В самом низу кошелька они обнаружили продолговатый прямоугольный пакетик из той же розовой кожи с маленькой золотой застежкой.

Габриэль открыла его. Внутри он оказался состоящим из нескольких узких отделений, в которые были вставлены плоские металлические пластинки. Впрочем, при ближайшем рассмотрении пластинки оказались не металлическими, а твердыми, гибкими и блестящими. На них было что-то очень мелко написано. В центре одной из них серебряный квадратик переливался радугой.

— Матерь Божия, что это, Иоланда?

— Мы не должны на это смотреть, — сказала Иоланда, пытаясь вырвать непонятные предметы из рук своей помощницы.

— Ой, посмотри на эту! — Габриэль выхватила из стопки одну из пластинок, чуть тоньше, чем остальные. На ней в нижнем углу был портрет, крошечный, но написанный с таким мастерством! Не было заметно даже мельчайших следов кисти.

И хотя лицо на портрете выглядело чуть более бледным, чем в жизни, волосы были растрепаны, а одежда — весьма странной, они без труда определили, кто был изображен на миниатюре.

Леди Селина.

Глава 17

Жаль, что им придется останавливаться в этом замке. Ему здесь не будут рады. А воспоминания обо всем, что связано с этим местом, тоже безрадостны. Гастон натянул поводья, пуская Фараона медленным шагом, и неловко покачнулся в седле, когда за уже редкими деревьями, на расстоянии полета стрелы, показался большой замок. Гастон рассчитывал никогда больше не появляться здесь. Но он сейчас не один, приходится нести ответ за всех своих спутников, а другого места для ночлега поблизости нет.

В ожидании остальных он остановил жеребца и снял плащ. Вечер был не по сезону теплый. Зубчатые стены и башни бросали длинные мрачные тени, которые не соответствовали настроению, рождаемому теплым ветерком, шелестящим в ветвях и несущим первые весенние запахи: прелой травы и талого снега.

Трудно представить, что в этом осененном смертью месте есть жизнь. Как и в городах и деревнях, разрушенных Турелем прошлой осенью, которые они сегодня миновали и которые теперь вовсю отстраивались и обновлялись, чтобы все там стало по-прежнему.

Никогда не будет здесь все по-прежнему.

Какая несправедливость! Холодное безразличие судьбы наполняло сердце Гастона горечью. Всю свою жизнь он исполнял любой свой каприз, не пропускал ни одного бокала, ни одной юбки, сражался на стороне любого феодала, если тот готов был платить. Никогда он не думал о будущем. Прибыль была его королем, удовольствие — его музой. По всем законам он должен был быть убит по крайней мере с десяток раз.

Но вот он, живой и невредимый, глядит на один из прекраснейших замков Франции. Как хозяин.

А тот, кто построил это чудо, вложив в него всю свою душу, кто его по праву заслужил — его брат Жерар, — мертв.

Фараон тихонько заржал и затряс головой. Тут же Гастон услышал стук копыт, храп усталых лошадей и скрип седел под седоками. В густеющей тьме он съехал со знакомой тропы.

В голове отряда ехал Мэтью. Гастон сказал ему несколько слов и стал дожидаться, пока за стражником медленно не Проедут остальные. Сам он занял место в хвосте из опасения, что единственная жительница замка настроена к нему не очень дружелюбно.

Проехавшая мимо него в середине колонны жена смотрела прямо перед собой. Она даже не скосила на него глаз, не заметила его присутствия. Как и весь последний месяц, игнорировала его. Ему бы радоваться этому, отдохнуть от их бесконечных споров, утомительных бесед, ее непослушания. Но он не радовался, не чувствовал облегчения… и даже тосковал по ее болтовне. Безразличие жены тревожило его не меньше, чем ее вид. Хрупкая, утомленная, она сидела в седле ссутулившись, держась одной рукой за луку, а другой ухватившись за гриву лошади.

Бешеный темп, который он задал, был ей просто не под силу, хотя она ни разу не пожаловалась. А он по собственной глупости даже не заметил этого в первые дни: был зол на нее, твердо решил не обращать на девушку внимания и сдержать хоть раз в жизни данную клятву — не позволить ей смутить себя необыкновенными историями.

