— Послушайте, — пробормотал он, — чтобы сварить такое большое тело, понадобилось бы несколько дней.

— Ошибаетесь, шериф, — деликатно заметил доктор. — Как только температура воды достигает ста градусов по шкале Цельсия, даже слона можно сварить так же быстро, как и цыплёнка. Ведь во время варки мяса самое главное, чтобы разрушилась протеиновая структура живой плоти, когда молекулы начинают быстро…

— Хватит, — не выдержал шериф, закрывая рот руками, — я и так всё понял.

— Отсутствующие части тела так и не были обнаружены на месте происшествия, — добавил Пендергаст. — Тем не менее можно предположить, что их отделили от тела во время варки.

— Да, это вполне разумно, — согласился доктор. — Могу только добавить, что на запястьях и щиколотках остались следы верёвки. Это позволяет сделать вывод, что тело жертвы бросили в кипящую воду ещё до наступления смерти.

Ну, это уж слишком. У шерифа закружилась голова. Там, на верхнем этаже больницы, лежит Гаспарилло, довольно эксцентричный, но при этом тихий и безвредный человек. У него сняли не только скальп, но и всю кожу с лица и спины. Здесь, в подвале, находится труп человека, сваренного заживо. А он, шериф, беспомощно рыщет по городу в поисках серийного убийцы, который творит жуткие вещи, а потом босиком уходит по речке в неизвестном направлении. И что теперь делать, как смотреть людям в глаза?

— И всё-таки я не понимаю, — пробормотал шериф, — где этот псих нашёл такую кастрюлю, чтобы сварить в ней взрослого человека? И почему никто не заметил ни дыма, ни запаха?

Пендергаст пристально посмотрел на шерифа своими бледными глазами.

— Вы задали два превосходных вопроса, шериф. И эти два вопроса позволяют найти два не менее превосходных пути для расследования этого дела.

«Два не менее превосходных пути для расследования этого дела» — с горечью подумал шериф. Тут лежит Уилли Стотт, которого он часто отвозил домой после посиделок в баре, а Пендергаст рассуждает о превосходных путях расследования.

— Незачем говорить, — продолжал между тем доктор, — что я сделаю все необходимые анализы и проверю все высказанные предположения с помощью химических и биологических исследований. Возможно, мне удастся выяснить, сколько времени тело находилось в кипящей воде. А сейчас прошу вас обратить внимание на длинную, не менее восьми сантиметров, и довольно глубокую диагональную рану мягкой ткани на левом бедре. Она рассекает ткань почти до костей, обнажая кровеносные сосуды и капилляры.

Хейзен неохотно посмотрел на ту часть тела, о которой говорил доктор. Рана была рваная, а её края оторваны от кости.

— При более близком рассмотрении заметны следы зубов, — продолжал комментировать доктор. — Нет никаких сомнений в том, что это тело было частично съедено.

— Собаки? — высказал догадку шериф.

— Едва ли, — покачал головой доктор. — Даже беглый осмотр структуры зубов позволяет с достаточной степенью достоверности утверждать, что это зубы человека.

Хейзену стало дурно, и он отвернулся. Больше никаких вопросов у него не возникало.

— Мы сделали снимки этой раны и замерили её размеры. Отдельные куски тела были съедены после варки.

— Скорее всего сразу после варки, — уточнил Пендергаст. — Первые куски были откушены, когда мясо было ещё очень горячим, поэтому они такие маленькие и неровные. Вероятно, убийце пришлось немного подождать, пока оно остынет.

— Совершенно верно, — согласился с ним доктор. — Если повезёт, мы получим образцы ДНК слюны того… э-э-э… кто ел этого человека. Конечно, следы зубов здесь не очень хорошие, но даже по ним видно, что они в отменном состоянии и способны разорвать даже сырую плоть.

Шериф уставился в пол и долго его рассматривал, пытаясь заглушить слова доктора мелодией Хэнка Уильямса «Джамбалалайя». А когда эта мелодия закончилась, он поднял глаза и увидел, как Пендергаст уткнулся носом в труп и что-то там нюхал. У шерифа даже в глазах потемнело от этой картины.

— Я могу потрогать пальцем? — спросил Пендергаст у доктора.

