубо, коряво и глупо.

Учитывая то, что на приём не всех подряд с улицы запускали, звоночек характерный. Получается, верхушка Мудавии в свою страну вообще не верит. Большинство готово сорваться в почти полную неизвестность, без сожаления расставшись со здешним высоким положением.

В свете разговоров с императором и Аммо Раллесом меня это нисколечко не удивляет. Как не удивляет их осведомлённость об истинном положении дел. Кому как не этим людям, элите Мудавии, не знать о том, к чему всё идёт.

Демократия здесь самая демократичная, так что никто даже не дёргался, дабы оградить меня от непрекращающегося человеческого давления. И когда очередная искательница моей благосклонности принялась тереться об меня почти неприкрытым бюстом рекордного размера, ожил внутренний голос.

Интуиция

Повышенный риск венерического заболевания.

Я, конечно, сам себе прекрасный лекарь, однако для моей ранимой психики это уже чересчур. С трудом отвязавшись от непомерно навязчивой особы, трусливо сбежал в дальний угол зала, где отгородился от алчущей общения толпы при помощи баррикады из Кими и Паксуса. Баррикада вышла так себе, надолго потенциальных эмигрантов не удержит, но тут и прочие персты начали интересоваться причинами, заставившими нас так зажаться. И вот уже подоспело первое подкрепление — Арсай.

— Господин десница, я случайно услышал, что злодеи Тхата собираются коварно напасть на экспедиционный корпус. Если это случится в момент переформирования, без «меченых» нашим бравым ребятам придётся туго. Очень вас прошу направить меня в передовой отряд или в гарнизон, что примет на себя первый удар. Пролить свою кровь за императора — великая честь!

Арсая, как и Гласа, я к себе в команду не выбирал. Их вакансии заполнили без меня. С Гласом всё понятно — он голос императора, подобные ему — обязательные персты каждого десницы. Арсай — другое дело. Его выбрали не за какие-то личные качества, а чтобы в который раз облагодетельствовать род. Век за веком они самые верные псы императора, преданнее не сыскать.

Однако верность верностью, а косточки подкидывать приходится.

Вот сынка и подкинули на почётную должность.

Арсай — истинный сын своей семьи. Полагаю, первым его словом было не «мама», а «император», ну а вторым — «Кабул». Его мечта, или, скорее, главная (а то и единственная) цель жизни — героически умереть за владыку Равы. Что бы ни случилось, этот фанатик первым делом думает лишь о том, как бы ещё на шаг-другой приблизиться к столь желанной погибели.

В любое время дня и ночи этот пафосный солдафон готов к доблестной смерти. Даже сейчас, на мирном приёме по случаю прибытия десницы, он таскает латы. Да-да — полноценные тяжёлые латы, а не какую-нибудь тонкую кольчугу, скрытую под модным костюмом. Громыхает, будто танк и непрерывно оглядывается, жадно высматривая возможность красиво умереть за своего императора.

Абсолютное презрение к смерти, море бесстрашия и вакуум в черепной коробке. Нет ничего удивительно в том, что новость о возможной войне изрядно возбудила его жажду смерти.

— Арсай, я подумаю над твоей просьбой.

— Заранее благодарю за оказанную честь, господин десница! Я жизни не пожалею, но накажу наших врагов! Не сомневайтесь во мне!

Ну да, в этом весь Арсай. Обязательно надо намекнуть, что только и думает, как бы половчее позволить себя прикончить.

Во славу императора.

Дорс, приблизившись к Арсаю со спины, хлопнул пятернёй суицидника между лопаток так, что тот звякнул, будто колокол и стремительно развернулся на пятке, хватаясь за рукоять одного из двух не самых маленьких мечей, таскаемых на поясе и за спиной.