— Сердечко моё, я понимаю. Как можно не полюбить вас, такую прекрасную, вот прямо сейчас? — негромко рассмеялся он. — Но с другой стороны, меня гложет странная мысль о том, что если бы этот человек вдруг полюбил вас и вы бы не расстались до сих пор…

— Честно, я даже предполагать не буду, что бы вы сделали, хорошо? — усмехнулась она. — Но это ведь не вся история, вы поняли?

— Я знаю, что вы не из тех, кто будет сидеть, сложа руки, и ждать, что ситуация разрешится сама, если думаете, что можете как-то на неё повлиять.

— Увы. Я неделю погрустила, а потом освежила в памяти кое-какие знания и накрепко привязала его к себе.

— В смысле — привязали? — не понял он.

— Влюбила его в себя. Приворожила. Насильственно.

— Против его воли?

— Не то, чтобы он был против иногда со мной встречаться, просто ему меня было слишком много. А мне его — слишком мало. Я хотела быть с ним всё свободное время. Всегда.

— Вы напоили его чем-то? — он внимательно на неё глянул. — Как там в легенде, когда рыцарь вёз невесту своему королю, и выпил вместе с ней зелья, а потом у них, помнится, жизнь была весьма нескучной?

— Про Тристана и Изольду? — улыбнулась она. — Нет, я ничем его не поила. Можно так сделать, да, но это достаточно хлопотно. Есть рецепт, но нужно его точно помнить и соблюдать все тонкости изготовления. И компоненты специфичные нужны. И пить нужно вдвоём. И тогда обратной дороги точно не будет. Намного проще осуществить, так сказать, несложное воздействие на мозг и физиологию.

— И… вам удалось? — продолжал выспрашивать он.

— Конечно, — пожала она плечами. — Я была прилежной ученицей и хорошо помнила теорию. О нет, не спешите комментировать, вы ещё не знаете всего.

— Хорошо, не буду торопиться. Продолжайте.

— Мы были вместе месяц. Каждый день. Не важно, где, не важно, как, только бы вместе. Я была счастлива. Правда, меня немного смущало то, что мой мужчина был уже не таким лёгким и искрящимся, как в день нашего знакомства. Он становился привязчивым, липким, надоедливым. У меня уже не кружилась голова, и не перехватывало дыхание. Его прикосновения становились привычными и не вызывали во мне отклика. А потом однажды утром я проснулась в его квартире и поняла, что всё, хватит. Надоело. Гулять, пить, бездельничать. Всё это еще вчера казалось необыкновенно весёлым, а тут вдруг как отрезало. Я взглянула на него другими глазами… Ну, мужчина. Ну, немного талантливый. Да, он весьма интересно рассказывал разные истории, умел их неплохо записать и иногда даже продать. Но мне стало с ним скучно.

Я ушла от него. Он ходил за мной, как приклеенный, а он и в самом деле был приклеенный, но я об этом уже не помнила. Зато вспомнила о конце семестра, а со своей любовью я напропускала и наделала долгов, пришлось побегать и покрутиться, но это не представляло сложности. Потом я покупала машину и училась водить, потом уехала на всё лето…

Осенью начался новый семестр, я встретилась с однокурсниками, в том числе и с той девушкой, которая весной познакомила меня с ним. Я спросила — как у него дела? Любопытно ведь. И она рассказала, что кузен в больнице, в очень тяжелом состоянии. Недавно был инсульт. Речь толком не восстановилась. А еще он до сих пор меня любит и всё пытается обо мне спрашивать.

Вот здесь меня как громом ударило. У того процесса, который я запустила, есть побочный эффект — если привяжешь человека и находишься рядом с ним, то постоянно подпитываешь его своими чувствами, и всё хорошо. Например, вы живете вместе и вам нормально. А если вы в итоге не вместе — его силы уходят, а ты его не поддерживаешь, и никакого здоровья не остаётся. Я поняла, что натворила, и принялась исправлять то, что ещё можно было исправить.

Я попросила разрешения навестить его в больнице. Мне позволили. Я пришла, сняла с него своё воздействие и подлечила немного… насколько смогла. Он выжил, продолжал что-то писать, но уже не обладал ни харизмой, ни очарованием. А я ощутимое время болела. Меня настигли семейные проблемы с сосудами, и… ещё некоторые другие. Я научилась с этим жить, пришла в некоторое внутреннее равновесие, и перестала пользоваться способностями, — Элоиза смотрела на воду, молчала и вспоминала.

