– Ну, – спросила она, – какие новости?

– Новости? Одну минутку, дайте вспомнить Черная кобыла, та, на которой вы катались, родила жеребенка на прошлой неделе, а еще…

– Черт вас подери, Элмсбери! Зачем вы так себя ведете? Мне нужно знать! Скажите… что вы слышали? Когда он будет? И возьмет ли он с собой ее?

– Я знаю не больше, чем знал в последний раз, когда писал вам, – август или сентябрь. да она прибывает вместе с ним. А что такое, вы боитесь ее?

– Боюсь ее? – Эмбер зло сверкнула глазами – Чего мне бояться ее? Элмсбери, что за глупости вы говорите! С какой стати мне бояться ее? – Она помолчала, потом презрительно сообщила: – Я прекрасно представляю ее себе, эту Коринну!

– В самом деле? – вежливо спросил он.

– Да, – представляю! Знаю, какая она! Блеклое некрасивое существо в платьях, сшитых по моде пятилетней давности, убежденная, что ее роль в жизни – вести мужнино хозяйство и выкармливать его детей! – Нарисованный портрет точно соответствовал жене самого Элмсбери. – Да, представляю какое впечатление она произведет здесь, в Лондоне!

– Может быть, вы правы, – согласился Элмсбери.

– Может быть?! – возмущенно откликнулась Эмбер. – Да разве она может быть иной – выросшая в дикой стране среди варваров-индейцев?

В этот момент раздался резкий пронзительный голос:

– Воры! Черт подери, воры! Скорее!

Эмбер и граф непроизвольно вскочили. Эмбер сбросила на пол спаниеля, который мирно спал у нее на коленях.

– Да это же мой попугай! – вскричала она. – Он поймал вора в гостиной!

Она бросилась в гостиную, за ней следом – Элмсбери и Месье лё Шьен, который возбужденно тявкал. Распахнув дверь и влетев в комнату, они обнаружили только короля Карла. Он пришел без предупреждения и взял из вазы апельсин. Он весело рассмеялся, глядя на попугая, который суетливо метался по жердочке и испуганно кричал. Уже не в первый раз этот домашний попугай, наученный поднимать тревогу при появлении посторонних, принимал короля за вора.

Элмсбери ушел и несколько дней спустя отправился обратно в Барберри-Хилл поохотиться. Эмбер осталась в городе, чтобы встретить гостей, которые могут неожиданно приплыть. Эмбер не имела возможности еще раз поговорить с ним о Коринне.

За этот год Эмбер по три-четыре раза в неделю приезжала посмотреть, как идет стройка Рейвенспур-Хауса.

Дом представлял собой идеально симметричное здание без внутреннего дворика (который считался устаревшим наследием средневекового замка с крепостными стенами), высотой в четыре с половиной этажа, сложенное из кирпичей вишнево-красного цвета. Окна были остеклены несколькими сотнями небольших квадратных пластин из стекла. Здание выходило на Пэлл-Мэлл, обсаженный вязами, а сад позади дома примыкал к площади Сент-Джеймс. Сейчас на месте будущего сада была просто свалка: мусор, отходы, трупы сдохших кошек и собак, помои из всех соседних домов.

И капитан Уинн, и его патрон предусмотрели все, чтобы сделать дом самым современным и самым роскошным в Лондоне. Яркая цветная раскраска деревянных деталей вышла из моды, и теперь несколько комнат украшали большие панели с изображением аллегорических фигур из греческой или римской мифологии. Полы во всех больших комнатах были паркетные, инкрустированные сложным рисунком. Стеклянные люстры, похожие на огромные бриллиантовые серьги, были необыкновенны, но в доме Эмбер таких светильников было несколько; в других комнатах были настенные подсвечники из серебра. В одной из комнат стены покрывали панели из яванского красного дерева бледно – оранжевого цвета. Основным мотивом украшений в доме была буква "К", окруженная купидонами и изображением короны, – для Эмбер буква означала «Карлтон», но при желании можно было считать, что это слово – «Карл».

Все, что Эмбер не удалось устроить в своей спальне в Уайтхолле, она намеревалась сделать здесь. Огромная кровать – самая большая в Англии – была покрыта золотой парчой и украшена фестонами и бахромой из золота. Каждую из четырех колонок венчал букет из страусовых перьев черно-изумрудного цвета. Все остальные предметы мебели будут, по замыслу, позолочены, а сиденья кресел и диванов – покрыты атласом и бархатом изумрудного цвета. Потолок – из зеркал, стены – чередование зеркал и золотой парчи; на полу – персидские ковры из бархата и золотого шитья с отделкой из жемчуга. Обстановка в других комнатах – не менее роскошная.

