Друзей никто этому не учил, правильное решение им подсказал инстинкт. Пестрое оперение сипух — бурые и черные крапинки на перьях Нирока, серые и коричневые у Филиппа — стало их единственной надеждой на спасение. Окраска позволяла им раствориться на фоне стен каньона.

Нирок слышал над головой шум погони и шелест земли под лапами. Он знал, что они не смогут шелохнуться до тех пор, пока змея не проползет мимо. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем совы, наконец, смогли полностью открыть глаза и продолжить поиски подходящей норы или пещеры.

Друзья старались держаться поближе к темной стене каньона и не решались даже смотреть в сторону центральной части ущелья, залитой ослепительным светом почти полной луны. Прошел целый час, и в воздухе заметно похолодало, когда они нашли то, что искали.

— Это лисья нора, — пояснил Филипп, входя в пещеру под скалой. Друзья неподвижно замерли на пороге, ожидая, пока глаза привыкнут к кромешной темноте.

— Кажется, тут жила рыжая лиса, — продолжал Филипп, указывая когтем на приставший к стене клочок рыжей шерсти. — Думаю, это родильная нора.

— Какая?

— Лисы странные существа, — пояснил Филипп. — Они обзаводятся разными норами для разных дел. Для рождения и выращивания лисят они переселяются в отдельную нору и живут в ней, пока детки не подрастут.

— А сейчас, случайно, не сезон размножения или выкармливания? — настороженно спросил Нирок.

— К счастью, нет, — ответил Филипп. — Не волнуйся, нора совершенно пустая. Я знаю, можешь мне поверить.

Нирок с восхищением посмотрел на старшего друга.

— Ты такой умный, Филипп! Я так счастлив, что ты согласился полететь со мной.

— Я просто старше тебя и больше знаю, — честно ответил Филипп. — Вот кто по-настоящему умен, так это ты. Ты когда-нибудь раньше имел дело с воронами?

Нирок удивленно захлопал глазами.

— Нет, — признался он.

— Ты до сегодняшнего дня видел хоть одну ворону?

— Нет.

— Вот видишь! И, тем не менее, ты знал, как следует говорить с ними. Как это ты догадался предложить им крысу в обмен на право пролета в дневное время?

— Я… я не знаю. Просто подумал и придумал.

— Вот это и называется ум, понял? А все остальное — просто опыт и знания.

Но Нирока сейчас совсем не интересовали рассуждения об уме, он чувствовал, что ему не хватает именно знаний и опыта, и горел желанием поскорее получить их.

— Расскажи мне о том, что ты знаешь и умеешь, Филипп! Я тоже хочу все знать. Я ведь до сих пор не видел ничего, кроме выжженных каньонов. Никогда не видел живого, растущего дерева. Расскажи мне, что представляет из себя остальной мир, пожалуйста!

Филипп поморгал, подумал, а потом медленно заговорил:

— Я видел рыжую лису ясным зимним утром и никогда не забуду огненного цвета ее шерсти. Еще я видел, как орел поймал волка. — Нирок изумленно вытаращил глаза и разинул клюв. — Я видел, как медвежонок утонул в быстром ручье, а его мать в ярости ревела, плакала и проклинала воду, которая сначала утолила ее жажду, а потом забрала детеныша. Я видел, как мать-лисица вместе со своими лисятами выходила из норы, очень похожей на эту. А еще… — Филипп на миг заколебался, но потом продолжил: —…я видел, как мой отец схватил одного из ее лисят, когда мать отвернулась. И я тоже ел этого лисенка, потому что в то время мы умирали с голоду.

— Ты… голодал? — Да.

Только теперь Нирок понял, что хотя он и знает Филиппа с момента своего появления на свет, на самом деле ему ничего не известно о жизни друга.

— Как ты очутился среди Чистых, Филипп? И почему? У тебя была мама? Ты всегда говорил только об отце, но я никогда не слышал про твою маму. Кто она?

— Это очень долгая история, Нирок. Я устал и хочу есть.

— Но мы не можем выбраться из этой норы. Как же мы будем добывать пищу?

— Лисьи норы обычно очень глубокие, и в них устроено несколько отнорков. Думаю, тут должны водиться мыши. Давай сначала поедим, а потом ты расскажешь мне свою историю.

— Мою историю? — непонимающе захлопал глазами Нирок.