Нет, она не может рассказать о том, как приехала к Линн и рыдала, рассказывая всё это, а Линн поругалась сначала, конечно, а потом утешала её и говорила, что раз на роду написано, то этого было не избежать. И рассказывала свою историю на ту же тему — не такую жесткую, но тоже поучительную. Нет, обсуждать подобное можно только с тем, кто сам такой же. Или с мужчиной, с которым ничего не страшно… и которому не должно быть плохо от того, что она рядом с ним.

— Совсем что ли перестали? — не поверил он.

— Почти. Некоторые вещи происходят непроизвольно, с этим ничего не поделаешь. И ещё иногда ситуации возникают, когда нет возможности не реагировать. Но осознанно и по своему хотению я не делала ничего. Я решила, что буду жить, как обычный человек. И жила. До встречи с вами, — она подняла на него глаза, и смотрела внимательно и серьезно. — И я не знаю, поверите ли вы мне теперь, но… я вас не привязывала. Я, увы, теперь отлично знаю разницу между насильственным и настоящим. И с тех пор у меня были только настоящие отношения. Когда были, конечно.

— Что-то мне подсказывает — если бы вы меня, как говорите, привязали, то не прятались бы потом от одной моей тени по всем закоулкам дворца, — усмехнулся он.

— Да, — подтвердила она. — Но скажите что-нибудь ещё, пожалуйста. Понимаете, вы, на мой взгляд, не сделали ничего особенного и в развязке вашей истории не виноваты. Вы просто женились на девушке, в которую были влюблены, а вечного счастья в таком случае никто никому не обещает. А я всё сделала совершенно сознательно, мне не раз говорили, что так лучше не поступать, хотя возможность и есть. Но я же ощущала себя всемогущей, понимаете. Как так меня не полюбили? Полюбят. Не своей волей, так моей.

— Сдаётся мне, вы тоже до сих пор себя едите.

— Случается.

— Но… этот человек жив?

— Да.

— Значит, ваш поступок не был непоправимым. И это очень хорошо, поверьте. Скажите, это была ошибка? А что тогда опасная глупость?

— Можно, я расскажу об этом не сегодня? Пожалуйста, — она даже и не подумала в тот момент, что может не просить, а просто заставить забыть об этих словах.

— Конечно, Рафаэлита, конечно, сердце моё. Я понимаю, что такие воспоминания даются непросто. Спасибо, что поделились, — он взял её ладони в свои и не отпускал.

— Без вашей истории я бы не решилась, наверное.

— Только у меня теперь есть одна особенность. Моя жизнь — это моя жизнь, и точка. Родственников это не касается. Только с братом я иногда немного обсуждаю, и то не всё. Поэтому я не стану знакомить вас с моей семьёй. Если только вы сами этого не захотите. С тех пор, как Челия умерла, моя семья ничего не знает о моих увлечениях, или больше, чем увлечениях.

— Не поверите, но моя семья просто ничего не знает об этой стороне моей жизни с тех пор, как я поступила в университет и стала жить отдельно. Ну, кроме сестёр. Кто-нибудь из них иногда наблюдал за каким-нибудь моим романом, да и только. Мне ни разу не случалось представлять семье свои, гм, увлечения или больше, чем увлечения. Это мое, и точка.

— Вот да, как-то так. Это не для семьи, это только для меня, — он развернул её к себе и поцеловал.

— Тогда вы должны согласиться с тем, что чем меньше пищи для слухов, тем больше вероятность того, что наши семьи не станут нас обсуждать.

Он некоторое время молчал, потом ответил:

— Пожалуй, вы правы. И что? Всегда тайна?

— Я не рискую пользоваться словом «всегда», если речь идет о людях. Люди не вечны, а их дела и намерения — тем более.

— Хорошо, пусть будет «сейчас», «пока», «в настоящее время». Идёт?

— Да, — улыбнулась она. — И будем очень осторожны во дворце.

— Как скажете.

— Я, в самом деле, не кажусь вам вредоносной и опасной?