Однажды жарким августовским днем Эмбер была в своем новом доме и разговаривала с капитаном Уинном – ей хотелось поскорее переехать, и она поторапливала Уинна, а тот возражал: спешка может ухудшить качество работ. В Лондоне стояла летняя жара и духота, но уже ощущалось дыхание осени: ветви ив свисали пожелтевшими плетьми, вокруг – сушь, мертвые листья тихо опадали на землю.

От разговора с Уинном Эмбер отвлекала Сьюзен, которая носилась и весело смеялась, убегая от неповоротливой и неуклюжей няньки и ее расставленных рук. Девочке исполнилось пять лет, она была достаточно большая, чтобы носить одежду взрослой дамы. Эмбер прекрасно одевала ее: бесчисленные платья из шелка и тафты, маленькие туфли, миниатюрные перчатки. Двухлетний Чарльз Стэнхоуп, будущий герцог Рейвенспурский, всем своим поведением, своей не по возрасту серьезностью явно демонстрировал, что будет таким, как отец и как король. Нянька держала мальчика за руку, и он разглядывал дом с неподдельным вниманием, будто понимал свою будущую в нем роль.

Наконец Эмбер, рассердившись, топнула ногой на расшалившуюся Сьюзен:

– Сьюзен! Веди себя прилично, негодница этакая, иначе я задам тебе трепку!

Сьюзен замерла на ходу, оглянулась через плечо на маму и упрямо надула нижнюю губу. Но все-таки потом повернулась, с насмешливой покорностью подошла к няньке и подала ей руку. Эмбер поджала губы и нахмурилась, недовольная дурным поведением дочери. Но тут она неожиданно услышала громкий мужской смех и увидела выходившего из кареты Элмсбери.

– Подождите, когда она вырастет! – смеялся он. – Только подождите! Клянусь, она еще вам задаст лет через десять!

Чем старше становилась Эмбер, тем больше ее страшили годы.

– Надеюсь, это время не придет!

– Придет, куда денешься, – заверил ее Элмсбери. – Все в конце концов приходит, если долго ждешь.

– В самом деле? – резко возразила Эмбер. – Я уже очень долго жду, а то, чего я хочу, не приходит и все тут! – Она снова повернулась к Уинну, чтобы закончить беседу, но что-то в глазах Элмсбери заставило ее повернуться к нему опять и внимательно посмотреть в глаза графа. Тот улыбался ей, очевидно, очень довольный собой.

– Элмсбери, – медленно промолвила Эмбер, и вдруг у нее перехватило дыхание. – Элмсбери, для чего вы приехали сюда?

Он подошел поближе, остановился, заглянул ей в глаза:

– Я приехал, милочка, сказать, что они – здесь. Сошли на берег вчера вечером.

У Эмбер было ощущение, что ее ударили по щеке. Она стояла окаменев и молча смотрела на Элмсбери. Почувствовала, что граф взял ее за плечо, будто поддерживал, чтобы Эмбер не упала. Потом оглянулся, отыскивая взглядом свою карету.

– Где он? – Говорили только губы, она не слышала своих слов.

– Дома. В моем доме. И жена – тоже.

Эмбер бросила на него быстрый взгляд. Головокружение прошло, глаза смотрели жестко и тревожно.

– Как она выглядит?

Элмсбери ответил мягко, будто боясь обидеть ее:

– Она очень красива.

– Не может этого быть!

Эмбер стояла, уставившись на опилки и стружки, на обломки кирпича вокруг. Темные брови сошлись в одну линию, лицо стало почти трагическим.

– Не может этого быть! – повторила она. Потом неожиданно снова взглянула на Элмсбери, словно устыдясь своих слов. Она никогда не боялась ни одной женщины на свете. Какой бы раскрасавицей ни была эта Коринна, ей нечего бояться. – Когда… – Тут она вспомнила о капитане Уинне, стоявшем рядом с ними, и поспешила сменить тему разговора: – Сегодня вечером я устраиваю званый ужин. Почему бы вам не прийти вместе с лордом Карлтоном – и его женой, если она захочет?