— Мисаурэнь?.. Ты?.. Здесь?.. — Испуг, недоумение и узнавание сменились на лице принцессы широкой улыбкой, и она во весь голос заорала: — Ты! Жива-й-й-а-а-а! — Батигар перевела взгляд на спутников ведьмы. — Эмрик? Лагашир? Но ведь вы же погибли на Глеговой отмели?..
— Да живы мы все, живы! Не так-то легко ведьму и Черного мага на морское дно отправить! А Эмрик, когда надо, и камень бездушный заставит себе на подмогу броситься! — Мисаурэнь кинула шест под ноги Лагаширу и заплясала на месте, протягивая руки к Батигар. Эмрик ощутил укол ревности и, не глядя на принцессу, едва сдерживающуюся, чтобы не прыгнуть в мутные воды Ситиали и не поплыть навстречу подруге, вперил взгляд в нгайю. И по тому, как дрогнуло ее выразительное, странное, но по-своему привлекательное лицо, как искривился в горькой усмешке рот, неожиданно догадался, из-за чего эти девушки оказались вместе на крохотном плоту. Припомнилась ли ему болтовня матросов на «Норгоне» и «Посланце небес», какие-то слова, оброненные Мисаурэ-нью, когда лежала она в его объятиях, или разглагольствования Жужунары о своеобразных обычаях Дев Ночи, но, как бы то ни было, он внезапно понял, что должно произойти в следующие мгновения и, навалившись изо всех сил на рулевое весло, заставил плот резко вильнуть вправо.
Брошенное нгайей копье просвистело в пяди от лица Мисаурэни, Батигар вскрикнула, повернулась к чернокожей и, оступившись на скользких жердях, шлепнулась в воду. Ведьма кинулась ей на помощь, а Лагашир вместе с Эмриком вцепился в рулевое весло, уводя плот в сторону от бултыхавшихся в воде девушек.
— Какая кровожадная особа! — промолвил маг, подозрительно посматривая на нгайю, с застывшей улыбкой на устах наблюдавшей за тем, как Мисаурэнь и Батигар, забыв обо всем на свете, отфыркиваясь, переглядываясь и пересмеиваясь, саженками догоняют успевший-таки обогнать их плот.
— Держи руль! — бросил Эмрик и метнулся на левый край плота, шедшего на сближение с плотом чернокожей.
Совершив гигантский прыжок, он упал на четвереньки, и плот нгайи под его весом накренился так, что сама она, не устояв на ногах, покатилась по скользким жердям. В руках Девы Ночи блеснул нож — Эмрик не ошибся и, проследив за взглядом Лагашира, увидел то, что ускользнуло от внимания мага. Не могло не ускользнуть, ибо Магистр видел в чернокожей стражницу, подругу, кого угодно, но не брошенную любовницу, готовую на все: убить соперницу, либо собственную возлюбленную, либо даже себя — как уж придется.
Схватив нгайю за лодыжку, Эмрик дернул ее, подгребая под себя, вывернул кисть, и нож, выпав из разжавшихся пальцев, застрял в щели между жердями.
— Уброха чибавма! Пусти! — прошипела Дева Ночи, и боль, плеснувшая из огромных черных очей ее, напомнила Эмрику совсем другие глаза, тоже полные горя и отчаяния, и он, помимо воли, прошептал, прекрасно понимая, что кочевница, скорее всего, и слов-то таких не знает:
— Разве поможет нож, если кровоточит душа? Но что-то нгайя все же поняла, потому что, когда Эмрик откатился от нее, не стала разыскивать нож или какое-нибудь другое оружие. Поднявшись на ноги, она оцепенело глядела, как Батигар, а за ней и Мисаурэнь карабкаются на плот, цепляясь за протянутую Лагаширом руку. Глядела и плакала. Да-да, плакала, Эмрик мог бы поклясться в этом Усатой змеей, хотя другие ничего не заметили — чтобы рассмотреть слезы на мокром от дождя, перепачканном грязью лице чернокожей, надо стоять очень-очень близко. Или чувствовать то же, что и она…
Девы Ночи подошли к скале Исполненного Обета вечером, и скакавшие вместе с пастухами Мгал и Бемс успели увидеть, как в сгущавшихся сумерках покидает свяшенный утес племя, совершившее уже обряд жертвоприношения Сыновьям Оцулаго. Чернокожие всадницы одна за другой направляли гвейров в воды Сурмамбилы, разлившейся подобно большому озеру слева от скалы, на вершине которой высилось пять столбов. Текущая справа от утеса Ситиаль была так глубока, что нгайи даже не пытались переправиться через нее, Сурмамбила же, несмотря на быстрое течение, оказалась в месте разлива столь мелка, что вода в ней едва доходила до брюха единорогов. С недовольным похрюкиванием огромные животные медленно брели по мелководью, обходя валуны, вокруг которых вскипала грязно-желтая пена, и, выбравшись на противоположный берег реки, скрывались в нагромождении скал. Следом за гвейрами к броду начали спускаться быки, и вскоре у подножия скалы Исполненного Обета не осталось ни одной живой души, однако захватившие Мгала и его спутников кочевницы не торопились приближаться к жертвенным столбам. Быстро и сноровисто нгайи начали расседлывать единорогов, отвязывать притороченные к их спинам части шатров, и северянин понял, что на вершину скалы кочевницы не поднимутся до самого жертвоприношения, а оно, по-видимому, будет зависеть от погоды. И если завтра с утра пойдет дождь…
— Если не идти дождь, Сыновья Оцулаго получить жертвы в полдня, охотно ответил на его вопрос Гвар-ра — пастух, за спиной которого Мгал проделал весь путь до скалы Исполненного Обета, и щелкнул бичом, а потом громко заухал, собирая быков, разбредшихся в тщетных поисках жухлых кустиков травы, чудом уцелевших на каменистой почве после стоянки здесь нескольких кочевий, приносивших жертвы Народу Вершин.
