Возил-возил Коля тогда шефа, а потом нынешний хозяин сообразил что почём, вошел в совет народных депутатов и взял с собой Колю. Пошла хорошая жизнь, заказы, ваучеры, началась перестройка-перестрелка, хозяин что-то там присвоил в особо крупных размерах, три завода, что ли, и два судна с ломом меди, которые затонули у берегов Нигерии, а были застрахованы в солидной фирме, лойт называется. Хозяин тоже затонул, короче, смылся из Рашки, пока делу еще не дали ходу следователи, их двое по телевизору выступали и на митингах, два клоуна.

И хозяин правильно сделал.

Вот когда Коля, оставшись без работы, вернулся к родителям в Тульскую область, то как раз отец с матерью взяли триста га, как бы фермерское хозяйство.

Но телятник и гараж со всей техникой им сожгли, ясно кто, мужики из соседней деревни, потому что отец арендовал их поля.

На этой земле давно было не пахано, не сеяно, все зарастало осиной, но местным стало обидно.

Отец туда в деревню ходил, приглашал вставать на работу, обещал хорошие деньги. Они не пошли.

Они считали, что он им предлагает мало, и все интересовались, а сколь платят в Москве. Ага, сколь в Москве платят за работу в арбатском телятнике.

Да что взять с алкашей.

Отец нанял беженцев из Киргизии, они вообще были бездомные, русские, ждали нашего гражданства. Отец им купил три нежилые избы.

Они только начали устраиваться, а трое мужиков пришли к ним с косами и сказали, что всех порежут и сожгут, это не ваша, а ихова земля.

А всего-то дело было копеечное, эти мужики, как потом бабка одна сказала, на усадьбах тех заброшенных изб себе чужую траву косили.

Всего-то за стог сена погнали людей.

А потом и телятник отцу сожгли и весь хоздвор с техникой.

Ну не выносит народ тех, кто зарабатывает больше.

Ну что, Коля и его родители бежали.

Колхозники сулились и дом отца сжечь. Хотя они-то жили тут испокон веков, отец построился рядом с дедовой избой на его усадьбе.

Еще старики оба жили в этом доме. Нас на лето всегда туда возили, вспомнил Николай со злостью.

И мы там коренные!

Ну все просто: две деревни, наша и та, завсегда воевали.

Когда-то те проиграли нашим в карты цельное поле. Ну не они сами, а еще ихний барин. И забыть это те не могли.

Ну и парни сходились во время танцев стенка на стенку около клуба.

На Ильин день всегда кого-нибудь из наших в лесу резали. Ильин день – это наш был храмовый праздник, всегда справляли в своем лесу, в Кленах. И те бродили вокруг.

На ребят нападали исподтишка, выскакивали на тропинки.

Девушка наша одна повесилась. Потом парни от нас пошли туда убивать кого попало и жечь их избы.

Ну, пришлось бежать, поехал Коля с отцом и мамой в Москву к материной сестре, а она работала в управлении высотного дома и взяла мать к себе диспетчером.

Дали комнату в общаге, в подвале, вместе с молдавскими и украинскими дворниками.

К ним вообще семьи приехали, еще того лучше.

В кухне было не протолкнуться.

Потом мать быстро поняла что почем, у ее сестры недаром все было схвачено, она помогла, и мама стала сама работать начальником ЖЭКа в новом районе.

Отца они устроили в гараж на руководящую работу, дали пока что служебную однушку на первом этаже, но кухня там была двенадцать метров, Коля себе поставил на этой кухне тахту, кто-то совсем новую вынес к подъезду в районе Патриарших, Коля как раз мимо ехал на отцовской «Газели» – переезжали, что ли, и не поместилось, или кто-то умер, мать сомневалась.

Коля, походив на дискотеки и пообщавшись с московскими девками, скис. Девки быстро все узнавали («Ты с Москвы? С Москвы. А в Москве откуда?»), допытывались, что у него ни кола ни двора, работает в гараже и прописка деревенская.

И никто с ним не шел посидеть в Макдональдсе.

На Новый год Николай решил съездить к деду и от нечего делать 31 декабря поехал в большой поселок городского типа на дискотеку.

Не сидеть же с дедушкой, слушать все те же байки про войну.

Дед когда выпьет, начинается.

Не хотел вспоминать, никогда не вспоминал, потому что нельзя, но тут само собой приходит, старые друзья с того света являются как живые.

На том дискаче Коля познакомился с двумя подругами, поехали на Колиной «Газели» к ним домой, оказалось, рядом, а туда за ними вперлась в «Газель» еще одна девка, толстая, с дискотеки, такая оторва, сразу было видно. Вскочила чуть ли не на ходу в кабину.

Те прямо заматерились.

Пришли к ним в дом, и она прямо сразу села Коле на колени, стала его целовать, теребить где ни попадя.

Девки изображали, что первый раз такую видят, стали гнать.

Ну и Коля отвез ее до дома, она пригласила, а у нее там никого не было, мать ее, она сказала, уехала к родне до послезавтра.

Девушка была веселая, простая, не строила из себя ничего, как эти московские.

Сказала:

– Не одна я в поле кувыркалася.

– Чё? – спросил, пыхтя, Николай.

– Ничё, плюнь через плечо, – ответила девушка, которая поддалась Николаю, ни о чем не спрашивая.

И еще пошутила:

– …ать подано. Цыпленок табака.

То есть плевать на все хотела.

Говорила одним матом.

Ну и Коля был под банкой, себя не сдерживал, оторвался за долгое время по полной.

Девушка тоже не возражала, видно, было ей не впервой. Похоже, что кому-то мстила.

А вот Николаю она полностью подошла. Хорошая девка оказалась, даже красивая – потом, когда он ее разглядел на диване.

Она после всего лежала раздетая. Все с себя скинула на пол.

Он даже спросил:

– Тебя как зовут, красотка?

– Забыл?

Ответила полным именем, с отчеством, и насчет своего возраста прибавила: семнадцати еще нету. То есть девятиклассница.

Вот тебе и на.

А по виду лет двадцать. Потому что толстая.

За такую и посадить могут. Это называется «указница».

Все деревенские ребята были в курсе и опасались, что родители девочек будут мстить и заставят жениться.

А все девочки летом в деревне (из города приезжали к родне на лето) над этим словом смеялись. Замуж ни одна не хотела.

А вообще в деревне зимой одни старухи оставались. Старики почти все поумирали, кто от чего. Только Колин дед еще держался.

Когда прощались с новой девушкой, он сам помогал ей одеться, застегивал там на спине, и она попросила его номер телефона.

И в феврале позвонила, что беременна. А семнадцать ей только будет в апреле.

Коля испугался, как так. А она сказала, что ты ведь ничем не пользовался. Никак не поберег меня. А я была девушка.

– Как ты была девушка?

– А вот так.

– Я не заметил ничего.

– А я скрыла. Мне было стыдно, что я девочка. Шестнадцать лет, а никого не было еще. Подруги бы меня обсмеяли. А я все знала уже. Я смотрела видеокассеты.

– Какие?

– Порнокассеты, вот.

– Ну ты даешь, – поразился Николай.

– Да, и я тебя еще на дискотеке наметила. Ты же со мной танцевал, помнишь?

– Нет!

– Пьяный был. Мы в одном кругу отрывались всю дорогу. И я за тобой пошла, увидела, что тебя уводят. Я их знаю. Групповой секс. Еще позовут ребят. Я за тобой специально пошла к соседке, поняла, кто они и куда твою «Газель» направляют, они взрослые девки были, из Тулы приехали к ней, племянницы. Да им по двадцать лет уже, больше. Не в первый раз их видела у нас в поселке. И тогда я впрыгнула в твою «Газель» тоже. Они такие рожи состроили, матерились, меня спихивали, щипали! Но я не испугалась, доехала, тоже села за их стол, как будто ты мой парень. Они же не в курсе, кто тут с кем. Сразу стала целоваться с тобой. И все делала под столом. И потом оделась и тебя повела. И они обалдели, что ты уходишь.

– Ну ты подумай, – удивился как дурак Николай.

– Но это ты же мне сказал: «Пошли к тебе». Ты!

– Не помню, – ошарашенно отвечал по телефону Николай, будущий отец ни с того ни с сего.