Я облизнула пересохшие от частого дыхания губы, приподнялась на руках и села, с нездоровым энтузиазмом включаясь в эту игру. Платье сползло до пояса, оставляя грудь на виду, и Влад разглядывал ее. Собственность — вот что крутилось в его голове. Его заводило, что я выполняю все, чего он хочет, потому что я принадлежу ему, и он может пользоваться мной по своему усмотрению. Влада раздражала моя периодическая непокорность, которую я в редких приступах мести проявляла. При всем этом он совершенно не думал о том, как легко мне им в такие моменты манипулировать. Да любой женщине с ним в постели это было бы легко, если бы они знали подход, но об этом знала только я, и я не позволю никому из них получить над ним такую власть и возможность причинить вред. Убью всех, если потребуется.

Я расстегнула штаны, глядя снизу вверх, как ему нравилось, и спустила их вместе с нижним бельем. Его рука легла мне на волосы, чуть сдавила, собрав копну в ладонь, придвинула мое лицо ближе к его достоинству.

— Ты наказана, Вероника, так что будь ласковее. Посмеешь выпустить когти — пожалеешь.

Я сидела и смотрела на него, не шевелясь, бросая вызов целых несколько секунд, потому что я не та хорошая девочка, которую он хотел бы видеть, а затем вцепилась пальцами в его бедра, вонзая ногти и прекрасно зная, чем это кончится. Он отвесил мне пощечину, и вместе с ней вокруг нас облаком пыли взметнулись эмоции: его возбуждение и гнев, мое возбуждение и ярость. Сходя с ума от этого коктейля и ощущая себя словно под воздействием наркотиков, я пальцами обняла яички и взяла кончик в рот, прекрасно зная, от чего он становится таким же сумасшедшим, как и я, но моя цель сейчас не его удовольствие. Влад закрыл глаза, расслабился, его пальцы в моих волосах сжались и я почуяла в его эмоциях, что он вот-вот кончит, поэтому выпустила его изо рта и отстранилась, заставив брата вспыхнуть злостью и крайне недовольно зарычать:

— Еще!

Он придвинул мое лицо к своим бедрам, а внутри у него скомкался гнев неудовлетворенности вперемешку со злостью на мою непокорность. Еще бы, ему никогда не требовалось много времени, чтобы кончить, когда я в таком положении, и прямо сейчас я оставила его без сладкого.

— Заставь, — я злорадно усмехнулась, снова вцепившись ногтями в бедра, чтобы удержаться дальше от его достоинства.

Я жаждала вновь и вновь видеть доказательства его силы, его мощи, его права владеть мной, и только поэтому сопротивлялась. В ярости глаза его почернели, безумие посмотрело из их глубины на меня, и что-то внутри меня в тот же момент отозвалось на это. Может я была немного не в себе, но размышлять об этом не стала, потому что теперь эмоции нашли друг друга, сплелись вместе, срезонировали, словно двое танцующих наконец-то стали двигаться в одном ритме, и я наконец-то ощутила себя полноценно, буквально окунулась в наслаждение. Брат перехватил мои руки, оторвал от себя, не заметив, что я оставила там кровавые росчерки ногтями, грубо рванул меня вверх, развернул и бросил животом на кровать. Не давая опомниться, он дернул платье, с треском разорвав его, а когда я оперлась ладонями в попытке подняться, он буквально обрушился на спину, перехватил за запястья и дернул, заставив меня уткнуться в кровать носом. Это все невероятно заводило, потому что прямо сейчас меня держала несокрушимая мощь, чудовище, которому хочется подчиняться.

— Вла-а-ад, — простонала я, сходя с ума от желания.

Он дернул меня за запястья, заставляя подняться на колени, и затем без всякого предупреждения вошел.

— Будешь делать то, что я прикажу, тогда, когда прикажу, и так, как прикажу, — рычал он, входя в меня снова и снова, на всю длину, заполняя в желании наказать, сломать и подчинить.

Больше десяти лет назад он сделал то же самое, и тогда меня это не убило, лишь сделало сильнее. И вот сейчас я извивалась и стонала, не слыша сама себя, в наслаждении таком сильном, что хотелось сбежать и остаться одновременно. Я провокационно откинула голову назад, заставив волосы рассыпаться по выгнутой спине, и его движения от этого стали жестче и резче. Вокруг нас хаотично метался черный туман, сквозь который светлыми вспышками во тьме проскакивали разряды электричества, словно они были ее частью. Хотелось остаться наедине с этими ощущениями, забыться в этом таком притягательном безумии, которое мы с ним делили на двоих, и сколько это длилось, я не имела понятия.

