Джон остановился и указал прямо вперед, где на зеленой береговой линии выделялась белая колонна.

— Гулетта, — произнес он. — Тебе будет на что посмотреть сегодня, Роджер. Холм Сиди— бу— Саид был свидетелем событий, которые оказали влияние на ход мировой истории.

— Эд-Дин, известный под прозвищем Барбаросса, много раз пересекал эти воды. Он как и мы использовал Тунис в качестве базы в борьбе с испанцами. Его людям не нужно было иного флага, если рыжая борода их капитана, стоявшего на мостике, развивалась по ветру. Что такое честь, старый мерзавец не знал даже по наслышке и сострадания в его душе искать было бесполезно, но флотоводцем он был отменным. Он и нам мог бы преподать пару уроков.

— И даже Дрейку? — спросил я.

Джон укоризненно взглянул на меня.

— Барбаросса бороздил моря в течение двадцати пяти лет, но даже в самые свои удачные минуты ему не встать было вровень с сэром Френсисом Дрейком. Тебе бы пора запомнить, Роджер, что наш великий капитан был на десять голов выше любого флотоводца. Он разметал бы флот Барбароссы как игрушечных корабликов на Хэмстедском пруде и прибил бы его рыжую бороду к мачте его собственного флагмана.

К нам присоединилась донна Кристина, и мы вместе разглядывали белые крыши Гулетты, медленно поднимавшиеся за голубой кромкой теплого синего моря. Джон взял ее под руку и подвел к поручням палубы. Я услышал как он объясняет ей, что Гулетта — это только порт, а сам город Тунис расположен в нескольких милях за портом на озере, по которому могут плавать лишь очень мелкие суда. Мимо нас к гавани скользила изящная мавританская галера. На ее мачтах развевались разноцветные флаги. Слышались громкие гортанные крики команды. Прозвучал залп пушки, установленной на носу. Джон подозвал меня.

— Ты знаешь, что это означает? — спросил он. — Собаки потопили христианское судно! Каждый раз, когда я вижу это зрелище, у меня сердце кровью обливается. Слышишь, как вопят мавры! Каково это слышать бедным пленникам-христианам, запертым в трюме? Они все скованы цепями, и мужчины, и женщины. Женщин продадут в гаремы. Некоторых мужчин отдадут на галеры, остальных выставят на аукцион в Сук-эль-Барке.

— А если это английский корабль?

— Если корабль английский, думаю, мне удастся договориться с боем об освобождении пленников, — ответил Джон. — Обойдется это недешево. Возможно, придется отдать ему всю добычу, захваченную на «Санта Катерине». Это будет жестокий удар для наших лордов и джентльменов дома, но я пойду на это не задумываясь. — Джон повернулся и взглянул на девушку. — В свое время дед вашего теперешнего короля основательно вычистил это осиное гнездо. Уже давно пора повторить эту процедуру. Мне и самому хотелось бы проделать это. Если в моем распоряжении будет полдюжина таких кораблей как «Королева Бес», я за несколько часов превращу Гулетту в руины. Это доставит мне большое удовольствие. Но сейчас нам стоит подумать о более неотложных вещах. Вы не можете сойти на берег в таком наряде. Вашей служанке придется добыть для вас одежду местных женщин. Видите, в порту царит лихорадочное возбуждение. Набережная забита орущими толпами. Так всегда бывает, когда их галера захватывает христианское судно. Их охватывает религиозное неистовство. Нечестивцы колотят в барабаны так, будто от этого зависит спасение их души.

Наш корабль медленно подошел к подножью полого поднимающихся вверх каменных, покрытых зеленой плесенью ступеней. На верхней площадке лестницы нас ожидала группа местных чиновников. К своему удивлению я увидел среди них высокого англичанина в скромном сером одеянии. Он приветствовал нас и произношение его выдавало выпускника Оксфорда.

— Добро пожаловать, капитан Уорд! Я жду вас уже две недели.

— Мунди Хилл! — зычным голосом провозгласил Джон. — Ах вы старая лиса, ужасно рад вас видеть. — Через плечо он объяснил мне. — Это сэр Сигизмунд Хилл. Нам здорово повезло. Другого такого хитреца в Европе еще поискать! Его советы нам весьма пригодятся.

