— Нужно заранее заказывать, — холодно произнёс офицер. Запустил руку под стол, вынул пластиковую карточку в половину сантиметра толщиной. На столе перед ним стояла какая-то подставка с прорезью, куда он вставил карточку.

— А как же неожиданные визиты? — почти искренне удивился Константин, подмигнул мне.

— Не положено без согласования, — отрезал тот, медленно печатая. Пощёлкав мышкой, извлёк карточку, протянул мне. — На выходе сдадите. Только для зелёного и жёлтых секторов. В остальные без сопровождения не входить. Это понятно?

— Конечно, — важным тоном ответил я. — Как не понять-то. Красный — стой, зелёный — иди.

— Телефон, электронные часы, наушники, плееры и прочее сдайте, — проигнорировав мою колкость, он протянул жёсткий пластиковый пакет. Я опустил туда телефон и коробочку с беспроводными наушниками. Развёл руками, как бы говоря, что больше электроники при себе нет.

— Получите на выходе, как сдадите карточку, — напомнил офицер. Ловко свернув пакет, заклеил полоской бумаги, расписался на ней и убрал в стол.

Костя положил мне руку на плечо, подталкивая к выходу. От двери охраны к парадной лестнице мы не пошли, а направились в другую сторону.

— Поздравляю с наградой, — вполне серьёзно сказал он. — Не ожидал.

— Спасибо. Так получилось. Повезло.

— Ага, — он рассмеялся. — Повезло. Нам отчёт дали почитать, как ты клан Фудзивара взорвал. Мне как-то неуютно стало. До сих пор мурашки по спине бегут, когда я о техниках Лу Ханя думаю.

— Ты тоже в тибетском монастыре учился?

— Почти полтора года. Ох и паршивое место. Все соки из тебя вытягивает. Я когда уезжал, весил килограмм девяносто, а приехал, на весы встал, шестьдесят два. Говорят, в Шанхае тоже школа есть, только для своих. А иностранцев в горы тащат. Слушай, — он остановился и повернулся ко мне. — От этого взрыва защититься можно?

— Даже не знаю. Вряд ли. Я не пробовал и как-то не хочется на себе испытывать.

— Хреново. Уж лучше прокол, чем такое. Сложная техника? — с надеждой в голосе спросил он. Я пространно развёл руками. — Хреново.

Мы дошли до небольшой лестницы, поднялись на второй этаж. Людей в этой части дворца было немного. Даже как-то неожиданно. Зато обстановка красивая, картины, ковры, бронзовая статуя обнажённой девушки с кувшином. Вот такую я бы дома поставил. Изумительная работа. Костя придержал меня, когда впереди показалась вдова императора с дочерьми. Старшей сестре Николая было двадцать два года, а младшей тринадцать. Они прошли по коридору из одной комнаты в другую, не заметив нас.

— Если столкнёшься, главное, не пялиться, — сказал Константин. — Сделай вид, что не узнал, пройди мимо. Нажалуются и больше во дворце не пустят. Не переживай, они девушки воспитанные, а вот гости бывают разные. Некоторых надо прямо сразу бить. Дальше по коридору будет небольшой рабочий кабинет. Если Николая там нет, просто посиди и подожди пока я сообщу, что ты пришёл.

— Хорошо.

Кабинет, куда меня отвёл Константин, был просторным, почти пустым. Мебели очень мало, массивный стол, обитый сукном, всего пара стульев. Ни компьютера, ни телевизора, ни телефонных аппаратов. Примерно так выглядел рабочий кабинет императора или кого-то из его приближённых лет сто пятьдесят назад. Показалось, что кабинетом почти не пользуются.

Ждать пришлось минут пятнадцать. Может, наследник в этот момент обедает или занят какими-нибудь важными делами. Всё-таки надо было потерпеть пару дней, а не ломиться в гости в день похорон. Наконец дверь открылась и в кабинет вошёл Николай. Закрыл за собой дверь так, словно пытался прищемить чей-то любопытный нос. Улыбнулся, повернувшись ко мне.

— Здравствуйте, — поздоровался я вставая.

— Здравствуйте, — вторил он, широким шагом подошёл, протянул руку. — Спасибо, что пришли.

— А где Геннадий Сергеевич? — я посмотрел на дверь. Надеюсь, наследник не ему пытался что-то прищемить.

— Он сегодня занят. Взял с меня слово не покидать дворец и отбыл по делам.

Во время утренней церемонии я видел наследника только мельком. Вид у него был собранным, немного грустным. Сейчас же он выглядел бодрым и энергичным, словно случилось что-то хорошее. Может из-за того, что его Геннадий Сергеевич оставил наконец без присмотра.

