— А потом?

— Тогда и подумаем, — он вновь повернулся к телевизору, чтобы не пропустить развязку. Маленький экран гипнотизировал. Отвлекал от повседневных проблем, переносил в другой мир.

Может, оно было и к лучшему. Потому что в конце концов выход ему подсказал Стивен Гонт.

Маленький самолет сильно тряхнуло, когда они, перелетев через горы, начали спуск к аэродрому Палермо. Пилот выругался на итальянском, выровнял самолет, повернулся к Чарли, что-то сказал.

Чарли кивнул и посмотрел на Сэма, сидящего позади.

— Пилот извиняется за причиненные неудобства. Говорит, что отвык от таких самолетов. Последние семь лет он летает на пассажирских лайнерах. Но просит не волноваться, потому что прежние навыки быстро восстанавливаются, и обратно в Рим он доставит нас, как на блюдечке.

Сэм все еще боролся с тошнотой.

— Мог бы предупредить заранее. А если ему нужно восстанавливать навыки, пусть делает это после того, как я выйду из самолета.

Заверещало радио. Пилот ответил, и положил самолет на крыло, описывая широкий круг над морем.

— Что теперь? — нервно спросил Сэм.

— Ничего, — ответил Чарли. — Нам разрешили посадку.

— А что он собирается делать? Посадить нас на рыбачью лодку?

Чарли рассмеялся и посмотрел вниз.

Синее море блестело под солнцем. Тут и там белели паруса яхт. Далеко впереди, затянутый легкой дымкой, лежал Палермо. Самолет пролетел между двух гор и коснулся колесами бетона.

Сэм облегченно вздохнул. Они подрулили к зданию аэропорта.

Чарли повернулся к нему.

— Машина отвезет вас в отель. Вы примете душ, а потом поедем на съемочную площадку.

— Почему сразу же поехать туда? — спросил Сэм.

— Зачем? Сейчас время ленча. Никто не работает.

Съемки велись в маленькой деревушке, в полутора часах езды по узкой извилистой дороге от Палермо. Они пересекли деревенскую площадь с неизменной церковью и несколько минут спустя оказались на съемочной площадке.

Сэм протер глаза. Только что он мог бы поклясться, что попал в шестнадцатый век: дома, как и люди, принадлежали к далекому прошлому. А тут перед ним возникли трейлеры размером поболе деревенских лачуг, стойки с гирляндами ламп, генераторы, рефлекторы. И большая камера Митчелла, укрытая от солнца черным навесом.

Водитель остановил «фиат» у одного из трейлеров.

Поднял руку и похлопал по приборному щитку, как бы благодаря автомобиль за то, что он не подвел в пути.

— Приехали.

Сэм вылез из кабины, огляделся. Через дорогу, в поле, несколько мужчин играли в bоссе[24] . Другие спали в тени, надвинув шляпу на лицо. Некоторые сидели, лениво поглядывая на вновь прибывших.

— Вот трейлер Никки, — указал Чарли.

Сэм последовал за ним, и они поднялись по маленьким ступенькам. Внутри царили темнота и прохлада. В первой комнате — кабинете с двумя столиками и пишущей машинкой — никого не было. Чарли постучал в дверь, ведущую во вторую комнату.

— Эй, Никки. Ты не спишь?

Из-за двери донесся какой-то шум. Мгновением позже она приоткрылась, пропуская девушку.

— Добрый день, синьор Лонго, — кивнула она Чарли, села за пишущую машинку и принялась причесываться.

Следом за ней появился Никки, в брюках и рубашке, но босиком, с заспанными глазами. Улыбнулся, увидев Сэма.

— О, Сэм, какой приятный сюрприз, — он протянул руку.

Сэм ее пожал.

— Решил вот заглянуть к вам и посмотреть, как идут дела.

— Все нормально, — заверил его Никки. — Мы чуть выбились из графика, но делаем очень хороший фильм.

— Хороший, — кивнул Сэм. Насчет отставания от графика он ничего не сказал. Время еще не пришло. — Я бы хотел пройтись по съемочной площадке.

— Так позволь мне быть твоим гидом, — он повернулся к девушке и выстрелил в нее короткой тирадой. Та отложила расческу и склонилась над пишущей машинкой.

— Это домик, в котором живут сестры, — по ходу комментировал Никки. — Мы убрали крышу, чтобы снимать в комнатах. Дом настоящий.

Сэм оглянулся. На другой стороне дороги все еще играли в шары.

— Почему они не работают? — спросил Сэм.

— Они ждут, пока режиссер позовет их на съемку следующего эпизода.

— А почему он не снимает?

— Сейчас выясню, — Никки обменялся несколькими фразами с мужчиной, устроившимся в тени камеры. — Они ждут, пока солнце не окажется под нужным углом.

Съемка начнется через полчаса.

— А зачем нужны все эти «юпитеры», если вы зависите от солнца?

— Мы используем их ночью и в пасмурные дни. Но Пиранджели отдает предпочтение естественному освещению.

— Сколько вы сняли сегодня?

— Несколько эпизодов.

— Сколько минут?

— Может, две.

— А эта сцена? Сколько она длится?

— Минуту, может, меньше.

— И только ради этого вы ждете, пока солнце окажется под нужным углом? — сердито спросил Сэм. — Я думал, Никки, твоя задача — защищать мои интересы. Расходы на картину уже вдвое превзошли плановые. Так-то ты их защищаешь?

— Нам не везло, Сэм, — Никки переминался с ноги на ногу. — Дождь шел, когда мы ждали солнца, солнце светило, когда требовался дождь.

— Так почему вы не снимали эпизоды, соответствующие погоде?

— Так уж работает Пиранджели. Я не могу повлиять на него. Никто не может.

— Так пойдем побеседуем с ним, — зло бросил Сэм.

— Он в трейлере Марилу. Они репетируют.

Но Пиранджели уже ушел. Служанка Марилу сообщила им, что маэстро и синьор Ульрих, немецкий актер, убыли после часа репетиций, чтобы синьора немного отдохнула перед съемкой.

— Почему они так гоняют ее на репетициях, что ей надо отдыхать перед съемкой?

Чарли коротко глянул на Сэма, но ничего ему не ответил, и они направились к съемочной площадке. Чарли пристроился рядом с Сэмом.

— Пиранджели — реалист.

— И что?

— Они снимают сцену ее возвращения домой после того, как она и немецкий солдат вволю натрахались на пшеничном поле.. Она возвращается, удовлетворенная, сияющая от счастья, а ее сестра начинает вычитывать ей нотации, ругать за то, что она встречается с этим парнем.

— Что-то я тебя не понимаю.

Чарли посмотрел на него.