Летучие мыши. Из прочих млекопитающих я упомяну только летучих мышей, живущих в очень больших количествах в лесу, а также в домах селений. Многие мелкие и своеобразные виды, обитающие в лесу, скрываются днем в тенистых уголках под широкими листовыми пластинами Heliconia и других растений; иногда они прицепляются к стволам деревьев. Когда бродишь днем по лесу, особенно по сумрачным лощинам, почти всегда случается спугнуть летучих мышей с мест их ночлега, а ночью нередко видишь, как они в огромных количествах порхают около деревьев по тенистым берегам узких протоков. Не уделяя особого внимания летучим мышам, я поймал их в Эге в общей сложности 16 различных видов.
Вампир. Маленький серый кровопийца Phyllostoma, о котором в одной из предыдущих глав я говорил, что нашел его у себя в комнате в Карипи, встречается и в Эге, где, по общему мнению, посещает ночью спящих и сосет у них кровь. Но здесь вампир намного превосходил своей численностью остальных представителей семейства летучих мышей — листоносов. Это самый крупный южноамериканский вид, имеющий 28 дюймов в размахе крыльев. Не найдется животного с физиономией более отвратительной, чем у этого создания. Представьте себе большие кожистые уши на голове, выступающие в стороны и наверх, прямой копьевидный отросток на кончике носа, оскал зубов и сверкающие черные глаза — все это вместе составляет образ, напоминающий какого-то насмешливого бесенка из сказки. Не удивительно, что одаренный воображением народ приписывает столь уродливому животному бесовские инстинкты. Однако вампир — самая безвредная из всех летучих мышей, и безобидный нрав его хорошо известен жителям амазонских берегов. Я нашел тут два вида — один с черноватой шерсткой, другой с рыжеватой — и убедился, что оба питаются преимущественно плодами. Церковь в Эге служила главной квартирой обоим видам; сидя у своей двери в короткие вечерние сумерки, я обыкновенно наблюдал, как они десятками вылетали из большого открытого окна позади алтаря и весело щебетали, устремляясь к опушке леса. Иногда они залетали в дома; когда я в первый раз увидал, как вампир тяжело кружит по моей комнате, то принял его за ручного голубя, сбежавшего от одного из моих соседей. Я вскрывал желудки у нескольких летучих мышей и обнаружил в них массу из мякоти и семян плодов, перемешанных с небольшим количеством остатков насекомых. Туземцы говорят, что вампиры объедают спелые плоды кажу и гуйявы с деревьев в садах, но, сравнив семена из их желудков, с семенами всех культурных деревьев Эги, я убедился в отсутствии сходства между ними, поэтому представляется вероятным, что вампиры обыкновенно отправляются в лес за пищей, а по утрам возвращаются в селение спать, так как здесь они оказываются в большей безопасности от хищных зверей, чем в естественных своих обиталищах в лесу.
Птицы. Мне уже представлялся случай упомянуть о некоторых интересных птицах, встречающихся в районе Эги. Первое, что поражает новичка в лесах Верхней Амазонки, — общая бедность их птицами; действительно нередко случалось, что я, бродя по самым пышным и пестрым местам леса, за целый день не встречал ни единой птицы. Тем не менее в области обитает несколько сот видов, и многие из них многочисленны, а иные бросаются в глаза своим ярким оперением. Причину кажущейся скудости птиц следует искать в том, что лес, составляющий их местообитание, поразительно однообразен и густ на протяжении тысяч миль. Птицы этой области живут стаями, по крайней мере в то время года, когда их всего легче найти, но плодоядные виды встречаются лишь тогда, когда созревают определенные дикие плоды, а чтобы выяснить точное месторасположение деревьев, нужно потратить целые месяцы. Насекомоядных птиц обычно не считают стайными, но тем не менее это так: птицы различных видов, относящихся ко многим семействам, объединяются для охоты за насекомыми или для поисков пищи. В поведении этих объединенных стай охотников за насекомыми немало любопытного, и оно заслуживает нескольких замечаний.
Охотясь на узких тропах, проложенных через лес в окрестностях домов и селений, можно на протяжении нескольких дней так и не увидеть сразу большого числа птиц, но то и дело вдруг оказывается, что окружающие кусты и деревья изобилуют птицами. Там водятся десятки, а может быть и сотни птиц и все они беспрестанно в движении: дятлы и древолазы (от видов не крупнее воробья до видов величиной с ворону) взбегают по стволам деревьев; танагры, муравьеловки, колибри, мухоловки и бородатки порхают по листьям и нижним веткам. Суетливая стая не теряет времени, и хотя движется она согласно, каждая птица самостоятельно обыскивает кору, листок или ветку; бородатки посещают все глиняные гнезда термитов на деревьях, расположенных по линии их пути. Через несколько минут стая удаляется, и лесная тропа остается пустынной и безмолвной, как прежде. С течением времени я настолько привык к этим повадкам птиц в лесах близ Эги, что при желании мне обыкновенно удавалось разыскать стаю объединившихся мародеров. В каждой небольшой округе имеется, по-видимому, одна такая стая, а так как чаще всего она проходит по ограниченной полосе вторично выросшего леса, то я обычно осматривал различные тропинки и в конце концов настигал ее.
