Но сама Зденка уже не увидела этого: она растерянно брела по цветущему летнему лугу, вглядываясь в блестящую на солнце реку. Зелёные ивовые гривы вздыхали на ветру, а на пологом берегу стояла Светолика, задумчиво пожёвывая стебелёк сорванного колокольчика. Мощные, светлые крылья радости раскинулись за спиной у Зденки и едва не отрывали её ноги от земли, когда она мчалась навстречу княжне; та, заметив её, блеснула широкой улыбкой и раскрыла ей объятия.

– Я не могу без тебя… не могу, – шептала Зденка в звенящем летнем бреду, запуская пальцы в пушистые и лёгкие, как ковыль, пряди волос Светолики.

– Я никуда от тебя не денусь, моя родная душа, – сверкая тёплыми искрами улыбки в глазах, нежно ответила княжна. – Времени поговорить у нас будет много – целая река!

Водная гладь нестерпимо сверкала, луг дышал терпкой, травянисто-медовой горечью середины лета, а кроны ив сонно колыхались в медлительном, серебристо-зелёном покое.

Княжна Огнеслава шагала рядом с родительницей Лесиярой по дорожкам огромного дворцового сада. Княгиня осторожно обходила блестящие на солнце талые лужи, держа руки за спиной; насыщенный влажным дыханием весны ветерок колыхал полы её чёрного плаща и перебирал на плечах волнистые пряди волос, когда-то золотисто-русых, а теперь уже почти совсем седых. Большая часть этой седины посеребрила голову белогорской правительницы после начала войны, а гибель старшей дочери отяготила её брови грузом суровости и иссушила рот, опустив его уголки. Из вражеских «тисков» княгиня вышла постаревшей, усталой, постигшая Белые горы беда словно присыпала горьким пеплом её черты и выпила краски с лица. Чудесно было в саду: хрустально-звонкими голосами тенькали птахи, деревья нежились в солнечных лучах и тянули в лазоревую высь ещё голые ветки, и всё вокруг дышало, бредило весной. Ветер расправлял шелковистые крылья, обнимая двух гулявших по дорожкам женщин-кошек.

– Вот так, доченька… Хотела ты у себя в Кузнечном отсидеться, да не выйдет теперь, – со вздохом молвила Лесияра. – Обрели мы снова чистое небо и солнышко, только потеряли Светолику. Возлагала я на неё большие надежды, думала, что престол белогорский ей оставлю, но судьба решила по-своему. Знаю, не лежит твоя душа к государственной стезе, но кто, ежели не ты? Я знаю твой ум и твои способности, дитя моё, и верю, что ты справишься. Первое время, конечно, будет трудно, но верные, опытные и знающие помощницы-советницы подскажут тебе всё, что надо. А там, глядишь, и втянешься.

– Я понимаю, государыня матушка, – сказала Огнеслава. – Выбора у меня нет… Что ж, буду принимать дела от Светолики. Прикажешь мне в Заряславль перебраться?

– Думаю, так и придётся сделать, – кивнула княгиня. – Где ж ещё ты будешь опыта набираться? А кузни и там есть: Светолика под своё крыло много молодых, смекалистых да даровитых оружейниц собрала, своими изобретениями занимаясь. Будет тебе где душу отвести.

Заслышав про кузни, Огнеслава оживилась, и необходимость покинуть Кузнечное и мастерскую Твердяны уже не показалась ей столь горькой. Недавно ей было присвоено звание мастерицы, и вместе с ним она получила право основать свою кузню, а также брать подмастерьев и учениц, но теперь в её распоряжении была целая сеть мастерских. Это грело душу Огнеславы жарким, малиновым, уютным угольком, и она сгорала от нетерпения познакомиться со всеми славными оружейницами, которые там трудились, а главное – поработать вместе с ними.

