Очередное касание между ног, и мысль сметается цунами желания, смывающим весь самоконтроль и разумность. Катя пошире развела ноги, и оперлась рукой на диван позади себя. Ей необходима хоть какая-то опора.

   - Не могу, - чуть ли не с отчаяньем прошептал Миша, на мгновение отрываясь от ее припухшего рта. В темноте его губы поблескивали, и снова невыносимо захотелось получить их обратно. В ее пользование. Неожиданно сильно шов джинсов скользнул по пульсирующему клитору, заставив Катю вцепиться в Мишку и потрясенно закусить губу. До крови. Кричать нельзя. В мужском голосе прозвучала боль. - Как тебя отпустить, когда ты...такая...А, черт!

   И снова обжигающая агония и наслаждение, граничащие с болью из-за невозможности двигаться, отвечать и хоть как-то выразить их. Мужчина скользнул рукой вверх, расстегивая тугую пуговицу и молнию.

   - Я не выдержу, - жарко зашептала Катя, прижимаясь к твердому плечу с невероятно проступающими мускулами мокрым от пота лбом. - Миша, я не выдержу, если...ты...тронешь...Пожалуйста...

   Его другая рука прошлась по изогнувшейся гибкой спине, проникая под мягкий трикотаж и лаская ямочки на спине. И снова вверх, скользнув по невыносимо чувствительной, раздраженной коже. Кончиками пальцев в легчайшей ласке погладил изгиб талии и двинулся еще выше, приближаясь к ноющим от боли соскам, невыносимо трущимся о хлопок нижнего белья, которое час назад казалось удобным и мягким.

   Чтобы хоть как-то освободиться от копившегося напряжения, Катя грубо дернула на себя его голову и втянула нижнюю губу, зубами прикусив язык. И снова яркие, дикие поцелуи, от которых внутри все переворачивается. Если Миша все делает так же, как и целуется, то он ас. С большой буквы.

   Женские бедра начали мелко подрагивать, и хотелось их свести вместе, но Михаил активно этому препятствовал, продолжая ее мучить и испытывать на прочность. Но и сам он не остался равнодушным. Его грудь вздымалась, как кузнечные меха, он хрипло и тяжело дышал, и Катя чувствовала, как по виску скользит холодная капля пота. Самоконтроль убивал их обоих, не работая на полную мощность, но и не позволяя сорваться и отпустить поводья.

   - Я все! - позади нее раздалось громкое восклицание, заставившее их с Мишей испуганно и дергано отшатнуться друг от друга, впрочем, не выпуская из тесных объятий. Катя как-то дико поглядела в словно выточенные из камня черты, и со страхом оглянулась назад. Кирилл так и не повернул голову в их сторону, а молча протянул опустевшую пачку. - Я выпил.

   С ужасом поняла, что не может выдавить из себя ни слова. Попробует - и с губ сорвется бессвязный, тщательно удерживаемый стон. Дрожащей рукой забрала помятую пачку, кинула ее рядом с собой на диван и уперлась лбом в ямку между Мишкиным плечом и шеей. Мужчина процедил что-то сквозь зубы, его рука заботливо прошлась по влажной спине в последней ласке, а губами он скользнул по ее щеке. Стало больно.

   Катя едва слышно зашипела и дернулась.

   - Не надо.

   Медленно спустила свою ногу с его бедра, по-прежнему ощущая невыносимый жар и твердость его тела. Ему тоже больно. Так же, как и ей.

   Обулась, поправила съехавшую кофточку, застегнула джинсы. В темноте звук застегнувшейся молнии прозвучал слишком резко и громко. Катя поморщилась и постаралась двигаться как можно меньше. Миша разбудил в ней то, что она старательно сублимировала и контролировала последние годы. Она спрятала все свои желания (не только сексуальные) глубоко внутри, закрыв их тяжелым амбарным замком и выбросив ключ.

   А Миша взял, и, не особо напрягаясь, его сломал, снял и выбросил, выпустив что-то дикое и неуправляемое наружу.

   Они долго молчали, невидящим взглядом глядя на красочные кадры, и не проронили ни слова. А еще старались друг друга не касаться. Не потому что стеснялись своих порывов или того, что произошло под покровом темноты, просто малейшее резкое движение, и неизвестно, чем все это закончится. Сегодня.

  - Михаил Иванович, простите, это снова я.