Наконец это случилось. Я застонала в агонии удовольствия и услышала стонущий выдох Влада. Он разжал пальцы, отпустив мои руки, и я обессиленно повалилась на кровать, жаждя уснуть. Брат натянул штаны, улегся рядом, подгреб меня к себе спиной и привычно обнял, опустив ладони на бедро и грудь.

— Ненавижу тебя, Вероника… — он вздохнул, уткнулся мне носом в шею и поцеловал. — И люблю.

Из последних сил преодолевая сон, я приоткрыла глаза, обегая взглядом слабо освещенную комнату и пытаясь собрать мысли вместе. Мир снова был цветным, и я лежала в чужом доме рядом с убитой мною женщиной. Кажется, я погорячилась… но оно того стоило! Сон сморил меня на этой мысли.

Когда нам предъявили обвинение в убийстве Натальи, Влад взял вину на себя, выставив все так, будто я пыталась остановить его. Возражать я не стала. Сцилла и Харибда по-прежнему были крайне нужны Отделу, поэтому наказания он снова избежал. Этот случай, как и многие другие, ему припомнили только потом, когда выносили приговор.

Включать свет в его комнате я не стала, осталась ждать в темноте, чтобы заранее не привлечь его внимание к нежданному посетителю. Ждать пришлось немало, теша свое мужское самолюбие, он пытался произвести впечатление на Анну и потому провел с ней больше часа, а может и двух. Мой темный силуэт на фоне окна он заметил сразу как вошел, и свет включать не стал.

— Вероника, это не то, что тебе показалось, — Влад сразу все понял.

— Раз ты начал с этой фразы, значит она дорога тебе, — я скрестила руки на груди. — Я не трону твою игрушку, если ты не врал мне, когда обещал вернуть Михаила. Если он умрет, обещаю тебе, Анна отправится вслед за ним.

— Да не собираюсь я убивать твоего Михаила! Я же сам предложил тебе помочь с ним. Хватит делать из меня чудовище! — зарычал брат.

— Ты и есть чудовище! — в тон ему зашипела я.

— Я изменился за эти годы! Ты, как вижу, тоже, но в отличие от меня, ты изменилась в худшую сторону, словно тебе память отшибло на лучшую половину.

— Ни черта ты не изменился!

— Ты не желаешь этого видеть! А теперь пошла вон из комнаты, Вероника, — он указал на дверь. — И обдумай свое поведение.

— Я не шучу насчет Анны, — прошипела я последнее предупреждение.

Он ничего не ответил, продолжая стоять около двери. Гордо вздернув нос, я направилась к выходу, и у самого проема он обхватил меня поверх рук. Мне конец. Ну точно конец. Доигралась, — пронеслось в голове, и я испуганно сжалась, ожидая от него чего угодно. Страх опять вцепился в горло. Вот не надо было все это делать, не надо было так сильно давить на него. Ощутив мой страх, Влад вздохнул и крепче прижал меня к себе, уткнувшись носом в шею.

— Я вырастил чудовище… Прости меня, Ника. Я всегда хотел как лучше, но был слеп и вместе с собой загубил и тебя. А ведь ты спасла меня тогда, в мои двадцать.

О чем он? Что происходит? Я растерялась от неожиданности. В его двадцать? Что случилось в его двадцать? Это когда он принял черную кровь?

— Я много думал о том дне, когда услышал твой зов. Когда я понял, что ты тоже это сделала, тоже приняла черную кровь, чуть с ума не сошел, и понял, что должен добраться до тебя любой ценой. Я не знал, как помочь тебе, не знал, как спасти, хотя жаждал этого как ничего другого в жизни. А в итоге это ты спасла меня. Рядом с тобой черная кровь отпустила меня, а боль ушла, потому что я любил тебя. Всю мою жизнь ты помогала мне справиться с тьмой внутри, и всю эту жизнь я думал, что помогаю и тебе, что защищаю даже от самого себя, но я ошибался и теперь понимаю это. Это я виноват в том, что с тобой случилось, в том, какой ты стала, потому говорю тебе: прости меня, Ника, во всем этом виноват лишь я.