Тот кивнул.

Пендергаст стал тыкать пальцем в какую-то точку на лице трупа, а потом провёл пальцем по его руке и ноге. После этого он поднял палец вверх, долго рассматривал его на свету и в конце концов приложил к носу. Шерифа чуть не стошнило прямо на стол с трупом. Он попятился и снова вперился глазами в спасительный кусочек грязи на бетонном полу. На этот раз шериф вспомнил замечательный блюз, но, как только зазвучала гитара, послышался громкий голос Пендергаста:

— Вы позволите мне высказать кое-какие предположения?

— Разумеется, — сказал доктор.

— Кожа на этом теле, по-моему, покрыта тонким слоем какой-то маслянистой жидкости, заметно отличающейся от растопленного человеческого жира, который образовался в кипящей воде. Причём этой плёнкой покрыто, кажется, всё тело жертвы. Я бы рекомендовал вам провести тщательный химический анализ этого вещества на предмет определения его сущности и состава.

— Мы непременно сделаем это, мистер Пендергаст.

Но тот уже не слушал доктора и вперился глазами в тело. В морге повисла мёртвая тишина. Хейзен как заворожённый уставился на Пендергаста и ждал, что тот выдумает на этот раз. Впрочем, доктор тоже внимательно смотрел на агента ФБР, явно сгорая от нетерпения.

Пендергаст долго разглядывал тело, а потом наконец заговорил:

— В дополнение ко всему сказанному я обнаружил на теле ещё одно вещество. — Он сделал многозначительную паузу и отошёл от стола с видом триумфатора. — Предлагаю вам провести анализ на наличие вещества с химической формулой С₁₂Н₂₂О₁₁.

— Вы что, хотите сказать… — Доктор застыл от изумления, не закончив фразу.

Хейзен взглянул на остолбеневшего доктора, на самодовольного Пендергаста и с ужасом подумал: если даже доктор пришёл в изумление, то это должно быть нечто из ряда вон выходящее. Но чем ещё можно удивить человека после того, что он увидел на этом столе?

— Боюсь, что это именно так, доктор, — подтвердил догадку Пендергаст. — Это тело употребляли с маслом и сахаром.

Птицефабрика «Гро-Бейн», расположенная в самом начале кукурузных полей, состояла из ряда низких зданий с металлическими крышами. Цветом они походили на зрелую кукурузу и поэтому почти сливались с окружающим их желтоватым морем.

Кори Свенсон свернула на автомобильную стоянку, нашла свободное место в дальнем конце и заглушила мотор. Рядом с воротами стояли раскалённые на солнце автомобили рабочих и служащих. Пендергаст вышел первым, размял онемевшие от долгого сидения ноги и огляделся.

— Вы когда-нибудь были на фабрике, мисс Свенсон? — спросил он.

— Нет, никогда, но слышала о ней немало всяких историй.

— Признаться, мне интересно посмотреть, что там происходит.

— Что именно вас интересует?

— Ну, например, как они за один день превращают тысячи живых индеек в тысячи килограммов мороженой индюшатины.

Кори хмыкнула.

— А мне — нет.

В этот момент на приёмный пункт птицефабрики въехал огромный трейлер с металлическими клетками. Грузовик резко скрипнул тормозами, и вокруг него забегали грузчики в форменной одежде. Вскоре клетки с живыми птицами стали быстро исчезать в огромной полости приёмного цеха.

— Агент Пендергаст, могу я спросить, что мы тут делаем?

— Конечно, можете. Мы приехали сюда, чтобы побольше узнать о работавшем здесь Уильямс Стотте.

— А в чём здесь связь?

Пендергаст улыбнулся.

— Мисс Свенсон, за долгие годы работы в ФБР я понял, что всё вокруг нас имеет определённую взаимосвязь. Я должен узнать этот городок и всё, что в нём находится, включая, разумеется, и птицефабрику. Ваш Медсин-Крик не просто эпизод в разворачивающейся на наших глазах драме, а её главное действующее лицо. Птицефабрика, как мне известно, средоточие всей экономической жизни и к тому же место работы нашей второй жертвы. Словом, эта птицебойня — живое сердце вашего городка, если позволите мне такую метафору.