— А что думаете вы, Роберт? Что говорит наша разведка, — Муди смотрел на Кеннеди настороженно. Он вообще недолюбливал «яцеголовую интеллигенцию», особенно с Востока. А Кеннеди, кроме того, был из демократической партии и представлял нынешнюю администрацию.

— Данные, полученные нами, подтверждают информацию англичан, — неторопливо, обдумывая каждое слово, ответил Роберт. — Но я бы не спешил с… окончательным решением. Если припомнить историю нынешнего столетия, когда… Великая война… разразилась в результате ложной оценки другой стороны… тогда чрезвычайно трудно выносить суждения в Вашингтоне относительно того, к каким результатам в других странах приведут наши решения.

— Это ваше мнение, или…? — спросил Лоеб.

— Это чисто мое мнение. По мнению… лиц, принимающих решение, данное событие не должно состояться. Никаких публичных выступлений допускать нельзя, — теперь Кеннеди выглядел несколько обеспокоенным. — Но я еще раз прошу обдумать ваши позиции. Говорят, что когда Британия потерпела полное поражение, король спросил у Фишера: «Как же это случилось?» На что он ответил только: «Ах, если бы знать?!» И мне не хотелось бы, чтобы после обмена ядерными ударами, сидя в убежище посреди отравленной пустыни, мы задавали бы друг другу эти вопросы и слышали аналогичные ответы.

— Вы пессимист, Роберт, — констатировал Лоеб. — Если ваша служба провела, как мы ранее договаривались, операцию прикрытия, отвечать придется не нам.

— В таком случае, я согласен с общим решением, — согласился Роберт.

— Принято единогласно, — подытожил Лоеб

Желтороссия. пос. Александровское. Май 1963 г.

Все воинские части похожи друг на друга и каждая из них отличается своими особенностями. И касается это не только расположения гарнизонов или вооружения. В первую очередь отличается то, что можно назвать, если следовать примеру интеллигентов, служебной атмосферой в части. Вообще в воздушной кавалерии отношения между офицерами и нижними чинами всегда отличались. Надо признать, в той же бронекавалерии воевать можно только дружному экипажу, да и гореть в подбитой машине всем вместе, но особых обычаев не появилось. В воздушной же кавалерии, как в итоге решил для себя этот вопрос Олег, отношения в части были похожи на казачьи. У казаков же и офицеры, и нижние чины могли быть не только земляками, а даже родственниками. Отчего, при соблюдении субординации в служебное время, общались они между собой как равные. Во всяком случае в двенадцатом гусарском было именно так. Возможно, дополнительно влияло на складывание таких отношений и комплектование частей авиадесанта — воздушной кавалерии только добровольцами. Но как бы то ни было, сегодня кандидат-прапорщик Михайлов вместе со всем личным составом эскадрона, включая командира и всех субалтерн-офицеров, отмечали увольнение двух унтер-офицеров сверхсрочной службы.

Расположились на поляне, явно издавна подготовленной для такого рода празднований. Деревянные столы и скамейки уже потемнели от времени, но выглядят крепкими. Для укрытия от дождя можно натянуть тент, для которого предусмотрены столбы и канаты из парашютных строп.

— Не удивляйтесь, прапорщик, — взводный, корнет Васильев, как всегда, появился внезапно и бесшумно. — Первоначально, когда мы сюда только передислоцировались, это была столовая для нижних чинов. А теперь, как видите, место для совместных торжеств по случаю эскадронных праздников.

— Интересно… Скажите, Анатоль, а такие… совместные торжества не сказываются на дисциплине? — Олег заинтересованно посмотрел на взводного.

— Шутите, Олег…, - усмехнулся он, — вы же уже на разводах и учениях были. Заметили хотя бы один случай, чтобы кто-то не выполнил распоряжение или пытался его оспорить? Дружба дружбой, а служба службой… Все-таки когда вместе выбрасываешься с парашютом и вместе бегаешь от егерей противника, пусть даже и условного, становится как-то не до формального соблюдения устава. Впрочем, пойдем, там уже только нас ждут.

Действительно, за то время, пока они обменивались мнениями, у столов собрался практически весь эскадрон. Ждали, конечно, не их, а командира эскадрона. Но до столов они добрались вовремя. Ротмистр Шимский Игорь Алексеевич появился буквально через минуту после того как Олег и Анатолий заняли места за столом.

— Смирно! — рявкнул старый вахмистр, сидевший во главе стола.

— Вольно! Без чинов, — скомандовал в ответ Шимский. Неторопливо занял место за столом, взял в руки заранее наполненную стопку и только после этого сказал.

— Господа офицеры, унтер-офицеры и гусары. Сегодня мы провожаем наших соратников в статскую жизнь — вахмистра Загорского и капрала Шварценгерра. Семен Дормидонтович Загорский, отслуживший в нашем эскадроне полный срок, как вы знаете, уходит на заслуженный пенсион. Заслуженный не только по выслуге лет, но по его делам во время службы…, - ротмистр рассказал, как вахмистр помог ему, молодому поручику в первые годы службы, о том, как воевал с вахмистром плечом к плечу против хунхузов. Потом предложил выпить за здоровье ветерана. После того, как выпили первую и народ слегка закусил, ротмистр снова встал.

