Леди Энн распрямила плечи и вошла в комнату.

— Доброе утро, Джастин. Миссис Такер сказала, что вы пренебрегаете завтраком. Вы хорошо себя чувствуете сегодня?

Он резко обернулся на ее голос, и она увидела его лицо — напряженные скулы, темные круги под глазами, суровые складки у рта, которые тут же разгладились, как только он встретился с ней взглядом. Теперь граф выглядел спокойным и отрешенным, но она не могла ошибиться. Что-то случилось.

— Доброе утро, Энн. Вы сегодня рано. Присоединяйтесь ко мне. Я просто не голоден сегодня. Вчера был такой обильный ужин, что им можно было бы накормить целый батальон.

Леди Энн села в кресло напротив него. Ей нестерпимо хотелось задать Джастину мучивший ее вопрос, но она не знала, с чего начать. Его лицо вдруг стало еще более замкнутым и непроницаемым — он, без сомнения, угадал ее намерение. Она принялась старательно намазывать масло на еще горячие тосты и, не поднимая глаз, заметила:

— Как странно, вы теперь мой зять. Доктор Брэнион любезно напомнил мне, что отныне я буду носить новый титул — вдовствующая графиня Страффорд. Я кажусь себе такой старой.

— Подождите, Энн, пройдет еще лет двадцать… А кстати, вы не собираетесь замуж за Пола Брэниона?

— Джастин, что за вопрос, почему вы решили… — Он застал ее врасплох своей неожиданной репликой. Леди Энн выронила кусочек тоста, и он упал прямо в мармелад. Она нервно сглотнула. — Сейчас не время обсуждать этот вопрос.

— Да, и это очень важный вопрос, на который вы, по-видимому, не желаете отвечать. Простите меня, Энн. Подобные вопросы ставят в тупик того, кому их задают, вы согласны?

— Да, — медленно промолвила она, — вы правы. У вас это ловко получилось. Меня еще ни разу так не обескураживали.

Он поднялся и бросил салфетку рядом со своей тарелкой.

— Прошу извинить меня, Энн, у меня сегодня много дел, — небрежно промолвил граф и вышел из комнаты.

Она долго смотрела ему вслед. Ей нечего было ему сказать. Да и что тут скажешь?

Леди Энн перевела взгляд на стол, заставленный блюдами, которые кухарка приготовила для молодых супругов. Пресвятая Дева, что же произошло? Арабелла выглядела вчера вечером такой счастливой — она была совсем не похожа на юную испуганную невесту.

Арабелла! О Господи, она должна пойти к ней. Леди Энн взлетела вверх по лестнице не помня себя от волнения, в графскую спальню — комнату, которую она ненавидела больше всех остальных комнат в этом проклятом доме.

Дверь в спальню была приотворена, и она негромко постучала, прежде чем войти.

— О! — удивленно воскликнула она при виде Грейс, служанки Арабеллы, которая стояла посреди комнаты, держа в руках все, что осталось от ночной рубашки.

Грейс поспешно присела в реверансе и быстро отвела карие глаза в сторону, стараясь не смотреть в лицо леди Энн.

— Где моя дочь? — Леди Энн приблизилась к служанке, не сводя глаз с разорванной рубашки.

Грейс замялась. Леди Арабелла строго-настрого приказала ей прибрать комнату, пока никто туда не вошел, а она замешкалась, и вот теперь хозяйка застала ее посреди спальни сжимающей в руках свидетельство жестокости графа.

— Ах, миледи, ее светлость в своей комнате.

— Понятно, — медленно промолвила леди Энн, окидывая взглядом комнату. Она заметила просохшие пятна крови на покрывале, красноватую воду в умывальном тазу и испачканное в крови полотенце. Она все поняла, и ей чуть не стало дурно от своей догадки. Нет нужды расспрашивать Грейс — она будет оправдываться и выгораживать свою хозяйку. Леди Энн стремительно выбежала из спальни, прежде чем Грейс успела сделать еще один реверанс.

Подходя к спальне дочери, она постепенно замедлила шаг. Ей вспомнились ее собственная брачная ночь, боль и унижение, которые ей пришлось тогда испытать. Она горестно покачала головой. Нет, не может этого быть. Джастин так не похож на ее мужа.

Она вытерла влажную ладонь о платье и легонько постучала в дверь Арабеллы. Ответа не было. Да она и не ждала его. Она снова постучала. Неужели Арабелла не впустит ее? И тут она услышала: «Войдите».

