К ее горлу подступил комок.

— Ты же не хочешь разлучить меня с детьми?

Он отрицательно покачал головой.

— Нет, я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж и все вы навсегда остались в Греции. Все вместе.

— Но я не могу остаться навсегда. — Она думала о своей тетушке, жизнь которой исчислялась уже месяцами или неделями. — Мне необходимо вернуться в Атланту. У меня есть круг сложившихся обязанностей.

— Этот круг непрочен и разорвется, если ты немедленно не пополнишь запасы наличных денег.

— Нет, — чуть слышно прошептала она. Он не мог знать о существовании тетушки Беатрис. — Зачем тебе все это? Зачем тебе жениться на мне? Ты ведь этого не хочешь?

— Ты ошибаешься. Я рассматриваю этот брак как торжество справедливости.

— Справедливости? — Он хочет отомстить за Диона?

— Ты стала основной причиной моих страданий. Я потерял брата и жену.

— Как… Что дает тебе право обвинять меня? Когда произошла эта чудовищная авария, меня даже в Греции не было.

Тело его напряглось от ярости, глаза стали практически черными.

— Верно. Тебя не было здесь, как следовало бы быть верной жене. Ты похитила его детей. Ты обесчестила мужчину. Дион метался, ища утешения в вечеринках и дикой разгульной жизни. Иногда он брал в компаньонки Петру.

Саванна неодобрительно покачала головой.

— Если Дион был столь неуравновешенным, то что делала твоя жена в компании с таким ненадежным спутником?

— Они были друзьями. К тому же Дион — мой брат. Авария произошла исключительно по его вине. Он был смертельно пьян, стремясь утопить горечь, всплеск которой был вызван твоим очередным категорическим отказом привезти детей в Грецию.

Как он мог повторять эту чушь?

— Ты думаешь, твой кузен был святым? — В отчаянии Саванна беспомощно хваталась за соломинку.

— Нет, он не был святым. Он был человеком, с которым жестоко обращалась его собственная жена.

Руки ее затряслись, и, сцепив пальцы в тугой замок, она сложила их на коленях.

— Я не раз говорила ему, что не возражаю против его приезда в Америку. Он имел возможность видеть своих дочерей, так что не было никакой необходимости топить свое горе на дне бутылки.

— Ты надеешься, что я в это поверю?

— Если я в твоих глазах такая злобная и бесчестная, зачем же ты хочешь на мне жениться?

— Ты моя должница.

— Что? Чем я могу быть тебе обязана?

— Ты должна вернуть семье Кириакис Еву и Ниссу, чтобы возместить потерю Диона. Ты должна компенсировать мне утрату супруги. Ты должна вернуть мне сына.

— Сына? — робко переспросила Саванна. Состояние ее приближалось к обморочному.

— На день трагической гибели Петра была на четвертом месяце беременности. Мы ждали сына.

Саванна резко вскочила с кресла, тело ее было вялым, отяжелевшим, непослушным.

— Нет!

— Да, — прошипел Леандрос. — И ты станешь моей женой, чтобы произвести на свет моего ребенка, моего сына.

По коже Саванны побежал холодок, перед глазами расплывающимися кляксами заплясали красные огни.

? Нет!

— Да. — Он был суров, непреклонен, решителен.

Перед глазами вдруг все померкло, она почувствовала, как обмякли и стали невесомыми руки, и черное безмолвие приняло ее в свое царство.

— Очнись, дорогая моя. Давай же, Саванна. Приходи в себя.

Обаятельнейший голос взывал к ней, вытаскивая из бессознательного состояния. Она ощутила прохладную влагу, ласкающую ее лицо и шею.

Веки ее вздрогнули и наконец открылись. Она лежала на обитом красной кожей диване, стоящем в противоположном от письменного стола конце комнаты. Леандрос сидел рядом, невероятно нежными и заботливыми движениями поглаживая ее лицо и шею смоченной в холодной воде губкой.

Она смущенно посмотрела на своего спасителя. Во рту все пересохло. В голове гудело, словно она выпила слишком много шампанского. Но к шампанскому она ведь не притрагивалась. Или она забыла? Нет. Она пила белое вино, сильно разбавленное содовой. И выпить успела лишь половину бокала, когда вдруг…

Саванна пришла в себя и решительно оттолкнула руку Леандроса.