— Капрала Арнольда Алисовича Шварценгерра, полагаю, никому представлять не надо. Георгиевский кавалер, отличный боец и соратник. И мне очень жаль, что он решил связать свою дальнейшую карьеру не с воздушной, а с броневой кавалерией. Но в тоже время я рад, что он остается кавалеристом! Хочу заметить, что поступление в Николаевское кавалерийское училище — не самое простое дело. Но наш соратник сумел преодолеть все препоны на пути к своей заветной мечте и поступить именно в училище его мечты… — еще несколько минут командир эскадрона расхваливал капрала и закончил пожеланием. — Так пусть же все его мечты исполняются. И надеюсь, мы еще успеем увидеть на его плечах блеск генеральских погон! — под громкий смех и дружеские подначивания все выпили второй раз. После чего ротмистр попрощался ос всеми и, выпив еще рюмочку «на посошок», ушел. За ним поодиночке и парами, стараясь не мешать разгорающемуся веселью, покинули пикник и остальные офицеры.

Олег ушел с праздника вместе с взводным. По дороге к домам они прошли мимо «американки» — полосы препятствий, введенной, по слухам, генералом Петром Семеновичем Махровым по образцу, используемому штатовцами в корпусе морской пехоты. Правда, никаких документов, подтверждающих эту версию, не сохранилось. Да и полоса препятствий используемая в корпусе морской пехоты САСШ, которую Олег видел на фотографиях, мало походила на используемую в российской армии. Но название закрепилось и даже попало в некоторые документы.

Не сговариваясь, Олег и Анатолий остановились и несколько минут наблюдали, как бойцы четвертого эскадрона отжимаются, затем прыгают в окопы, из которых метают учебные гранаты. Потом бегут по лабиринтам, перелазят через стенки и стреляют из духовых ружей. И вновь бегут к финишу. По традиции в четвертый эскадрон попадала вся «молодежь», которая к упражнениям относилась серьезно и старательно. Но все равно не могла сравнится с опытными ветеранами из первого и второго эскадронов, шутя выполняющими все положенные нормативы.

— Анатоль, как ты считаешь, — спросил Олег, когда они, насмотревшись, пошли дальше, — что лучше — наша или германская организация воздушной кавалерии?

— Ну, ты спросил, прапорщик. Тут надо серьезно думать, — попытался отшутиться Васильев.

— А все же? — не отставал Олег.

— Ну, неужели вам об этом в училище не говорили? И как ты только его закончить сумел, если столь простых вещей не помнишь, — притворно удивился Васильев.

— Говорили, конечно, я даже полные двенадцать за организацию войск получил, — отпарировал Олег. — Но мне интересно твое мнение, как практика.

— Хорошо, давай порассуждаем, — вынужденно согласился Анатолий. И усмехнулся. — Как всегда, на службе говорим о праздниках, а на праздниках — о работе. Итак, германцы… После Тихоокеанской войны германцы разделили своих егерей-парашютистов на два типа. Первый — это собственно парашютисты-егеря, легкая пехота, предназначенная для ведения в первую очередь диверсионных и противудиверсионных боев. Они сведены в отдельные батальоны. А вот для ведения «большой войны» и стратегических десантов во время нее они создали штурмовые дивизии. Оснащенные специально приспособленными для десантирования видами тяжелого вооружения, от броневиков до гаубиц. Но для переброски и высадки такой дивизии необходимо провести операцию действительно стратегического уровня. Представь, Олег, сколько нужно усилий, чтобы подавить возможное противодействие противника только в районе пролета эшелонов этой дивизии. Это при том, что тяжелую технику можно перебросить только на очень уязвимых дирижаблях… Не зря даже богатая Германская Империя может содержать всего семь таких дивизий. И одновременно высадить не более трех. Ну, а если посмотреть на вооружение, то парашютно-егерские батальоны вооружены слишком легко для какой-либо серьезной заварушки. А штурмовые парашютно-егерские дивизии — избыточно тяжело для всего, кроме очередной Великой Войны. То есть первые годятся для диверсий и гонять легковооруженных партизан, но не способны подавить серьезное сопротивление, например восставших сипаев[2]. Вторые могут подавить восстание даже частью своих сил, но стоят слишком дорого. Ну, я считаю, что именно поэтому наши, российские воздушные кавалеристы, организованы и оснащены иначе. Если внимательно рассмотреть, мы имеем нечто промежуточное между легкой пехотой и тяжелыми механизированными частями. Именно поэтому наши части столь успешно действовали и против банд хунхузов и против восставшей бухарской армии. А наличие оружия поддержки в эскадроне позволяет успешно действовать даже таким частям в отрыве от основных подразделений…