— Интересно, он так и будет до самой коронации за Вами ходить? — спросил я и, запоздало поняв, что вопрос глупый.

— Нет, это слишком долго. Неделю, пока мы в столицу не вернёмся. Потом год будет тянуться траур. Затем последует объявление о коронации и ещё три месяца ждать. На такой большой срок отвлечь от дел великого мастера будет несправедливым.

Он не стал проходить и садиться за стол. Просто подхватил стул, поставив недалеко от моего.

— Кузьма Фёдорович, разреши перейти на ты?

— Давай, — согласился я.

— У меня не так много друзей и знакомых, — он вздохнул. — Точнее, друг только один, и с ним мы можем только переписываться. Мой кузен Дэйв из Англии. Наставник всегда говорит, что, если двух мужчин разделяет десять лет или больше, то дружба между ними — это сложный вопрос для дискуссий. Потому что мало общих тем для разговора, разные ценности, разные взгляды на жизнь, даже жизненный опыт и тот разный.

— Так между нами вроде бы такой существенной разницы нет, — я улыбнулся. — Но вот взгляды на жизнь и опыт, думаю, всё же разный будет.

— Если воспринимать так буквально, тогда да, — согласился он. — Я иногда завидую тем, у кого есть возможность поехать куда угодно. Сесть на самолёт, пролететь полмира, выйти из аэропорта, и чтобы вокруг суета, люди и никому до тебя нет дела, кроме наглых таксистов. Я понимаю мораль истории принца и нищего, просто иногда становится душно. Кстати, дядя всё-таки смог пробиться в кабинет моего отца. Устроил там беспорядок, едва не разгромил его. В той тетрадке было что-то важное?

— Не сказал бы, — я пожал плечами. — Размышления отца о тренировках и этапах развития доспеха духа. Мне кажется, князь искал что-то другое.

Николай отрицательно покачал головой.

— Может, он ищет тайну, как стать мастером в двадцать лет и обрести огромную силу. Если не лично, то для приближённых. Скажи, как это, быть настолько сильным? Я бы даже сказал, самым сильным в мире среди сверстников? А, — он рассмеялся, хлопнул себя по коленке, — я помню ответ. Власть, могущество! — он поднял кверху руки. — Это было шикарное интервью. Лучшее, что я видел.

— Быть сильным непросто, — я тоже улыбнулся. — Постоянно хочется драться, доказывать другим, что ты сильнее. Может быть, то же самое, что и стать молодым императором, держа в руках огромную власть.

— О нет, нет, — он посмотрел на меня так, словно я ничего не понимаю. — Быть императором это постоянно искать компромиссы. Мир сильно изменился за последние сто лет, но даже тогда правители не обладали такой уж огромной и единоличной властью. К примеру, отец не хотел, чтобы Матчины вернулись в Россию. Он правитель, хозяин земли русской, но разве смог этому воспрепятствовать? Почти в любом вопросе нужно опираться на элиты, правительство, министров и прочих. Самый хороший правитель тот, кто не издаёт указов. Его все любят, потому что он никому не мешает. Но стоит активно работать, подписывать законы, следить, чтобы бояре не передрались и не выводили золото за границу, как тебя перестают любить. А ты даже казнить никого не можешь или осудить за серьёзное преступление. Ведь знаешь, что люди виноваты, имеешь на руках компромат и все доказательства, а сделать ничего не можешь. Быть правителем сложно, а хорошим правителем — ещё сложней.

— Я тоже думал, что быть главой клана — это просто, — согласился я. — А сложностей оказалось чуть больше, чем ожидалось.

— Вот, — он кивнул. — Но любые сложности только добавляют интерес. Главное, не заиграться.

Странно видеть такой серьёзный и взрослый взгляд на вещи от пятнадцатилетнего юноши. Хотя мне он показался вполне обычным парнем, без заскоков и прочего, может, чуточку принципиальным. Мы долго разговаривали на самые разные темы. Немного коснулись будущего Российской Империи. Николай понимал, что общество, благодаря его родным дядькам разделится на два фронта. Но в Воронцовых он видел большой потенциал и серьёзную силу. Даже когда он сядет на трон, несколько следующих лет править будет кто-то из них. Разумовский, по его мнению, принесёт стране только проблемы, так как его политика направлена исключительно на личное обогащение. Привык он быть великим князем и советником императора, грести деньги, практически ничего не делая. А вот Наумовы ему симпатизировали. Николай приятно отзывался и о великом мастере, и о главе рода. Сказал, верит, что в скорой перспективе появится и род Матчиных. В том, что я сумею подняться на следующую ступень, он нисколько не сомневался. Это польстило, тем более было произнесено вполне обычно, без подтекстов и странных интонаций.