Вспомнил он и свою попытку победить в споре.
— Ты еще скажи, что потопленные бомбами в Великую и Азиатскую войну корабли погибли случайно. И если бы не это, никакого воздушного флота мы бы не имели.
— А вот тут наряду со случайностью в попаданиях бомб была закономерность, — не сдавался Андрей. — Его Императорское Величество еще до Великой войны искал способы противостоять на море сильнейшей англо-франко-японской коалиции. Построить быстро больше линейных сил мы не могли, пришлось прибегать к импровизациям — созданию воздушного флота для разведки и нападения.
— Интересно, а что ты тогда скажешь о развитии боевых самолетов до нынешнего состояния? — Илье стало действительно интересно, что ему скажет Северцев.
— Что тут особо неожиданного можно сказать? — непритворно удивился Андрей — Все просто и логично. Опыт Великой войны привел к появлению самолетов поля боя штурмовиков и перехватчиков для борьбы с дирижаблями-бомбардировщиками. Те же перехватчики и штурмовики могли воевать и друг с другом. Естественно все воздушные силы всех стран захотели иметь более вооруженные, скоростные, маневренные и дальние самолеты. И в результате стали развивать двигателе — и авиастроение… Конфликты двадцатых, тридцатых и сороковых и гонка вооружений заставляли конструкторов измышлять все новые и новые машины, летавшие все выше, дальше и быстрее. И тут обнаружились два барьера — имевшиеся двигатели при увеличении мощности не могли дать заметного прироста ни скорости, ни дальности полета. К тому же они были чрезвычайно прожорливы и требовали все более качественного бензина. А с этим оказалось сложно не только у не имевших больших запасов нефти англичан, но даже и у нас и САСШ. К тому же появление ядерной бомбы и ее носителей требовало новых и более скоростных и высотных перехватчиков. Тогда стали искать новые пути повышения скорости и дальности, и появились турбовинтовые и реактивные двигатели. Никто не хотел отставать и таким образом появились современные воздушные флоты. Dixi.[7]
Зато под конец спора Илье все-таки удалось смутить оппонента.
— Ты еще скажи, что все это придумал сам, — пошутил он.
— Нет, — неожиданно покраснел Андрей. — Это из рукописи новой книги «Воздушный флот и его влияние на тактику и стратегию» моего отчима…
Воспоминания Вернадского прервал запрос на разрешение старта «Кречетов». Илья дал добро на запуск. Ревущие работающими на форсаже моторами, дополнительно разогнанные катапультами, самолеты один за другим взмыли в небо. После чего оборонительный патруль набрал высоту и начал барражировать над строем кораблей. Разведчики «Луни — Д», в свою очередь, рисуя в небе две встречно раскручивающиеся спирали вокруг ордера, начали поиск «вероятного противника». Пока ничего обнаружить не удавалось и, воспользовавшись моментом, Илья с Андреем вышли на мостик, «взять воздуху».
— Жаль, что нашим конструкторам пока так и не удалось довести до нормального рабочего состояния ДРОН с вращающейся антенной, — посетовал, провожая взглядом пронесшуюся на малой высоте пару «Кречетов», Андрей. — Не пришлось бы гонять «Луней», чтобы засечь цели, — сразу пояснил он недоумевающему Илье. — Не зря я Георгия отправил…
— Что? Семецкого? — ошеломленно уточнил Вернадский.
— Его, — подтвердил Северцев.
— Не боишься, что этот сорвиголова устроит очередной «детский крик на лужайке»? — у летчика морской авиации капитан-лейтенанта Семецкого с прозвищем «Бессмертный» была очень неоднозначная репутация. Бретер и задира — семь дуэлей, четыре из которых произошли из-за его едких эпиграмм. Великолепный летчик и в тоже время — воздушный хулиган, летавший в непредусмотренных никакими наставлениями режимах и разбивший из-за этого две машины. Пару раз сбитый во время боевых вылетов над Вьетнамом и выживший. Причем второй раз его сбили в отдаленном районе, над джунглями. И он выжил и вышел сам, притащив на спине раненного в ноги штурмана. От такого можно было ожидать самого неожиданного поступка. — Черт побери, да он может сейчас такое устроить! — возвращаясь в помещение, проворчал Илья…
Отряд кораблей Королевского Австралийского военно-морского флота в составе авианосца «Мельбурн», тяжелого крейсера «Сидней», эсминцев «Вояджер», «Хобарт» и «Аранта», сторожевых кораблей «Брум» и «Пири», подлодки «Рэнкин» маневрировал в заданном квадрате, готовясь к полетам. Вообще, задача отряда, доведенная только до командира авианосца, кэптена Годфри Гатакра, состояла в «активном наблюдении» за русской авианосной эскадрой. То есть, если говорить откровенно, в провоцировании русских. Вот только Гатакру, на легком авианосце, с всего лишь двенадцатью старенькими «Си Веномами», совершенно не хотелось встречаться с русскими, на авианосце которых базировалось тридцать шесть истребителей «Кречет» и двадцать четыре тяжелых штурмовика «Гриф». Поэтому русские могли, почти не напрягаясь, утопить не только сам авианосец, но и весь отряд целиком. Так что отправив «Рэнкин» на разведку, Гатакр первоначально решил до получения сообщения от коммандера Бонда самолеты не поднимать. Несколько часов отряд так и шел в походном порядке. Потом Годфри передумал и приказал развернуть авианосец по ветру, увеличив ход. На палубу подняли звено истребителей и начали готовить их к старту. Первые самолеты взлетели одновременно с получением от Бонда радиограммы. И одновременно с сообщением о цели, засеченной радаром в шестидесяти милях от отряда. Гатакр приказал отправить пару самолетов из патрулирующего звена и выпустить в воздух следующее звено. Но тут…
Экипаж самолета «Лунь-Д» с бортовым номером «Сто четыре» был под стать командиру. Штурман — лейтенант Лукьяненко был таким же сорви-головой, готовым на любую проказу или подвиг. А оператор комплекса радиобнаружения мичман Васильев, хотя и не отличался бесшабашностью двух его напарников, настолько умело работал со своим РОНом, что считался лучшим оператором если не всего флота, то Тихоокеанского точно. Именно он первым засек отметки целей, случайно попавших в луч РОНа во время одного из маневров. Георгий же, сообщать об обнаружении сразу не стал, однако слегка изменил курс. Теперь отметки на экране читались легко.
