Все их попытки также заканчивались одинаково печально.

Как ни велика жадность человеческая, в итоге до самого глупого авантюриста начало доходить, что предполагаемый приз не стоит такого риска. Всё меньше и меньше желающих направлялись на иссушённый холм, всё меньше и меньше жертв поглощала ненасытная прорва проклятого подземелья. Место заработало столь мрачную славу, что местные жители уже и не помнили, когда именно там сгинул последний смельчак.

Ну сегодня-то я точно народную память обновлю. И мольба проводника, не желающего плохого столь щедрому нанимателю, меня точно не остановит.

А вот Камай всё больше и больше хмурился.

— Господин, позвольте я пойду с вами.

— Нет.

— Тогда позвольте, я отправлю с вами второй десяток?

— Нет.

— Ну хотя бы парочку бойцов.

— Нет.

— Господин, ну хотя бы одного Орнича можете с собой взять? Он ведь и боец отличный, и не тупица, и следы замечает даже в полной темноте. Ловушку, наверное, тоже заметит.

— Камай, я же сказал, за меня не надо опасаться. И помощники мне там не нужны, или даже навредят. Я должен пойти один, и хватит уже это обсуждать.

— Простите господин, но я не могу за вас не волноваться. Ведь этот крестьянин уверен, что оттуда нет возврата.

Знал бы Камай, насколько действительно скверна ситуация, он бы костьми лёг, но меня бы не отпустил. Память у забитых нелёгкой жизнью батраков коротка, сведения столетней давности для них уже многократно перевранный миф, поэтому проводник толком ничего не мог сообщить. Только и делал, что лепетал что-то односложное на тему неких проклятий, что никого не щадят. Идзумо и этих крестьянских страшилок хватило, чтобы напрячься, однако не настолько, чтобы начать волноваться всерьёз.

Бяку, к счастью, я сумел оставить в лагере «иностранцев». Там он, вместе с прочими перстами, должен заниматься охраной Гласа и помогать Аммо Раллесу и Кошшоку в подготовке к выступлению. Из всей моей братии лишь мой старый приятель знает о беспощадном коварстве древней гробницы, прочие могли лишь улавливать отрывки наших с ним бесед. Этого могло хватить, чтобы и они заволновались, узнав сейчас о моих рискованных планах.

Однако их здесь нет, так что отговаривать меня можно лишь на основании слов проводника. Но почти бессвязные речи простолюдина, облечённого в подобие затасканного картофельного мешка, выглядели не слишком убедительно. Так что Камая я успокоил без труда.

Теперь дело за малым — успокоиться самому. Сейчас я не мог рассчитывать на свои превеликие цифры и хитрые навыки. Те герои прошлого, которые рисковали спуститься в гробницу, именно на них и рассчитывали, и расчеты их не оправдались.

Однако я не так уж и сильно волновался, потому что рассчитывал вовсе не на ПОРЯДОК. Меня гнали вниз лишь слова загадочного старика, устроившего необычный сон. Похоже, он завуалировано упоминал предполагаемое проклятие, называя его «дурными слухами». И говорил, что мне не следует ничего опасаться. Надо просто спуститься и забрать некое неведомое сокровище. Ценность его, вероятно, столь велика, что местные сильно её занижают, даже делая самые смелые предположения.

Также он намекал на некое значительное усиление, возможное за счёт содержимого гробницы. А усиление — самая желанная наживка для меня.

Я ведь знатный «цифровой наркоман». Я не просто клюнул, я крючок вместе с леской и удилищем проглотил. Ради намёка на такой приз я в лаву вулкана по шею заберусь, что уж тут говорить о гробницах с дурной славой.

Даже то, что глупо доверять всецело голосу из сна на все сто, меня не останавливает.

Да, я, возможно, не вполне психически нормален. Ну а чего вы хотите от человека, которому заживо вырезали сердце, после чего он на десять с лишним лет безнадёжно застрял в полностью беспомощном теле, а затем прошёл через непрерывную череду смертельно опасных приключений?

Такое бесследно для разума не проходит.

Псих я или нет, но не могу не проверить слова, услышанные в том сне. В случае удачи, наконец, окончательно удостоверюсь, что не следует портить отношения с загадочным собеседником.