   - Галя, родная моя, я же сказал, что занят и беспокоить меня сейчас нежелательно.

   Секретарша отсоединилась, и Миша уже успел обрадоваться и снова погрузиться в колонки и строчки цифр и расчетов. Рано радовался. Галина без стука распахнула дверь и немного с удивленным и заинтригованным выражением лица протянула ему трубку.

   - Ты издеваешься? - не понял он.

   - Это правда вас.

   - Двадцать пятый раз повторяю - я занят! Что вы ходите тут все? - прорычал, не сдержавшись, Мишка. - Я битый час этот лист читаю, - ни в чем не повинный листок со всего размаха полетел на гладкую столешницу. Дорогая тяжелая ручка отправилась следом. - Меня не трогать!

   - Вас мальчик спрашивает.

   - Какой мальчик? Ты что, смеешься?

   - Нет. Честное слово. Он уже второй раз звонит.

   Подольский нахмурился, отчего лоб прорезала вертикальная морщинка, и в недоумении над всей ситуацией покачал головой.

   - Галя, не дури. Ошиблись. А ты из-за этого шум подняла.

   Женщина чуть ли не с отчаяньем на него поглядела.

   - Он дядю Мишу спрашивает. Михаил Иванович...

   Внутри что-то екнуло в узнавании. И сам не поверил той мысли, которая первой пришла ему в голову. Наверное, от недосыпа всякая дурь в голову лезет.

   - Дай сюда, - Миша поднялся из-за стола, перехватил телефон и поднес к уху, стараясь говорить спокойно. Мало ли что. - Алло.

   - Привет, - поприветствовал бодрый, жизнерадостный тонкий голосок.

   - Привет, - осторожно отозвался он, делая Галине страшные глаза и жестом приказывая уйти из кабинета. Та от любопытства шею вытянула, прикусила губу, но послушно вышла. Точнее, выползла.

   - Это я, - произнес мальчик таким тоном, словно это все объясняло.

   Миша тихо хмыкнул. И без его уточнения понятно, кто на проводе. Дети в офис звонят редко, если совсем точно - вообще никогда, да еще с требованиями позвать "дядю Мишу".

   - Я понял.

   - А ты работаешь, да?

   - Вообще да, - Подольский уселся на подоконник, помахивая в воздухе ногой, и посмотрел на улицу. - А ты как сюда позвонил?

   - Мне Любовь Антоновна набрала.

   - Это кто?

   - Воспиталка, - неприязненно, но с благоговейным страхом прошептал Кирилл.

   - У нее был мой номер? - удивился Мишка.

   - Я сам взял.

   - Не понял.

   Ребенок горько вздохнул. Очевидно, его не прельщало разъяснять такие, по его мнению, элементарные вещи.

   - После кина я у тебя взял бумажку с телефоном и попросил Любовь Антоновну позвонить.

   - После кино, - отстраненно поправил он, думая совершенно о другом. - Ты что, визитку мою взял?

   - Да. Белую.

   Вообще-то она была светло-бежевого цвета, но ребенку, судя по всему, фиолетово.

   - Ясно, - усмехнулся Миша. А что говорить дальше - не известно. Ну позвонил, ладно, а дальше? - И...эээ...ну...

   - Тебе мультик понравился? - бойко спросил Кирилл.

   Миша вспомнил. Отнюдь не мультик про какого-то там пингвина, которого даже в глаза не видел. А тяжелое дыхание, согревающее шею, нежные тонкие руки, державшие за него так, словно он - спасательный круг во время шторма, мягкое тело, идеально подходившее ему. Но не об этом надо рассказывать ребенку. Не об этом.

   - Да.

   - Мне тоже. И Кате. Я у нее спрашивал, - похвастался он. - Надо еще сходить. Да?

   Только у детей получается спрашивать простые вещи так, чтобы поставить отнюдь не глупого человека в тупик. Подольский был в ступоре. И уже какой раз за последние пару минут не знал, что сказать.

   Промычал что-то неопределенное в трубку, что Кирилл сразу принял за согласие.

   - А ты долго работаешь? - невинно уточнил малыш.

   Он ослабил узел галстука.

   - Да.

   Ребенок жалобно вздохнул.

   - Катя тоже долго сегодня работает.

   - Понятно, - протянул Миша, совсем не понимая, чего от него хотят.