Только мы из автобуса вышли, я направилась к матери, которая в своей черной юбке и наглухо закрытой кофте на привидение походила. А цвет лица только усиливал это впечатление.

   - Мам, ты справишься одна?

   Она пытливо на меня взглянула. Я лучше нее знала, как выглядела - круги под глазами, покусанные губы особенно ярко смотрящиеся на бледном, изможденном лице. Краше в гроб кладут.

   - Тебе плохо? У тебя голова кружится?

   - Нет, я устала. Просто я подумала, что здесь уже не очень нужна, поэтому могу домой поехать.

   - Езжай, доченька, езжай, - мама неожиданно сильно обхватила меня за плечи и крепко обняла. Она едва доставала мне до плеча, но я снова почувствовала себя маленькой девочкой, какой была много лет назад. Стало немного легче. - Что бы я без тебя делала, Катюш.

   - Мам...

   - Все-все, это я так, расчувствовалась, - мама тыльной стороной ладони вытерла мокрые щеки. - Иди, тебе отдохнуть действительно нужно. И Митю забирай. Иди.

   После похорон Надька долго не появлялась и не давала о себе знать, с неделю где-то. И уже когда Митька стал на Кирилла коситься недовольно, когда тот плакал и маму звал, я решила позвонить. Та оказалась дома, и когда я ей о сыне напомнила, она запнулась сразу и молчала довольно долго. Мне почему-то представилось, как она оглядывается на свою мать в поисках правильного ответа.

   - Хорошо, - наконец, дала согласие Надежда. - Я сейчас приеду. Кирилл у меня дома или у тебя?

   - У нас, - отрывисто ответила я. - Адрес помнишь?

   - Да, ждите.

   - Ну что, она приедет за ним? - как только я трубку повесила, Митя накинулся на меня с вопросами. Кирилл очень тосковал без мамы, которую не видел неделю - плохо спал, плохо ел, не слушался. А Митьке по нервам его плач бил, и он бедный не знал, куда деваться.

   - Приедет, - я к Кире повернулась и широко улыбнулась, протягивая руки. - Ну что, пойдешь к маме? Она сейчас приедет.

   Ребенок аж засветился, и даже Митька мой повеселел и сам одел ребенка. И мне сумки помог собрать.

   Надя приехала через час. Прошедшая неделя в родительском доме определенно пошла ей на пользу. Она, по крайней мере, перестала напоминать неразумного зомби.

   Кирилл сразу в коридор вышел - косолапя по-страшному и цепляясь за стенку - и к маме побежал. Надька засмеялась и руки протянулась.

   - Давай-давай, Кирюш, пару шагов осталось.

   Тот мужественно дошел и плюхнулся, наконец, маме на ручке.

   - Ну вы даете, - преувеличенно сильно восхитилась Надя, строя рожицы сыну. - Еще чуть-чуть и бегать начнете.

   Я мягко засмеялась, прикрывая дверь в зал, где сидел Митя.

   - Это точно, на месте нам не сидится. Ты как, Надь?

   Девушка посерьезнела.

   - Ничего. Нормально все, в общем. Живу сейчас с родителями.

   - Они как? Я имею в виду...

   - Я поняла, - махнула рукой Надежда. - Не важно уже. О покойных плохо не говорят.

   - Ты сейчас домой или к родителям?

   - К родителям. Меня мама внизу ждет.

   Я сразу засуетилась, выдвигая вперед две сумки с вещами и игрушками Кири, которые накопились в квартире за непродолжительный срок.

   - Мне, наверное, помочь с сумками?

   - Если нетрудно, - Надя мило улыбнулась и вышла, на ходу с Кириллом агукая и играя.

   Анжела вылезла из машины только для того, чтобы коротко кивнуть мне и открыть багажник, чтобы я смогла положить туда сумки. На Кирилла она даже не взглянула. 

***

   Но временное перемирие после Ванькиных похорон оказалось всего лишь затишьем перед бурей. Ванькину квартиру, которая после его смерти досталась Наде и какая-то часть маме, пришлось продать в уплату долгов. Это важное решение принимали всей семьей - даже Анжела присутствовала. И именно она предложила продать квартиру. Мы все спокойно решили, без всякого дележа и перевода стрелок. Но этого мало было, поэтому Анжела и моя мама добавили денег от себя, чтобы окончательно погасить долг. Надькина мама, хоть и недовольна была, но спорить и торговаться не собиралась - это ниже ее достоинства. Но не смолчала.

