Александр Тамоников

Нас воспитала война

ГЛАВА 1

ДЕМБЕЛЬ

В 14.00 по внутренней связи позвонил начальник — строевой майор Горбунов. Старший офицер отряда «Скорпион». Название отряду дал его первый командир — полковник Голиков, погибший в Таджикистане при проведении одной из операций в приграничной с Афганистаном зоне. И название полковник выбрал не случайно. Скорпион смертельно опасен для врага. Жало его разит беспощадно. Он осторожен, быстр и расчетлив в нападении, ловок и бесстрашен в обороне. В нем заложен инстинкт самопожертвования. После брачной ночи самец погибает от укуса партнерши, питая собственным организмом самку, которая несет в себе будущее потомство. И главное: загнанный в безвыходное положение, скорпион не допускает пленения, собственным ядом убивая себя. Название сохранилось и по сей день, получив официальное признание командования.

Итак, в 14.00 позвонил Денис Горбунов.

— Привет, Леший!

Майора Владимира Лешина прозвали Лешим давно, в первую очередь из-за фамилии. Но, кроме фамилии, имелись и более весомые причины, чтобы прозвище прилипло к боевому офицеру. Лешин зарекомендовал себя в отряде как спец по работе в «зеленке». Там он чувствовал себя как рыба в воде — прекрасно ориентировался, отмечал малейшие изменения общего природного фона, быстро и своевременно выявляя всевозможные сюрпризы противника. Выросший на глухом лесном кордоне, Лешин с детства любил лес и понимал его. Поэтому-то операции, проводимые в «зеленке», всегда он и возглавлял. И под его руководством подразделения «Скорпиона» потерь обычно не несли, что вызывало у собратьев по оружию искреннее уважение к сорокадвухлетнему майору. В общем, прозвище свое он заслужил по всем статьям и не стеснялся его. Володя был согласен с тем, что в нем живет особый, лесной дух. И в отряде к Лешину никто из однополчан, кроме «молодняка» и подчиненных, иначе как Леший не обращался.

— Привет, Денис, — ответил в трубку Лешин. — Никак новость несешь?

— Ага. Как аист, в клюве.

— Так говори, не тяни.

— Какой быстрый. Угадай с трех раз, что я имею тебе сказать?

— Тут и угадывать нечего. Уволили?

— Скучный ты человек, Володя. Леший, одним словом. Давай в штаб, оформляться начнем.

«Вот и все, — подумал Владимир, положив трубку. — Одним мгновением, как выстрел, пронеслись двадцать пять лет службы. Двадцать пять лет жизни. Впереди — пенсия». Подумать только! Не будет больше командировок по «горячим точкам», боевых выходов, этих красивых, но мрачных гор. Не будет рядом ребят, с которыми столько прошел огненных лет и троп; ребят, готовых ради тебя на все, не раз прикрывавших твою спину в смертельной схватке. Не будет войны. Странно как-то. И грустно. Но уходить, рано или поздно, приходится каждому. Жаль, что не дали дослужить до возрастного порога. Но здесь он бессилен. Наверху виднее, кого оставлять, а кого отправлять на «заслуженный отдых». Хоть и хлопотал командир отряда за майора Лешина, но вышестоящее начальство решило иначе. Что ж, жизнь не кончается. Хотя и радужных перспектив в новой гражданской жизни не просматривалось.

Володя достал из чемодана бутылку водки и походный складной стаканчик. Обычно Леший пил в двух случаях: за успех удачно проведенной операции или поминая погибших товарищей. Сегодня повод был как к первому, так и ко второму. Он выпил и за успех операции под названием «Служба», затянувшейся на четверть века, и за упокой своих погон, которым теперь место в склепе пыльного секретера. Лешин открыл небольшую бархатную шкатулку. Там хранилось то, во что оценила Родина его службу. Два ордена — Красного Знамени и Красной Звезды. Медаль «За Боевые Заслуги» — это Афганистан; еще «За БЗ» — Таджикистан, за операцию, в ходе которой погиб Голиков; орден «За Службу Родине» 3-й степени — по совокупности заслуг; куча юбилейных и министерских медалей; крест ордена «Мужества» — это уже Чечня; еще медаль, кубинская. Пуля и осколок гранаты, которые извлекли из его тела медики все в том же далеком Афганистане. Вот и все! Но что сейчас для него содержимое шкатулки? Личная память и личная боль. Реликвии, которые и по наследству передать некому.