— Так ты обвиняешь меня в гибели твоей жены и ребенка. — Произнесение этих слов усилило болезненные ощущения в желудке.

Он отложил губку на низкий журнальный столик. Выражение его лица было загадочным.

— Не столь важно, кто несет ответственность за их гибель. Справедливость восторжествует, когда ты выйдешь за меня замуж и родишь ребенка.

Саванна с усилием оторвала голову от дивана, и он помог ей приподняться.

— Я никогда не выйду за тебя замуж, Леандрос. Я не племенная кобыла.

Ей достаточно было этих упражнений с Дионом.

Леандрос нежно завел прядь ее растрепавшихся волос за ухо, ласково поглаживая своими длинными пальцами висок. Она резко отвела голову назад, дыхание перехватило даже от его легкого прикосновения.

Он улыбнулся.

— Я просто хочу иметь детей, и ты будешь их матерью.

Голова снова закружилась.

— Нет.

— У тебя нет выбора, — сказал Леандрос, напомнив ей об угрозах, которые он успел перечислить до ее обморока.

— Ты ошибаешься, — возразила Саванна. — Ты можешь вынудить меня остаться в Греции, удерживая моих детей в качестве заложников, но только до тех пор, пока мне не удастся убедить суд вынести законное решение о нашем возвращении в Америку. Но ты не в силах заставить меня выйти за тебя замуж.

— Сил у меня хватит. — Леандрос положил руку на бедро Саванны, движение это было и эротическим и устрашающим одновременно. — Подумай только, Саванна. У тебя нет средств к существованию. Ты вынуждена жить на деньги, которые перечисляю тебе я. Ты никогда не сможешь нанять опытного греческого адвоката, чтобы выиграть дело в суде. У тебя нет ни связей, ни приличного капитала, чтобы законными методами бороться за исключительное право опекунства над Евой и Ниссой. А я намерен бороться и одержать победу. В этом можешь не сомневаться.

Коварная привлекательность и вкрадчивость его бархатного голоса чуть было не усыпили ее бдительности и не заставили поверить в объективную реальность его утверждений.

— Нет. Это бессмысленная борьба.

— Неужели? — Его губы растянулись в насмешливой улыбке, а пальцы лежащей на ее бедре руки начали выписывать простейшие геометрические фигуры.

Мысли покидали ее. Прикосновения его рук способны были вызвать такие мощные, будоражащие все тело ощущения, что одежда становилась слабой преградой для полного блаженства. Взгляд ее нервно перемещался с его непроницаемого лица на поглаживающую ее бедро руку и обратно. Ей следует его остановить, но желание безрассудно отдаться во власть наслаждения было куда сильнее. Что с ней происходит?

— Ева и Нисса останутся в Греции, это их родина, — продолжал Леандрос. — Любое дело, принятое к разбирательству греческим судьей, будет решено в мою пользу. Понятие семьи здесь незыблемо, если не свято. И я не собираюсь разлучать тебя с детьми, я только хочу, чтобы Ева и Нисса выросли среди родных людей, в своей семье.

Наконец-то смысл сказанного начал доходить до сознания Саванны, развеивая ее грезы, и опасные ласки Леандроса уже не в силах были затмить грубой реальности настоящего момента. Она быстро схватила своего собеседника за запястье. Отвести его руку было сложно, но поглаживания тем не менее прекратились.

— Я продам дом, чтобы оплатить услуги адвокатов, — блефовала она на грани отчаяния.

— А что станет с твоей тетушкой? — Голос его был шелковым, и в нем звучала потенциальная угроза и уверенность опытного шантажиста. — Ты продашь дом, а тетушку переведут в дом престарелых на государственное иждивение.

Все у нее внутри сжалось и оцепенело. Он все-таки нашел ту кровоточащую рану, которую собирался теперь обильно посыпать солью. Она потерпела поражение неожиданно быстро.

— Ты значительно хуже Диона, — вырвалось у Саванны.

Он прищурил глаза.

— Что ты имеешь в виду?