Индейцы обращали внимание на эти смешанные охотничьи отряды птиц, но, видимо, не замечали, что те занимаются поисками насекомых. Недостаток познания они, как то обычно для полуцивилизованного народа, восполняют теорией, уже превратившейся в миф, будто кочующие стаи ведет за собой вперед серая птичка, называемая уира-пара: она чарует остальных птиц и манит за собой в утомительное странствие по чаще. В объяснении этом, безусловно, есть какое-то правдоподобие, потому что иногда видишь, как одинокие птицы, попадающиеся на пути шествия, увлекаются толпой, а то тут, то там среди остальных встречаются чисто плодоядные птицы, как будто и их влечет за собой блуждающий огонек. Туземные женщины, даже белые и метиски, живущие в городах, приписывают суеверный смысл шкурке и перьям уира-пара, полагая, что, если держать их в комоде, этот талисман привлечет к счастливым обладательницам толпу влюбленных и поклонников. Поэтому птички эти кое-где пользуются большим спросом, и охотники продают их втридорога глупым девицам, которые делают чучела, высушивая птиц на солнце целиком вместе с перьями. Мне ни разу не удалось повидать эту знаменитую птичку в лесу. Однажды я поручил индейцам раздобыть для меня образцы, но, после того как один и тот же человек (замечательный знаток леса) приносил мне в качестве уира-пара каждый раз разные виды птиц — в общей сложности три вида, — я счел всю историю вздором. Самое простое объяснение, заключается, по-видимому, в том, что птицы объединяются в стаи под влиянием инстинкта самосохранения: объединенные, они составляют менее легкую добычу для дневных хищных птиц, змей и других врагов, нежели в том случае, если бы кормились поодиночке.
Туканы. Тукан Кювье. Из этого семейства птиц, столь заметных своими крупными размерами и строением своих огромных и легких клювов, птиц столь характерных для тропических американских плесов; близ Эги водится пять видов. Наиболее распространен тукан Кювье, крупная птица, отличающаяся от ближайших своих сородичей шафрановым (вместо красного) оттенком перьев внизу спины. Он встречается круглый год, так как размножается в окрестностях, кладя яйца в дупла деревьев, очень высоко над землей. В продолжение большей части года птицы эти встречаются поодиночке или небольшими стаями и тогда очень пугливы. Иногда видишь, как одна такая стайка из четырех-пяти птиц сидит часами напролет среди верхних ветвей высоких деревьев, испуская поразительно громкий пронзительный визг, причем одна птица, забравшаяся выше остальных, действует, очевидно, как руководитель этого нестройного хора; впрочем, нередко слышишь, как две птицы визжат по очереди и на разный лад. Эти крики звучат примерно так: токано-токано; отсюда, вероятно, и происходит индейское название этого рода птиц. В этих случаях подстрелить туканов трудно, так как их чувства до того обострены, что они замечают охотника прежде, чем он подойдет к дереву, на котором они сидят, пусть он даже наполовину скрыт среди подлеска в 150 футах под ними. Они вытягивают вниз шеи, чтобы рассмотреть, что делается под деревьями, и, заметив малейшее движение в листве, улетают в менее доступные части леса. В то же время года иногда; встречаются одинокие туканы, молча скачущие вверх и вниз по большим сучьям и осматривающие трещины в древесных стволах. Линяют они в период с марта до июня, одни особи раньше, другие позже. Когда минует этот период вынужденного спокойствия, они вдруг появляются в сухом лесу близ Эги большими стаями — птицы собираются, вероятно, из окрестных лесов игапо, которые тогда затопляются и охлаждаются. Теперь птицы чрезвычайно доверчивы. Когда стаи их передвигаются, тяжело перелетая с сука на сук, по низким деревьям, они становятся легкой добычей охотников, и в Эге всякий, кто может достать какое-нибудь ружье и хоть немного пороху и дроби или духовую трубку, ежедневно отправляется в лес, чтобы подстрелить несколько пар туканов на обед, ибо, как уже отмечалось, население Эги весь июнь и июль питается исключительно вареными и жареными туканами: птицы в эту пору очень жирны, а мясо их чрезвычайно сладкое и нежное.
