Комментарий к Глава 2. Что в ящике? В прошлой повести записки не пояснялись. Одна из моих прекрасных читательниц призналась, что ей показалось: из-за того, что она не все упомянутые произведения читала, ей сложно понимать мальчишек. Мое упущение. У меня нет задачи вас запутать, у меня есть задача — раскрыть.

¹ Тим обращается к цитате из «Мастера и Маргариты»: «Злых людей нет на свете, есть только люди несчастливые».

² В контексте книги, скорее всего, Тим под «взрослением» подразумевает светское общество, где человек человеку волк.

³ «Большие надежды» Диккенса часто экранизируют как любовную историю. Тим в прошлой повести сказал, что не понимает книг о любви (в основном потому, что эти книги — о любви гетеросексуальной, о чем Стах, конечно, не подозревает, потому что он-то для любви в целом еще маленький). Это непонимание и Тимово мировоззрение накладывают интересный отпечаток. В очень кратком пересказе «Большие надежды» для Тима выглядят приблизительно так: главный герой — осиротевший мальчик; один из его бескорыстных поступков помогает ему, повзрослевшему, выйти в свет, где его честность не может прижиться среди джентльменов; несмотря на разные потрясения, в том числе и непростую любовную историю, он сохраняет «доброе сердце».

========== Глава 3. Шутки да сладости ==========

I

Завтра день Святого Валентина. Стах об этом узнает последним — из обрывков разговоров. Вообще, ему хватает дел сердечных и без дат. А еще он эту дату никогда не воспринимал всерьез. Вот никогда. А тут… Стах усмехается и спрашивает неполадки в организме: «Зараза, что же ты екаешь?»

С сожалением он вспоминает, что, получается, мать сегодня готовит… свои кондитерские кренделя. Завтра принесет… на чаепитие. У восьмого «А» сплоченный родительский коллектив: они отмечают все, что могут отметить. Им лишь бы выпить и поесть… ну, чаю с плюшками, естественно.

А раз день влюбленных, Архипова, самая ответственная староста в мире, уже по традиции мучает вместе с подружками Антошу. Она ставит локотки на его парту и дует губы:

— Ну девушка-то у тебя есть? — потому что у него нет. — Дама сердца? Отправить валентинку…

— Мне не нужна девушка. Она будет меня отвлекать от учебы.

— Не отвлекать — это к рыжему.

— Эй, рыжий, ты, наверное, с учебниками спишь? В обнимку…

Стах тщетно повторяет про себя даты. Он готов к проверочной по истории ровно наполовину.

— Может, вам начать встречаться? — продолжают шутить девочки. — Вон какой тандем у вас на конференции образовался…

Стах думает, что это не смешно ни разу, его тошнит от одной мысли об Антоше, в каких бы отношениях они не состояли. Он глухо рапортует с первой парты:

— Протестую.

— Вы лучше бы учились так, как языками чешете, — говорит Антоша. — Ты, Архипова, вообще трояк по физике отхватила за прошлую четверть. Не староста, а позорище физмата. Учебой бы своей озаботилась, а не выясняла, кто и с кем.

— Ой! — задирает она нос. — Какой скучный! Рыжий-то понятно: он — для науки, а ты…

— Я думаю: рыжему хорошо с Соколовым, — вставляет еще одна. — Они на своей физике постоянно воркуют.

— Точно-точно! — загорается Архипова. — Соколов чуть не капает слюной, когда рисует ему пятерки в журнале! И после уроков они вечно остаются…

Судя по оживлению — ярко представилось. Нет, ну кто бы мог подумать: отличник-физматовец с доски почета готовится к олимпиадам. Как оно, блин, подозрительно.

— Вам надо к психологу с этим, — говорит Антоша. — Больные.

— Мы-то больные? Зубрилы.

— Задроты.

— Ботаники.

Звонок их прерывает. Стах с видом скучающим обводит соседскую Антошину парту взглядом. Антоша делает большие глаза и крутит пальцем у виска. Стах тяжело вздыхает, съезжает на стуле вниз и строит вид, что его — не касается.

Пока они пишут дату в углу листка и заодно называют себя любимых к ней в довесок, Архипова толкает Стаха под руку, и тот, чиркнув великолепный зигзаг в своей двойной фамилии — ровно по тире, поджимает губы в улыбке и шумно выталкивает воздух через нос.