— Почему мы улетели из каньона, Нирок? Ты обещал рассказать. Куда мы направляемся? Какую правду мы ищем, рискуя жизнью? Ты видел, твоя мама выслала за нами в погоню своих перехватчиков.

— Филипп, — очень медленно и очень осторожно проговорил Нирок. Это было очень трудно объяснить. — Ты когда-нибудь видел картины в огне?

— Нет! Я никогда не видел ничего такого, — ответил Филипп и даже покачал головой, словно пытался представить себе подобное чудо.

— А я вот вижу. Гвиндор сказал, что у меня огненное зрение.

— Огненное зрение! — ахнул Филипп. — Я слышал о таком чуде. Но… это же огромная редкость! Неужели ты обладаешь этим даром?

— Да. И вчера я увидел в огне нечто ужасное.

— Что же?

— Я увидел смерть своего отца, Филипп.

— Не говори этого! Не говори, заклинаю тебя! — взвизгнул Филипп, инстинктивно пряча голову под крыло. — Если ты скажешь, я умру!

— Ты умрешь, если я скажу, что моего отца убил не Сорен, а большая бородатая неясыть? — в недоумении переспросил Нирок. — Почему? Я не понимаю…

Прошло несколько мгновений, прежде чем Филипп решился вытащить голову из-под крыла и испуганно посмотрел на своего друга. От страха перья так плотно облепили тело Филиппа, что он стал размером не больше птенца.

— Нирок, когда ты появился на свет, твоя мама строго-настрого запретила всем говорить о гибели твоего отца. Того, кто нарушал этот запрет, убивали на месте.

— Значит, это правда, — еле слышно прошептал Нирок. — И все об этом знали, все, кроме меня.

— Да, все слышали о том, что на самом деле произошло в ночь битвы с Ночными Стражами Га'Хуула.

— Значит, не было никакой воздушной тяги, которая втащила моего отца и его отряд в пещеру?

— Не было. Было совсем наоборот. Чистые заманили Ночных Стражей в пещеру. Это была ловушка. Чистым удалось взять в заложники одного из Ночных Стражей, близкого друга твоего дяди Сорена. Если я ничего не путаю, это была пещерная сова по имени Копуша.

— Расскажи мне, что произошло в пещере на самом деле.

— Сорен и твой отец сошлись в смертельной схватке. Они метались из стороны сторону и кружили по пещере. Сорен сражался ледяным мечом, у твоего отца были огненные когти. Говорят, в последний момент Сорен дрогнул. Он вдруг замер, не в силах убить родного брата. Но в следующий миг в пещеру ворвался серебристый вихрь. Это была огромная бородатая неясыть…

Нирок слушал молча. Филипп рассказывал именно ту историю, которую он вчера увидел в огне. Когда друг закончил свой рассказ, в темной пещере повисло тяжелое молчание. Наконец Нирок глухо проговорил:

— Огонь показал мне много и других страшных картин, Филипп. Я видел свою мать в кровавом исступлении. Я видел ее перепачканной кровью от клюва до когтей. Я видел, как она убивала — и не только в бою… Она убивала одиноких сов, без всякой причины, для забавы. И еще я увидел, как она пыталась убить совсем молодую сипуху, очень похожую на моего дядю Сорена.

— Должно быть, это была его сестра Эглантина!

— Значит, у меня есть тетя? И моя мама пыталась убить ее?

— Так говорят… Знаешь, большинство слухов разносят кузнецы, им известно обо всем на свете. Я не знаю, правда это или вымысел. Но говорят, будто Эглантина разбила яйцо, которое снесла твоя мать до твоего рождения. Понимаешь, Нирок, я был совсем еще птенцом, когда отец привел меня к Чистым. Многие события, которые ты увидел в огне, могли произойти, когда я был слишком мал, чтобы понимать их значение… Я не знаю, как все было на самом деле. Может быть, это всего лишь сплетни.

— А что тебе известно о Га'Хууле? Расскажи мне!

Филипп закрыл глаза и очень долго не открывал их. Потом очень тихо пробормотал:

— Если я расскажу тебе об этом, то уже никогда не смогу вернуться к Чистым.

— Ты хочешь вернуться?

— Хороший вопрос, — вздохнул Филипп. — А ты?

— Нет, до тех пор, пока не узнаю правду.