– И ещё кое-что, Огнеслава, – добавила Лесияра. – У твоей сестры осталась вдова, вместе с которой они собирались растить внебрачную дочку Светолики, Ратибору. Берёзке сейчас туго приходится, она носит под сердцем ребёнка от твоей сестры, так что я прошу тебя: возьми под свою опеку и её, и твоих племянниц – Ратибору и ту, которой ещё предстоит родиться. Однако дел у тебя будет и без того много, так что обязанности по заботе о Берёзке и девочках я разделю с тобой, это меня не обременит, а будет лишь в радость.

– Не тревожься, матушка, – улыбнулась княжна-оружейница. – Вдову моей сестры я и сама не обижу, и никому в обиду не дам, а уж тем более – деток. Детки – это хорошо. Будет теперь моей Раде с кем поиграть!

Огнеслава с доброжелательным любопытством ждала знакомства с той, кому удалось покорить ветреное и неугомонное сердце сестры. Светолика много в кого влюблялась, это было ей нужно для вдохновения, как она сама говаривала, однако с долгожданной ладушкой она соединилась узами Лалады лишь перед самым закрытием Калинова моста… «Воистину необыкновенная, должно быть, девушка», – думалось Огнеславе, и она заочно испытывала к Берёзке тёплые чувства. Одно имя чего стоило – светлое, свежее, шелестящее, как первые клейкие берёзовые листочки…

Ей, выросшей в княжеской роскоши, но сознательно переселившейся в гораздо более скромные условия, не в новинку были богатые палаты, а вот Зорица с Радой ахнули, перешагнув порог дворца Светолики.

– В голове не укладывается, что мы теперь станем тут жить, – прошептала супруга, обводя ошеломлённым взором вокруг себя. – Однако ж, как ни прекрасно тут, а по родному дому я буду тосковать… И по матушке Крылинке, и по Горане, и по Дарёне с Младой – по всем! И по саду нашему…

– Да кто ж тебе мешает ходить в гости хоть каждый день, милая? – Княжна со смешком чмокнула жену в висок. – Тем более что хлопотать по хозяйству с утра до вечера тебе уж не потребуется: что ни прикажи – всё работницы исполнят.

– А мне что тогда останется? – недоумевала Зорица. – Киснуть, сложа руки? Нет уж, я к такому не привыкшая!

– Найдёшь себе занятие, – успокаивала Огнеслава. – Видала, какой сад огромный? Скоро снег сойдёт – дел там будет по горло. Хоть заработайся!

Сад Зорица успела заметить и оценить, и думалось ей только об одном: скорее б за дело приняться! А между тем показалась невысокая, хрупкая девушка, облачённая в щедро расшитое серебром чёрное одеяние. Вышитую шапочку-повойник покрывал вдовий платок с чёрным тканым узором, и обтянутое им со всех сторон лицо казалось грустным, треугольным и маленьким. Летами она была, пожалуй, даже младше Дарёны, но этот мрачный наряд делал её почти старушкой. За руку молодая вдова держала девочку-кошку, чья пшенично-русая головка была острижена строго и коротко, а глаза… С детского личика на оторопевшую Огнеславу смотрели глаза Светолики.

– Привет тебе, госпожа Огнеслава, – поклонилась девушка.

В её очах хватило бы и любви, и боли, и зелёного лесного колдовства на целый мир; в них то блестела белогорская сталь, то разливалась светлая сень берёзовой рощицы, то мерцала звёздная печаль ночного неба… Сама девушка была ясной, как утренняя заря, и сердце Огнеславы с сожалением сжалось при виде вдовьего облачения, и старившего, и портившего свою носительницу.

– Здравствуй, – с улыбкой сказала княжна. – Ты, наверно, Берёзка?

– Она самая, – снова поклонилась девушка. – А со мной – Ратибора, дочка моей супруги… Так вышло, госпожа, что теперь она и моя.

Огнеслава подхватила девчушку на руки и расцеловала. Та смущённо отворачивалась, но всё-таки улыбалась, и в груди княжны тепло разлилось родительское чувство. Поставив Ратибору на пол, она приложилась губами к прохладному лбу Берёзки и сжала её тоненькие, почти детские пальчики.