Ему снилась сова, которую он никогда в жизни не видел. Это была пятнистая сова, и она жила на огромном дереве. Нирок сразу понял, что это было Великое Древо Га'Хуула, потому что второго такого нет во всем свете.

Нирок не видел моря, но соленый и свежий ветер говорил о том, что оно где-то рядом. Вот только пятнистая сова не была счастлива. Она плакала. Нироку показалось, что она была почти так же одинока, как он сам, и не спала в дупле, а о чем-то тревожилась. Вокруг нее клубилась какая-то туманная фигура. Нирок пригляделся. Это был призрак другой пятнистой совы, только старой. Да-да, это был скрум!

Нирок слышал, как скрум тихо звал: «Отулисса! Отулисса!» — но молодая сова ничего не слышала. Скрум был в отчаянии, он хотел сообщить Отулиссе нечто важное, но никак не мог ее дозваться. «Отулисса! Отулисса!»

«Что за странное имя!» — подумал Нирок, но тут две фигуры слились в одно призрачное облако, а потом и само дерево растаяло в тумане.

Нирока разбудило солнце. Все вокруг текло и таяло, повсюду сверкали капли. Снег растаял!

Нирок широко раскрыл глаза. Его дупло в стволе поваленного дерева было залито солнцем. Он высунул голову наружу. Зимние дни коротки, а совенок проспал так долго, что солнце уже начало опускаться за горизонт. У Нирока остался всего час на то, чтобы поохотиться, пока ночные звери и птицы не отправятся на поиски подходящего ужина.

Нирок задумчиво покачал головой. Кажется, ему приснился какой-то странный сон. Проснувшись, он почти сразу забыл его. Кажется, там было какое-то необычное имя? Нирок ясно его слышал, но почему-то никак не мог вспомнить. Кажется, его произносил скрум? При мысли о скруме, Нирок вздрогнул и поежился. Хватит с него скрумов! Он вылез из дупла и прислушался к шорохам лесных зверьков, копошащихся под снежным покровом.

Но даже во время охоты Нирок постоянно думал о странном совином имени, приснившемся ему во сне. Нирок был почти уверен в том, что оно начиналось на букву О. Несколько раз ему казалось, будто он поймал ускользающее имя за хвост, но в самый последний момент оно улетало у него из-под самого клюва.

За время своей жизни в лесу Нирок услышал много легенд о Га'Хууле. Он узнал предания Огненного и Ратного Циклов, услышал даже одну историю из Звездного собрания. Но больше всего его интересовали легенды про первые пожары и первых угленосов.

Ему не терпелось узнать, какое отношение имеет к огню король Хуул. И почему волшебный уголь называется Углем Хуула? Какая жалость, что он пропустил большую часть легенды! Нирока ужасно раздражало, когда мама-сова начинала свой рассказ с привычных слов:

— Ну, дорогие мои, мы с вами прекрасно знаем, что случилось в ту снежную ночь, когда на свет появился Хуул…

В такие моменты Нироку хотелось выскочить из своего дупла и громко закричать: «Нет! Мы не знаем! Пожалуйста, расскажи всю историю с самого начала!» Но, разумеется, он ни разу этого не крикнул.

А в это же самое время, далеко-далеко от леса и поваленного дерева, пятнистая сова по имени Отулисса тоже видела сон. Когда она проснулась, она сразу же забыла его, хотя это был очень необычный сон. Больше всего он походил на реальность.

Отулисса чувствовала горячее дыхание огромных волков, которых называли страховолками, слышала их угрожающе рычание и видела широко разинутые клыкастые пасти. Страховолки сторожили кратер вулкана, потому что там хранилось сокровище, ценнее которого не было во всем совином мире. Оно было драгоценнее золота и могущественнее крупинок и называлось Углем Хуула.

«Это глупо и нелогично!» — услышала Отулисса собственный голос. Во сне она разговаривала с предводителем страховолков.

«Ни одна сова не полезет за Углем Хуула в вулкан. Никто не может выжить в кипящей лаве и пламени. Зачем же вы охраняете кратер?».

Но волки только рычали и скалили огромные пасти. Их длинные клыки сверкали в свете луны, а лай напоминал зловещий хохот.