Я много слышал о сэре Сигизмунде Хилле, одном из основателей Левантской компании. Он никогда не командовал кораблем, но уже в течение многих лет был, что называется, глазами и ушами отважных английских купцов, которые открыли торговлю с Востоком. Он подолгу жил в Турции и Персии, бывал даже в Индии, говорил на полудюжине восточных языков, и я слышал, что он выдвигал фантастический проект — соединить Средиземное и Красное моря с помощью канала, дабы сделать более коротким путь на волшебный Восток. Его часто называли Английским Одиссеем. Внешность этого человека удивила меня — он был похож на ученого, худощав. Глаза у него были серые, пытливые.

Рядом с Хиллом стоял местный чиновник в тюрбане. На его нервном худом лице застыло выражение открытой неприязни. Вокруг стояли сторожа с обнаженными ятаганами.

Донна Кристина ушла в каюту, чтобы переодеться. Ожидая ее, мы с Джоном с любопытством разглядывали скопище людей на набережной. Нашего слуха достигли резкие звуки местного оркестра. Они были весьма похожи на звуки шотландских волынок.

Я был удивлен тем, что на многих местных жителях были зеленые тюрбаны. Когда я спросил об этом Джона, он мрачно покачал головой.

— Именно это и тревожит меня больше всего, — ответил он. — Носить зеленые тюрбаны имеют право только потомки Мухамеда. Их появление здесь грозит нам бедой. Послушай-ка, что они кричат. Я немного знаю их язык. Во всяком случае достаточно, чтобы понять, что они требуют предать смерти кьяфыров. То есть нас. Когда услышишь, как они кричат: «Хаджи Баба! Хаджи Баба», советую быть настороже. К нам снова присоединились две испанки. Они были уже в наряде местных женщин. Глаза донны Кристины под чадрой казались огромными. Джон знаком велел мне позаботиться о женщинах и, в сопровождении полудюжины наших матросов направился к веревочной лестнице.

— Неужели эти неверные так взбешены нашим прибытием, дон Роджер? — прошептала девушка. — Посмотрите, ведь у них на губах даже пена выступила. Все это меня очень беспокоит.

— Меня тоже, — ответил я. Тем не менее я постарался хотя бы немного успокоить ее.

— В ярости, которую они нам демонстрируют, много напускного. Пена, якобы выступившая у них на губах, на самом деле взята ими у верблюдов.

Служанку вид орущей беснующейся толпы напугал еще сильнее, чем госпожу. Она ухватилась за поручни и отказывалась спускаться, пока один из разозленных матросов не ткнул ее тупым концом своей пики. Я последовал за ней, протянув руку донне Кристине. По тому, как судорожно стиснула она мои пальцы, я понял, что страхи ее вовсе не улеглись. Возможно она уже сожалела о принятом ею решении.

Когда мои ноги коснулись нижней ступени, я посмотрел вверх и увидел, как Джон обменивается сердечным рукопожатием с сэром Сигизмундом Хиллом. Потом он повернулся, чтобы приветствовать чиновника в тюрбане. Последний сделал ленивый шаг навстречу и протянул Джону свою левую руку.

К моему изумлению, Джон гневно ударил его по протянутой руке. Тут я вспомнил, как он рассказывал мне о том, что подать тунисцу левую руку — значит оскорбить его.

Толпа сразу же замолкла. Затишье перед бурей, — пронеслось у меня в голове. Я был уверен, что сейчас толпа ринется на нас. Донна Кристина почувствовала, что что-то произошло. Ее черные глаза с немым вопросом обратились на меня.

— Будьте готовы как можно быстрее подняться по лестнице, — предупредил я ее. — Думаю нам не миновать беды.

Вместо этого она сразу же начала подниматься. Я попытался было схватить ее за руку, чтобы вернуть назад, но она оттолкнула мою ладонь. Я поспешил за ней, а служанка тут же последовала за нами.

Толпа почему-то продолжала безмолвствовать, а потом я услышал, как чиновник пробормотал по-испански.

— Сидди, [43] молю тебя о прощении, — он униженно кланялся и даже приседал от страха. Его поведение подействовало на толпу. Еще некоторое время она продолжала молчать. Когда же шум и гомон возобновился, угрожающих нот в нем уже не было слышно.