Убрав шкатулку на дно дорожной сумки, пошел в штаб. Оформляться на убытие.

Возле штабной палатки его уже дожидался Горбунов, имевший поразительную способность неожиданно появляться и странным образом исчезать. Завидев Лешина, Денис разочарованно протянул:

— Э-э, майор, да ты никак пустой? И что за народ пошел? Ты ему приказ об увольнении, а он даже в мыслях не держит, что по этому поводу надо «выставиться».

— Ты на время посмотри. Самый рабочий день. Начштаба прижучит с запашком — очередные неприятности.

— Ну, ты за меня не переживай. Прижучит, не прижучит — это мои проблемы. Короче, тащи пузырь, иначе делов не будет. Я устрою такую бюрократию, что ты дня три здесь прокукуешь. Тебе это надо?

Лешин знал, что Денис шутит, ничего он не будет затягивать. Просто Горбунову хотелось выпить. Один он не пил, без повода тоже. Принципиально.

— Черт с тобой. Но в штабе не будем. Пойдем ко мне.

— Базара нет. Помощника предупрежу, и вперед. А ты иди, нечего нам на пару по части шастать. Иди, Володь. Не волнуйся, завтра же и свалишь отсюда.

Владимир вернулся к себе. Начал было готовиться к встрече Горбунова, как вновь зазвонил телефон. На связи был командир отряда, полковник Николай Егорович Санько:

— До тебя уже довели приказ?

— Совсем недавно.

— Да… Знаешь, я не хотел, но…

— Ладно тебе, Егорыч! Ты-то здесь при чем?

— Твоя правда, Володь! Зашел бы ко мне.

— Прямо сейчас?

— Если не занят.

— Да чем я могу быть занят? Иду.

На пороге встретил Горбунова. Тот спросил:

— Ты далеко?

— Командир вызвал. Думаю, ненадолго. Ты проходи, я скоро вернусь.

— Вот черт! Нет. Лучше зайду позже. Через час. Договорились?

Через пару минут Лешин открыл дверь командирского отсека:

— Разрешите?

— Входи. Присаживайся. Не знаю, поздравлять тебя с увольнением или соболезновать?

— Ничего, Егорыч, не надо. Говори, зачем звал?

— Да просто попрощаться. Поблагодарить тебя за службу не по-казенному, перед строем, а вот так — один на один… Сколько мы уже вместе воюем?

— Как Голикова убили, лет пятнадцать.

— Да… Летит время. Скоро и меня попросят…

— Всех попросят рано или поздно.

— Это точно. На гражданке-то что думаешь делать? Планы есть?

— Не знаю. По обстановке.

— Вот-вот. По обстановке. Отслужил свое и иди с миром. А куда идти? Вот тебе, например, куда податься?

— Не будем об этом! По сравнению с тем, что пройдено, все это пустяки. Главное, живой и не калека.

— Ты прав! Главное — выжил, уцелел в этой мясорубке. Отбываешь завтра?

— Да! Строевая предписание выдаст — и вперед!

— У соседей завтра борт в 18.00 на Ханкалу. Я договорился, тебя возьмут на «вертушку».

— Спасибо!

— Да ладно… Ну что, Володь, может, граммов по сто?

— Тебе же нельзя.

— Э-э, — махнул рукой полковник, — с тобой напоследок немного можно. Коньячку?

— Лучше водки.

Командир достал бутылку водки, разлил по стаканам. Себе — половину. Выпили.

Леший спросил:

— Командир! Один вопрос можно? Вернее, просьбу?

— Ну какой разговор, Володь? Валяй!

— После недавней операции оружия трофейного притащили хренову кучу. Дашь мне ствол? Автомат?

Полковник искренне удивился:

— Для чего? У тебя же наградной пистолет есть. Или не настрелялся за службу?

— Настрелялся-то я вволю. Но… мало ли? Не угадаешь: с чем и с кем в жизни придется встретиться? Ты убедился: я зря оружие не достану, да и память будет. Дашь?

— Ну не знаю. Служба должна все оприходовать…

— Поэтому сейчас и прошу, пока по складу не провели.

Командир задумался. Ненадолго. Решения он принимал быстро.

— Черт с тобой, бери! Только повезешь как? Без документов?