«Они смеются надо мной! — поняла Отулисса. — Но разве я сказала что-то смешное?» — Она отлетела подальше и опустилась на склон вулкана. Земля под ее лапами вздрагивала и содрогалась. Искры фонтаном летели из кратера.

«Надо поскорее убраться отсюда, иначе я сгорю».

Из вулкана вылетел уголь и шлепнулся на кроющие перья Отулиссы. Она раздраженно стряхнула его прочь, но вдруг почувствовала запах паленого пера. Что за ерунда? Она летала в сотни лесных пожаров, носила в клюве самые разные угли, и ни разу не обожгла ни перышка. Что тут такое творится?

А потом Отулисса увидела нечто ужасное. Ей приснилась ночь гибели Стрикс Струмы. Ее любимая наставница потеряла крыло и камнем падала в море Хуулмере. Уцелевшее крыло ее пылало, как факел.

Отулисса, оцепенев, смотрела на гибель Стрикс Струмы.

«Это по-настоящему… Совсем по-настоящему…» — бессмысленно шептала она, глядя как жадные волны сомкнулись над телом любимой наставницы. Потом из воды вдруг вылетели перья, но это не были перья Стрикс Струмы. Это были желтоватые перья с темными крапинками, как у сипух. В следующий миг Отулисса увидела эту сипуху, и сердце ее едва не разорвалось от жалости. Она хотела немедленно броситься к ней, спасти ее и утешить, но во сне крылья Отулиссы бессильно упали, и она не могла пошевелить ими.

«Этого не может быть! — жалобно закричала во сне Отулисса. — У меня никогда в жизни не парализовывало крылья! Никогда!»

Вечером, когда Отулисса проснулась, она не помнила своего сна, и только в ее ушах почему-то шумел морской прибой. Отулисса нахмурилась, но вспомнила, что в это время года над морем Хуулмере бушуют зимние шторма. Эзилриб говорил, что буря движется к ним из Темного леса. Возможно, ее просто растревожил ветер.

Отулисса была благоразумной совой. Она не верила снам. Она верила в науку. Но сегодня она чувствовала себя усталой и разбитой, несмотря на долгий сон. Отулисса была чрезвычайно чувствительна к малейшим изменениям погоды, поэтому решила списать свое самочувствие на воздействие надвигающегося фронта низкого атмосферного давления.

Она взяла с полки свою любимую книгу под названием «Атмосферное давление и турбулентность: вводный курс». Эту книгу написала дальняя родственница Отулиссы, знаменитая всепогодница и предсказательница погоды Стрикс Эмеральда, жившая в прошлом столетии.

А что же Нирок, живший на другом берегу моря Хуулмере? В лесу дни постепенно удлинялись, а ночи становились короче. Зимние ветра, бушевавшие над лесом, выворачивая с корнем самые старые деревья, постепенно слабели. Зима отступала, снег начал таять. Солнце, которое до сих пор едва показывалось над горизонтом, теперь смело карабкалось выше, показывая, что весна уже не за горами.

Перья у Нирока уже отросли, но он никак не мог решиться посмотреть на свое отражение в зеркальной глади пруда. Он боялся, что туман над озером вновь примет форму металлической маски и ужасный скрум вновь будет преследовать его…

Поэтому приходилось поворачивать голову под самыми фантастическими углами, пытаясь разглядеть свое новое оперение. Большая часть опахала на крыльях уже отросла, хвостовые перья тоже почти все были на месте. Но настоящим праздником стал тот день, когда у Нирока заново выросло одиннадцатое второстепенное перо. Он тогда едва сдержался, чтобы не заухать на радостях.

Но ему нельзя было шуметь, чтобы не выдать своего присутствия в старом гнилом дереве, которое Нирок уже успел полюбить. Кто знает, может быть, разведчики Ниры все еще разыскивают его по лесам. Поэтому ухать Нирок не стал, а тихонько спел себе песенку, глупую детскую песенку. Филипп рассказал ему, что мамы-совы часто поют такие песни своим детям. Нира никогда ничего не пела Нироку. Но с наступлением весны ему вдруг захотелось петь. Когда-нибудь, когда он станет большим и у него будут собственные дети, он обязательно будет петь им песни.

И Нирок тихо запел себе под нос: