— Ничто не может сравниться с красотой греческого заката. — Леандрос взял белый, с основой из кованого чугуна стул и поставил его перед Саванной.

Она опустилась на стул, время от времени переводя взгляд с мозаично трепещущего заката на стоящего рядом с ней высокого, темноволосого мужчину.

— Картина восхода солнца над рощей цветущей магнолии в Атланте ничуть не хуже.

В сумерках его белоснежные зубы сверкали словно жемчуг. Не сводя с Саванны глаз, Леандрос сел рядом с ней, повернувшись спиной к божественному, написанному природой пейзажу.

— Возможно, и я однажды смогу полюбоваться ею.

Представить себе приезд Леандроса в Джорджию было трудно, но даже одной мысли об этом было достаточно, чтобы нервная система Саванны вновь вышла из равновесия.

— Не думаю, что поездка будет оправданной за отсутствием конкретного коммерческого интереса, — это было все, что она могла сказать.

На террасу вышла супруга Феликса, выкатывая сервировочный столик со стоящими на нем изящными чашечками, наполненными ароматным, с традиционным добавлением пряностей кофе по-гречески. Перед тем как снова удалиться в дом, она включила освещение, и внизу заблестела водная гладь бассейна, а окружающий его со всех сторон сад вспыхнул огнями.

Несколько ярко освещенных тропинок вели к фруктовым и оливковым садам, подступающим прямо к дому. Саванне так захотелось побродить по этим тихим, укромным местам в полном одиночестве, но ей надо было остаться с Леандросом и во что бы то ни стало убедить его в серьезности своих намерений вернуться в Америку.

— Не все в моей жизни полностью подчинено интересам компании «Кириакис интернэшнл». — Тембр его голоса и бездонные, цвета темного шоколада глаза были настолько чувственны, что слова его не на шутку испугали и взволновали ее.

— В это трудно поверить, исходя хотя бы из того, сколько времени ты всегда уделял своей работе. — Саванна сделала несколько глотков кофе.

— Тем не менее я даже был женат.

— На молодой гречанке, воспитанной в соответствии с обычаями и традициями ортодоксальной семьи, которая, вне всяких сомнений, никогда не задавалась вопросом о своей роли в твоей жизни, — выпалила Саванна.

— Именно по этой причине ты и оставила моего двоюродного брата? Он недостаточно хорошо угождал всем твоим прихотям и ты не чувствовала себя центром вселенной? — усмехнулся он.

— У меня никогда не было ни малейшего желания быть центром, вокруг которого строилась бы жизнь Диона.

Напротив, она страстно желала отвлечь от себя слишком пристальное внимание мужа, эти беспричинные всплески ревности и стремление держать ее в перманентно беременном положении до тех пор, пока она не произведет на свет мальчика. Его наследника.

— Думаю, что так оно и было. Всепоглощающая любовь Диона стала тебе мешать. Ты ведь привыкла покорять мужские сердца. И частенько имела любовные связи вне брака.

Его тон не оставлял и тени сомнения в том, что он искренне верил в ее неверность Диону.

— «Всепоглощающая любовь» — на редкость удачное определение того чувства, которое Дион испытывал ко мне, — произнесла она. Если бы Леандрос только знал!

— Этот глупец-бедолага любил тебя. — Прозвучало это так, словно только круглый идиот может испытывать нежные чувства к своей жене.

— Надеюсь, что ты достаточно жестко контролировал свои эмоции, чтобы не совершить столь досадной ошибки и не обнадежить Петру своей любовью.

Мышцы его лица напряглись, подбородок стал тяжелым, губы сжались.

— Я заботился о своей жене. Она имела возможность вести тот образ жизни, которому завидуют многие женщины. Но ты совершенно права. Я никогда всецело не подчинял себя Петре, как Дион, который принес свою жизнь тебе в жертву.

— Мы расстались с Дионом за несколько лет до его смерти. Мой брак стал частью моего прошлого, ушел в воспоминания, которым нет места ни в моей настоящей жизни, ни в будущей.

— Ты забываешь о своих дочерях. Зачем ты пыталась отстранить девочек от их родственников? Причем делала это с самого их рождения.

Негодование, обычно всегда успешно подавляемое Саванной, на этот раз переполнило чашу ее терпения.

— Я не имела никаких оснований сомневаться в отцовстве своих детей! Если хочешь возложить на кого-то конкретную ответственность за распространение этих слухов, то лучше вспомни своего кузена и его беспочвенную ревность. Только благодаря ей его мать объявила Еву кукушонком, вылупившимся в гнезде благородных птиц, и наотрез отказалась признать ее кровной внучкой. А Ниссу Елена и Сандрос вообще видеть не захотели. Ни в первые шесть месяцев после ее рождения, когда все мы еще были в Греции, ни за прошедшие после этого годы они ни разу не выразили желания встретиться с внучками.

— Какая удобная позиция! Ты, конечно, можешь умалять свою собственную роль в отчуждении детей от их непосредственной родни. Диона уже нет на этом свете, и некому достойно опровергнуть твою ложь.

Конечно, он ей не верил. К тому же Дион был его двоюродным братом, и Леандрос считал его настоящим мужчиной, не способным лгать.

Обсуждение финансовых вопросов стоило отложить до лучших времен.

Она встала.

— Я слишком устала и хочу спать.

— Ты выглядишь величественно даже при отступлении. Что случилось, Саванна? Неужели правда до сих пор так сильно ранит твое сердце?

Руки ее невольно сжались в кулаки.

— Всех Кириакисов, без исключения, всегда интересовала не столько правда, сколько их собственные домыслы. Изменить вас я не могу, не стоит даже пытаться. Но и злобную клевету, основанную на этих домыслах, я выслушивать более не намерена. Спокойной ночи! — Она повернулась и хотела было направиться к двери.

В мгновение ока Леандрос оказался возле нее. Его крепкие, длинные пальцы обхватили ее руку.

— О, нет! От меня не так легко сбежать. Дион, может быть, и позволял тебе обращаться с ним как с прирученной декоративной собачкой, но я скорее дикий волк, чем домашний питомец.

Сердце Саванны учащенно забилось, стоило ему только прикоснуться к ней, а дыхание стало прерывистым от испуга, как только до сознания дошел смысл его агрессивных угроз.

— Отпусти меня, пожалуйста. — Ее голос задрожал.

— Нет. Сначала мне нужно кое-что сделать.

Несколько секунд она стояла неподвижно, не делая никаких попыток высвободить руку.

— Что ты сказал?

— Я допустил небрежность и не поцеловал тебя при встрече в аэропорту. Сейчас самое время исправить ошибку, не так ли? — Он склонил голову и жаркими губами быстро поцеловал ее в щеку. — Добро пожаловать домой, Саванна.

После поцелуя Леандрос не отошел, а в течение нескольких минут молча стоял, изучая ее лицо.

— Разве ты не хочешь оказать мне честь и по-родственному поприветствовать меня в ответ?

Так она и сделала. После долгих лет одиночества, когда в присутствии мужчины не ощущаешь практически ничего, кроме страха, настороженности и недоверия, возникшее непреодолимое желание поцеловать его было совершенно новым опытом, абсолютно фантастическим по своим ощущениям. Саванна не раздумывая прикоснулась губами сначала к его левой щеке, а затем и к правой.

Ощущение хорошо выбритой кожи и особый запах его одеколона дурманили голову. Она хотела целовать его и дальше, но не стала. Надо было терпеливо ждать, каким будет его следующий шаг.

Леандрос раздумывал недолго. Последовал страстный поцелуй.

Саванна закрыла глаза, и все вдруг поплыло, разливаясь разноцветными красками. Только что она стояла неподвижно, стараясь сохранить незначительную, но довольно безопасную дистанцию, отделяющую ее от пленительного мужского тела. А буквально через секунду оказалась в крепких объятиях Леандроса, страстно обвивая кольцом своих рук его шею.

Он был как пища богов для ее изголодавшихся по любви губ. Запасы разума были исчерпаны, и она не контролировала больше свои действия. Теперь над нею властвовал только инстинкт, притягательная сила разыгравшейся страсти.

Его сильные руки ласкали ей спину, медленно скользя сверху вниз. И когда они остановились на бедрах, он еще крепче сжал Саванну в своих объятиях. Невольно вырвавшийся из ее уст стон выдал то исключительное наслаждение, которое доставляли ей его ласки. Она в истоме выгнула спину, но при этом не разомкнула губ, сошедшихся в страстном поцелуе с пленительными устами Леандроса.