— Рыжий, я так и не поняла: ты Шесту валентинку пришлешь? Раз вы два одиноких…

— А ты другу моему пришлешь? Ну, «который брюнет».

— Вот и пришлю, — обижается Архипова.

— Попробуй, — бросает вызов — всем сразу, включая адресата и себя.

— А вот и попробую! — Архипова толкает наглого Стаха, почему-то, видно, убежденного, что ее дело прогорит. — Попробую, понял?

— Архипова, Сакевич! — одергивает учительница. — В самом деле… что на вас нашло?..

— Это Архипова с цепи сорвалась валентиновой, — вставляет Антоша. — Отсадите ее от нормальных людей: мы учиться хотим, а не тройки получать по физике.

Класс давит смешки. Больше над Антошей, чем над Архиповой. Учительница, поправив очки жестом очень оскорбленным, дарит им укоризненный взгляд. Потом она снова возвращается к доске — дописывать темы вариантов.

Архипова, уличив момент, наклоняется вперед, чтобы Стах не мешал ей, и смотрит на Антошу с самой злобной физиономией, какую придумала, а тот обнажает зубы в довольной отомщенной улыбке. Она грозит ему кулаком.

Стах трет глаза пальцами с утомленным видом: вокруг него одни пропащие.

II

Вечером, когда Стах сидит за уроками, он осознает масштаб беды. Мать суетится, запекает сладости, выбирает наряд на завтра. Без конца вбегает к нему в комнату и вертится то у зеркальной дверцы его шкафа, то перед ним.

— Ну как?

— Что ни наденешь, все к лицу, — отвечает он дежурно и дежурно ей улыбается.

Стах воспринимает февральский праздник, как личное оскорбление, и солидарен с отцом, который наблюдает суету матери с колким замечанием. Он тоже не понимает.

Он ничего не понимает. Да хотя бы в дурацком учебнике. Тим ходит по комнате, трогает стены пальцами, стоит у подоконника, сцепив перед собой белые руки, пристает с поцелуями и хитро улыбается, зажав ложку, перепачканную кремом, между зубов. Кранты…

III

До обеда во все перемены то и дело у розовых ящиков, обклеенных сердечками, возникают гимназисты. Это еще что… Они потом будут срывать уроки беготней и оживленным шепотом.

И точно: после обеда пара девчонок стучится в кабинет и вбегает в белоснежных платьях. У одной из них за спиной небольшие крылья. Вот они — ангельские почтальоны. Раздают записки и открытки.

Стах скучает, подперев рукой голову, скашивает взгляд на Архипову — вся светится. Ей наприходило от подружек. Она посылает им в благодарность воздушные поцелуи. Стах представляет, какой бы шквал шуточек обрушился, если бы подобную ерунду вытворили мальчишки.

Тим, наверное, тоже получил дурацкие сердечки… Стаху это неприятно. Тим к тому же не появлялся ни в библиотеке, ни в обед. Сегодня такой день, что, может… ну, знаете, может, он из-за Стаха. Вдруг он еще обиженный?

IV

Весь учительский стол в валентинках... Стах замечает, когда садится на свое место. Соколов, проследив за его взглядом, улыбается ему и вздыхает:

— Да… великий коммерческий день. Тебе не надарили?

— К счастью, нет, — усмехается.

— Может, и к счастью… — соглашается о чем-то своем.

Стах сбегает из разговора в раскладывание канцелярии. С видом очень умным и ответственным роется в тетради и в учебнике. А глаза у него застывают без движения. Соколов не уличает, только качает головой.

— Смотри, чего покажу, — достает файлик, набитый валентинками, кладет перед собой на стол. — Это Лаксину моему наприносили барышни в ангельских нарядах.

Стах уставляется сначала без энтузиазма, а потом — впечатляется. Соколов у него интересуется:

— Ваши мальчишки получили открытки?

Стах усмехается:

— Без понятия.

— Что-то я не думаю, что Лаксин шибко роковой парень. Он сегодня не пришел. Видимо, чтобы обошлось… без этого. Даже не знаю: вроде неприлично читать. Вдруг у него фанклуб какой-нибудь, кто ж его разберет…

Стах смотрит на озадаченного Соколова: тот улыбается утомленно и грустно. Замечает внимательный взгляд, берет себя в руки — смеется.