Впрочем, воля его начала быстро слабеть, и его взгляд обратился на нее раз, другой, потом он начал посматривать на нее все чаще и чаще. Он без труда заметил ее усталость. Она потирала спину после долгого дня, проведенного в седле, по ночам беспокойно ворочалась на охапке соломы, когда им приходилось ночевать под открытым небом, вдали от постоялого двора или аббатства. Она лежала, не в силах заснуть от ноющей боли в мышцах. Он лежал в двух шагах от нее и тоже мучился бессонницей от боли, но совсем другого рода.

Поняв, что путешествие утомляет ее, он решил чаще делать остановки. За месяц они бы при обычной скорости уже достигли цели. Но сейчас до поместья де Вареннов оставалось еще пять дней пути. Если так пойдет дальше, то слуги доберутся до замка прежде господина.

Когда весь отряд проехал, Гастон дал шпоры Фараону и замкнул колонну. Он непроизвольно искал глазами жену. Она покачивалась, почти засыпая, в седле. Как бы он хотел снять ее с лошади и остаток пути нести на руках! Или хотя бы дотронуться до нее… Гастон так сильно сжал поводья, что кожаные ремни впились в его защищенные перчатками ладони. Он не касался ее с того самого утра, как они покинули замок. Ни пожатия рук, ни случайного прикосновения.

А он втайне надеялся на это, строил какие-то планы, рисовал все в своем воображении, пока его не охватывала лихорадка желания.

Селина вздохнула, плечи, закрытые плащом, поднялись и опустились. Она откинула капюшон, повернула голову вправо и прикрыла глаза от налетевшего порыва ветра. Гастон будто увидел, как ее пушистые ресницы коснулись бледно-розовых щек, губы чуть приоткрылись, и в свете последних лучей солнца волосы заиграли, как расплавленное золото. Волшебное видение продолжалось всего секунду, пока она вновь не стала смотреть вперед.

Но и этого времени хватило, чтобы его снова стали терзать те же вопросы, которыми он задавался во время бессонных ночей и на которые не было ответа.

Что ей было нужно, когда она нашла его в абрикосовом саду в вечер приезда Туреля? Она проявила мужество, выдавая планы своего хозяина, или в очередной раз обманула его?

Хотела ли она спасти его или заманить в хорошо подстроенную ловушку?

И что означали ее нервные припадки, которые случались с ней тем чаще, чем дальше они удалялись от замка? Болезнь или притворство?

Она так опутала его своими загадками, что он уже не мог понять, где правда, а где выдумка. Еще труднее было разобраться, когда он хочет вывести ее на чистую воду, а когда просто желает ее. В горле у него пересохло. Желание? Страсть? Ежедневно и ежечасно он строил оборонительный вал, чтобы защитить себя от этого чувства, мысленно стараясь не называть ее иначе, как «она» и «супруга». Он убеждал себя, что это обычная женщина, не лучше и не хуже любой из тех, кого он встречал раньше.

Но стоило ему на мгновение увидеть ее, как образы других женщин мгновенно тускнели, превращались в бледные обрывки зазывных улыбок, шелковистой кожи, мимолетных физических наслаждений.

С ней же все было по-другому. Глаза цвета штормового неба. Запах тимьяна, лаванды и роз. Лезущий всюду котенок. Необычного фасона шляпы. Гордо вздернутый подбородок.

Как она таяла от страсти в его объятиях, как смеялась в кухне его замка…

Она так глубоко проникла в его жизнь, что он уже не знал, где начинаются и где кончаются их взаимоотношения.

Он не знал, хочет ли, чтобы их отношения закончились. Ни одна женщина никогда не имела для него такого значения. Больше всего он хотел, чтобы она исчезла из его жизни. И больше всего хотел, чтобы она осталась с ним.

Только ради нее, только потому, что ему было невыносимо видеть, как она страдает от усталости, он решил остановиться в этом замке, который ему не хотелось больше никогда посещать… Как встретит его женщина, которая любит его еще меньше, чем собственная жена, — его невестка? Может и пустить стрелу в горло, если окажется не в духе. Спутанные темно-русые волосы миледи Аврил свободно спускались на плечи, делая ее моложе своих девятнадцати лет. Гастон нашел невестку, как и сказали слуги, в покоях. Она сидела у окна в любимом кресле Жерара.