   - Хорош муженек, - прошипела Анжела на ухо дочери, когда моя мама куда-то вышла, а я строчила смс-ку Митьке. Но слышно было все прекрасно, к тому же не заметно, что Анжела так уж шифруется. - Слов нет просто.

   - Мама! - Надька дернула мать за рукав и покосилась в мою сторону. - Не надо!

   - Что не надо? О себе не думал - ладно, он и о вас не подумал!

   - Зачем ты так?

   - А скажи мне - чем он думал? Он ни о ребенке не вспомнил, с которым ты одна осталась, ни о том, где вы жить будете, случись что.

   - У нас был дом, - ответила Надежда, старательно понижая голос. - И я никогда ни в чем не нуждалась, мам.

   Анжела зло руками всплеснула.

   - Зато сейчас. Кому ты нужна с ребенком, скажи мне? Семье его? Не смеши меня. Тебе девятнадцать лет - учиться надо, о себе надо думать, а не о том, где деньги взять, чтобы себя и ребенка прокормить. А я предупреждала тебя, Надь. Предупреждала. Скажешь нет?

   - Не надо сейчас, пожалуйста, - умоляюще протянула Надя. Она, уже не скрываясь, поглядывала в мою сторону. Я, тоже не скрываясь, отложила телефон, скрестила руки на груди, качаясь на задних ножках стула, и с преувеличенным вниманием прислушивалась к разговору.

   - Да нет уж, чего молчать, - как я сдержалась и говорила спокойным, хладнокровным тоном - не понимаю до сих пор. - Я никогда не сомневалась, что вы о брате невысокого мнения были. Только ваше поведение сейчас хамское, а вы же искусствовед. Носитель прекрасного. И просто человек, который должен все прекрасно понимать.

   Анжела моей шпильки относительно своей учености и образованности не стерпела.

   - Я то понимаю прекрасно! Что из-за твоего брата моей дочери придется одной на ноги ребенка поднимать. В девятнадцать лет! У тебя самой-то дети есть? Ты хоть понимаешь, сколько на него денег и времени уходит?!

   - Да я не пойму - он вас объел, что ли?! - стул с громким звуком встал на все ножки, а я над столом нависла. - Что вы вечно это подчеркиваете?

   Анжела побагровела, и некрасивые неровные пятна ярости украсили ее щеки. Женщина со свистом вдыхала и выдыхала, и видно было, что выговаривает она давно накопившееся и наболевшее.

   - А что - молчать мне прикажешь? Я неправду говорю? А я, между прочим, о своей дочери беспокоюсь! О своей единственной. Ты думаешь, я желаю ей такой жизни? - она зло прищурилась. - Чтобы она всю жизнь с ним провозилась?! Я не для того с молодости пахала, чтобы моя дочь в пеленках погрязла. Не для того! Ей учиться надо, о будущем думать!

   - Кирилл вам мешает или Наде?

   Анжела поднялась из-за стола и воинственно выпрямилась, гордо вздернув подбородок. Она и так женщиной достаточно высокой была, да еще и на шпильках, а я в кедах обычных. Но непонятная злость мне только сил придавали.

   - Я сейчас не об этом говорю. Не надо мои слова переиначивать, - строптиво ответила она.

   - А о чем вы тогда?

   - О том, что это было огромной глупостью - вообще рожать! - отрезала женщина и метнула взгляд на свою дочь, которая вся скукожилась и сжала ладони между коленями, опустив голову вниз. - В семнадцать лет, тем более, от этого Ваньки. А я теперь расхлебываю!

   - Что теперь, убить его? - меня аж затрясло. Как же можно так - на собственного внука. Он же не чужой ей человек. - Как вам вообще не стыдно так говорить? Это же внук ваш!

   - Знаешь что...

   - Мама, я прошу тебя! - Надя, наконец, не выдержала и вскочила со стула, кинувшись к Анжеле. По щекам у нее слезы текли. - Хватит!

   - Видишь, чего ты добилась? - сузив глаза, прошипела Анжела, кивком показывая на трясущуюся Надежду. - Молодец, нечего сказать!

   - Причем тут я? Знаете, теперь хотя бы понятно становится, почему Надька вообще из дома ушла!

   Надя сглотнула и в страхе на мать посмотрела, ожидая реакции на это заявление. Которая не заставила себя ждать. Анжела побелела, и только ярко-красные, густо накрашенные и очерченные карандашом губы ярким пятном выделялись на лице. Но все-таки мудро решила не выяснять это здесь, на людях.