— Кажись, одна «матка», как минимум один или два тяжелых корабля и четверка — пятерка «собачек», — сообщил Васильев. По внутренней связи экипаж общался на своем жаргоне, подшучивая над теми, кто потом вынужден был расшифровывать записи их переговоров.
— Сделаем парад-алле? — предложил Лукьяненко, после доклада по радио на авианосец.
— Отнюдь-с, — возразил Семецкий. — Изображаем альбатроса и попробуем сфоткать авиаматку сверху. Прямо как шлюху на снимке…
Все трое заржали. Снимок, который ухитрился сделать Васильев во время посещения борделя в Хайфоне, служил темой шуток уже давно среди всех, кто его видел. Самодельная компактная камера, спрятанная под рубашкой, и чувствительная пленка от аэрофотоаппарата помогли получить фото обнаженной вьетнамки в совершенно неожиданном ракурсе без всякой фотовспышки. Потом, правда, Семецкому с Лукьяненко пришлось немного подраться с охраной борделя, защищая поспешное бегство новоявленного фотохудожника. Но снимок, по всеобщему мнению, того стоил…
Дождавшись, когда обнаруженные воздушные цели рванут к нему, Семецкий передал на командный пункт радиограмму о появлении в воздухе перехватчиков. И, отключив радио, резко бросил машину в пике. На малой высоте, затрудняющей поиск РОНам противника, он прибавил скорость до предела. Самолет, созданный на базе штурмовика, предназначенного как раз для таких полетов, бешено молотя воздух винтами, через четверть часа добрался до авианосца. «Мельбурн» шел полным ходом, а на палубе разгонялась очередная пара «Си Веномов». Еще четверка барражировала над кораблями в воздухе. Но, как ни удивительно, ни летчики патрулирующих самолетов, ни радары кораблей охранения подлетающий самолет так и не засекли. Появление огромной туши, несущейся на высоте метров шестьсот над палубой, повергло всю команду авианосца в шок. Отчего взлетающий ведомым летчик вместо набора высоты ушел влево. Где и катапультировался в двух метрах от воды. А «Мельбурн» неожиданно начал поворот налево, наперерез курса эсминца «Вояджер». На эсминце команда одновременно выполняла две задачи, пытаясь спасти летчика и готовя по тревоге зенитные установки. Вахтенный офицер и штурман стояли у индикатора радара ПВО. С этого положения авианосец плохо просматривался, закрытый от них надстройкой, мачтой и дымовой трубой. Командир корабля стоял на мостике с правого борта, наблюдая за действиями спасательной команды, и не подозревал о надвигающемся на его корабль со скоростью в двадцать три узла авианосце. На «Мельбурне» даже не успели переложить руль. Гатакр успел только отдать команду «полный назад», но было уже поздно. Авианосец врезался в эсминец как раз перед носовым мостиком. «Вояджер» перерезало на две части. Носовая часть дрейфовала несколько минут мимо левого борта «Мельбурна», быстро погружаясь в воду. Потерявшая нос, остальная часть корпуса эсминца тем не менее держалась на плаву и к ней устремились сторожевики. Про русский самолет не забыли только истребители. Но вооруженным пушками «Си Веномам» не удалось поразить отстреливающийся от них из кормовой установки и маневрирующий на малой высоте «Лунь». А потом ему на помощь прилетела пара «Кречетов». И австралийцы, понимая, что этой пары вполне хватит, чтобы как минимум ополовинить их пятерку, быстро вернулись назад, к своему авианосцу. Русские повтороили их маневр. Тем более что Семецкого на борту «Петра Великого» уже ждал контр-адмирал Беляев. Очень желающий наконец получить объяснения всему этому, по его выражению, «бардаку в борделе во время наводнения»…