Леди Энн и сама не знала, что именно она ожидала увидеть, но, когда она вошла в спальню, ее глазам предстала ее дочь — живая и невредимая, такая же, как и всегда. Арабелла спокойно поднялась, приветствуя ее. Она была одета в черную амазонку, на голове — бархатная шапочка, черное страусовое перо почти касается щеки, волосы гладко причесаны.

— Доброе утро, мама. Почему вы сегодня так рано? Что, приехал доктор Брэнион?

Голос ее звучал спокойно, обыденно. Все тревоги, которые мучили леди Энн, разбились об это ледяное спокойствие. Если бы она не видела сегодня утром Джастина, не заходила в графскую спальню, она чувствовала бы себя сейчас полнейшей дурой.

— Ты отправляешься покататься верхом, как обычно?

— Конечно, мама. А почему бы и нет? Я всегда езжу верхом по утрам. Может, вы нашли для меня другое занятие?

В ее тоне было столько надменного высокомерия, что леди Энн оторопела. Она вдруг поняла, что ей больше ничего не удастся добиться от своей дочери. Если Арабелла не хочет поделиться с ней, она не будет ее к этому принуждать. Говоря по правде, Арабелла почти никогда не поверяла ей свои секреты. Она посвящала во все только своего отца — он разделял ее мысли, ее мечты, ее страхи, если таковые вообще имели место.

— Нет, моя дорогая, если ты хочешь покататься, — пожалуйста. Просто я не могла больше спать и зашла поздороваться с тобой, вот и все. Кстати, я только что видела Джастина в столовой. Он выглядит плохо отдохнувшим. У него такой унылый, подавленный вид, что весьма странно, и…

Арабелла вскинула черную бровь и подозрительно посмотрела на мать.

— Если вы так заботитесь о самочувствии Джастина, спросите об этом у него самого. Вы, наверное, устали, мама, вам надо бы прилечь отдохнуть. Простите, но мне пора. — Арабелла натянула перчатки и лихо сдвинула шапочку набок. Подойдя к матери, она поцеловала ее в щеку, причем выражение ее лица немного смягчилось, и быстрыми шагами вышла из комнаты.

Леди Энн смотрела ей вслед в совершенном недоумении. Черт возьми, что же произошло?

Арабелла твердой рукой направляла стремительный бег Люцифера мимо развалин древнего аббатства по дороге к Бери-Сент-Эдмундсу. Она сидела в седле, выпрямившись, гордо подняв голову и вздернув подбородок, глаза ее неотрывно смотрели на убегающую вдаль тропинку.

«Бедная мама», — подумала она, внезапно почувствовав себя виноватой. Она вела себя с ней не лучшим образом. Но как ее мать догадалась, что между ней и Джастином не все ладно? А она действительно догадалась. Но откуда? Чудеса, да и только. Значит, Джастин выглядит плохо отдохнувшим? Унылым и подавленным? Да пропади он пропадом! Пусть хоть все несчастья обрушатся на него — ей все равно. Чтоб он сгорел! Он заслужил самые страшные муки ада за то, что с ней сделал.

И все же как мама обо всем узнала? О Боже, неужели она заходила в спальню, прежде чем Грейс успела там прибрать и сжечь ее ночную рубашку н простыни? Надо будет спросить об этом у служанки по возвращении.

Она слегка тряхнула поводьями, и Люцифер пустился в галоп. Если бы только она могла оставить позади всю ненависть, боль и унижение прошлой ночи! И этот противный крем, который ничуть не облегчил ее боль, а только усилил отвратительные ощущения. А ему на это было наплевать. Она вдруг почувствовала такое разочарование, отчаяние и опустошенность, что захотелось плакать. Но стоило Арабелле об этом подумать, как ей сразу же представились лицо отца, его взгляд, полный презрения. Это проявление слабости и трусости — прятаться от того, что теперь стало частью ее жизни. Плакать ни в коем случае нельзя. Она по привычке распрямила плечи и снова вздернула подбородок, хотя на сей раз этот вызывающий жест дался ей нелегко.

Он стал частью ее жизни? Да, Джастин сломал ей жизнь, сделал все, чтобы запугать ее. Ноющая боль между бедер — постыдное доказательство того, что он надругался над ее телом. Но она не позволит ему сломить ее дух.