А в случае неудачи это окажется последним моим приключением…

Многовековая деятельность охотников за сокровищами не могла не сказаться на сохранности комплекса руин. Теперь даже самый проницательный взгляд не поможет определить, как изначально выглядело это место.

Передо мной открылся невысокий приплюснутый холм истоптанный козами, не оставившими на нём ни единой приличной травинки. Даже наверху они на совесть растительность подчистили, невзирая на все страхи местных жителей.

От самих руин сохранились лишь россыпи варварски расколотых камней и такие же изувеченные фрагменты крупноблочного фундамента, раскопанные до основания. Свод над подвалом не уцелел, да и сам подвал сейчас выглядел не рукотворным объектом, а неглубоким провалом в иссушённой земле. Арки давно уже нет, поэтому вход в гробницу похож на почти засыпанную нору монстра.

По информации Бяки когда-то именно на камнях арки нашли древние письмена, в которых, возможно, имелась какая-то полезная информация для желающих спуститься. Однако первые исследователи, решившие расчистить развалины на холме, оказались людьми не слишком грамотными и, к сожалению, обременёнными глупыми идеями: вход в сооружение грубо разломали, каждый блок раскололи, выискивая скрытые тайники. Гораздо позднее сведущие люди собрали несколько обезображенных ветрами и дождями известняковых осколков, где просматривались какие-то непонятные закорючки. Якобы, нашлись спецы, сумевшие разобрать несколько разрозненных слов почти забытой письменности. Точнее, всего лишь два слова не вызывали сомнений: Ткарр и гробница. Всё прочее — предлоги и невразумительные наборы букв, ни капли не помогающие прояснить смысл текста.

Эти слова со временем и стали названием комплекса руин. Они же оставались пусть и сомнительной, но единственной информацией, дошедшей с древних времён. Но даже если допустить, что те грамотные исследователи правильно их расшифровали, это вовсе не означает, что под холмом кто-то похоронен. В полном тексте речь могла идти о чём угодно.

Но чего гадать? Других-то сведений нет. В устных сказаниях местного населения насчёт здешних развалин ничего не говорится. Да и само это население местным стало относительно недавно. Предки мудавийцев переселились сюда откуда-то с юга спустя века после древнего опустошения, когда эта территория местами вновь стала пригодной для жизни. Никаких сакральных знаний о том, что здесь происходило до опустошения, у здешних крестьян нет.

И быть не может.

Даже книги на эту тему или помалкивают, или их слишком мало. Ни одного упоминания о гробнице Ткарра лично я не припомню. А ведь будь у авторов хоть какая-то реальная информация о месте со столь богатой дурной славой, они непременно бы её растиражировали.

Этот холм столь беспросветно загадочен, что, при всей своей загадочности неинтересен для солидных грамотеев. Сплошное чёрное пятно, им ведь даже крупицу от себя в этот мрак не добавить.

А это намекает, что здесь замешана тайна, к которой даже в забытой древности был допущен весьма ограниченный круг лиц.

И я в эту жуткую тайну шагаю уверенно, с целеустремлённостью идиота, не способного ни свернуть, ни остановиться.

Хренов Индиана Джонс…

Вход осыпался столь значительно, что моим людям пришлось его расчищать. Благо, в отличие от местных, на них страх не давил, работали без эмоций. В глубине горе-исследователи свод тоже не пощадили, но, дабы не устроить обвал, поставили свою крепь, из камней и кривых брёвен. Несмотря на засушливый климат, древесина за долгие годы изрядно подгнила, и пробирался я не без опаски.

Хотя больше опасаться следовало не вероятности обвала, а того, что дожидалось меня за поворотом недлинной узкой галереи. Там, в паре десятков шагов, в отблесках с трудом дотягивающегося в глубины солнца проглядывало Нечто. Абсолютно чёрная поверхность, в которой, на первый взгляд, нет ничего, кроме беспросветного мрака. Но если приглядеться, замечаешь какие-то сложные волны, причудливые завихрения, небрежно набросанные фрагменты картин, на которых запечатлено нечто невиданное. А уж завихрения ци там «штормило» так, что даже мастер Тао не сможет ориентироваться в таком кавардаке.