— А дождь будет? — с надеждой спросил Мгал, силясь разглядеть Лив среди суетящихся около гвейров Дев Ночи.
— Утром дождь не идти. Мать племени стара и хитра. Она знать, когда приходить к скале. Другие стоять тут, дождь идти, они ждать. Она знать: поздно прийти — ждать нет. Смотреть небо. — В подтверждение своих слов Гварра указал рукоятью бича на быстро летящие тучи, но, сколько ни вглядывался в них Мгал, понять, будет или нет завтра дождь, не мог.
Впрочем, он вполне доверял словам пастуха, за прошедшие дни ни разу не ошибшегося в предсказании погоды. Еще более полезной представлялась северянину способность его узнавать о том, что происходит в становище нгайй, появляться среди шатров которых без особого приглашения пастухам было строжайше запрещено. Именно от Гварра Мгал узнал о побеге Батигар и Шигуб, равно как и о схватке Лив с Очиварой, в результате которой кабиса рода Киберли не только утратила звание лучшей охотницы рода, но и была осуждена советом Матерей на принесение в жертву Сыновьям Оцулаго. Столь суровый приговор объяснялся тем, что по вине Очивары племя лишилось Шигуб и Батигар, и если это упущение она частично искупила пленением Лив, то поражение в схватке со светловолосой рабыней прощению не подлежало. То есть Мать племени могла бы устроить повторный поединок, если бы не узнала, что Очивара набросилась на рабыню с ножом. Попытка убить деву, предназначенную в жертву Сыновьям Оцулаго, была расценена как стремление навредить племени, хотя, по словам Гварра, немалую роль в вынесении жестокого приговора сыграло вызывающее поведение кабисы, давно уже бравшей на себя смелость оспаривать решения Кукарры и других Матерей родов.
Осведомленность пастуха удивила и заинтриговала северянина, но, заметив, как в одну из ночей тот украдкой направляется к шатрам нгайй, Мгал понял, что далеко не все Девы Ночи предпочитают проводить время в обществе подруг и пренебрежительное отношение их к мужчинам, являясь данью традиции, носит скорее показной характер, чем соответствует истинному положению дел. Как бы то ни было, благодаря Гварре северянин знал обо всем происходящем в становище и подозревал, что вылечивший его от дрожницы пастух не зря так пространно и охотно отвечает на все задаваемые ему вопросы.
— Ночь нгайи жечь благовония, просить Мать Ома-мунгу простить их. Ночь ругать пленниц — плохие дочери Омамунги, не жаль давать Оцулаго. Стеречь крепко, — продолжал Гварра, косясь на Мгала. — Утром вести к столбам, привязывать, жечь костер. Дым звать Сыновей Оцулаго. Нгайи стоять коленями на земле, хвалить Оцулаго. Думать о Боге-Отце. Так. Смотреть вокруг — нет. Понял ли?
— Погоди-ка! Ты хочешь сказать, что если мы с Бем-сом собираемся освободить Лив, то лучше сделать это не нынешней ночью, а утром, во время жертвоприношения? — Мгал понизил голос и оглянулся по сторонам. Он был уверен: Гварра давно уже догадался о том, что они с Бем-сом намерены грядущей ночью освободить Лив и удрать от Дев Ночи, спустившись на плоту по течению Ситиали до Земли Истинно Верующих. Судя по тому, что Очивара так и не сумела отыскать Батигар и Шигуб, девушки избрали именно этот путь, имевший перед бегством на гвейре то преимущество, что догнать спущенный в бурную реку плот нгайи, даже разгадав их замысел, не смогли бы при всем желании.
