— Как?.. Я не понимаю… — я осталась стоять перед ней в легком шоке, не зная, как реагировать.

— Наша группа села на хвост главному гхаттиту, и он загнал их в ловушку на последнем задании. Они спасли мне жизнь, спрятали, а сами оказались в окружении нежити в центре ритуального круга, где их сила не работала. Я своими глазами видела, как их разорвали, но была сильно ранена и помочь ничем не могла.

Ночка сообщала это равнодушно, явно не в первый раз, но я понимала, как ей больно, буквально видела эту стену, что она возвела между своими чувствами и всеми окружающими, не желая, чтобы они знали, что творится у нее внутри. На секунду я представила, что со мной будет, если вдруг Михаил или Влад умрут, не говоря уже о том, чтобы видеть, как это будет происходить, и меня передернуло.

— Мне очень жаль. Очень и очень, — я просто не знала, что еще можно сказать.

— Я пришла попрощаться.

— Ты что, руки на себя наложить решила? Ночка, одумайся!

— Нет, — она грустно улыбнулась и наконец перевела взгляд на меня. — Отдел выдал мне путевку, чтобы я отдохнула и пришла в себя. Завтра поезд, я уезжаю.

Я расслабленно выдохнула. У Отдела эти путевки всегда были под рукой как раз для таких вот случаев. Последствия психологического перенапряжения в случае чернокровных агентов могли быть непредсказуемыми, и Отдел заботился о них как мог.

Ночка взяла с меня обещание проводить ее завтра на поезд и с тем ушла домой собирать вещи, а я все еще в шоке осталась сидеть в гостиной, пытаясь проглотить подступивший к горлу ком. Ее напарники были отличными ребятами. Между собой они познакомились еще в школе. Я тогда не дружила с ними, но и не враждовала, общалась исключительно как с сокурсниками. Эти двое всегда были жизнерадостными и озорными ребятами. Конечно, они часто получали за свои выходки, но не делали ничего дурного, и я никогда не назвала бы их плохими людьми. А теперь вот их нет.

Когда черная кровь убила многих моих знакомых, с которыми, как я думала, буду работать, я нашла утешение во Владе и Михаиле, только так и справилась. Хоть нас и осталось мало, хотелось верить в наше всемогущество, ведь мы уже избежали смерти, а второй раз не вешают. Я смотрела на Влада и Михаила, и казалось, что ни один агент больше не умрет. Но потом во время сложной операции в борьбе с порождениями Зоога погибло трое: группа из двух агентов целиком и один агент из другой пары. Его напарница после этого тяжело заболела, и врачи до самой ее смерти не могли понять что с ней; версию о смерти от тоски руководство к сведению не принимало. Это случилось около трех лет назад. И вот опять. Вторая троица развалилась. Теперь нас осталось шестеро: моя троица, еще одна пара и Оксана. Да и как сказать осталась, не агент, а так, половинка. Погибли те, кто мог избавить ее от безумия черной крови, и использовать свои силы ей теперь можно было лишь в малых количествах, а лучше не делать этого вообще. Отдел не должен узнать нашу тайну, не должен узнать о безумии.

После рассказа Ночки я осознала, что в любой момент могу потерять тех, кто мне дорог, и надо ловить те моменты, которые мы можем провести вместе, поэтому на вокзал я пришла с Михаилом. Кроме меня, у Ночки подруг не было, а после смерти напарников и вовсе близких не осталось, так что провожали ее только мы.

Ночная тьма постепенно укутывала небо. Поезд уже стоял, ожидая пассажиров, и я обнимала подругу на перроне среди таких же провожающих. Михаил стоял рядом и не мешал нам прощаться.

— Ты, главное, помни, что ты не одна, — я отстранилась от нее, продолжая держать за плечи и улыбаясь. — У тебя есть как минимум мы. Когда вернешься, обязательно зайди в гости, расскажи про поездку. А там и с начальством договоримся, может тебя к нам в команду определят четвертой. Договорились?

— Угу, — Ночка кивнула.

На ее лице застыла грустная, но все-таки улыбка. Она старалась справиться со своим горем как могла. Я приблизилась к ее уху, чтобы Михаил не слышал, и заговорщически прошептала:

— Найди там себе какого-нибудь мужчину.

— Что ты такое говоришь, Вероника! — возмутилась она, а затем, покосившись на окружающих, снизила громкость голоса. — Это же неприлично. Если кого и искать в этом смысле, то мужа. Но кому я такая нужна, я ведь уже была с мужчиной. И даже не с одним, ты знаешь…

Она помолчала секунду и только потом продолжила совсем погрустневшим голосом:

— Они еще два дня назад в шутку кидали монетку и решали, кому я достанусь. Месяц назад они решили, что мне надо за кого-то из них выйти замуж. А теперь… — она всхлипнула.

Я прижала ее к себе и обняла, затем покосилась на Михаила и взглядом покивала в сторону, чтобы он оставил нас. Он понял мою молчаливую просьбу и скрылся с глаз.

— Ну-ну, тише, — я погладила ее по спине. — Мне кажется, тебе стоит отложить поездку на пару дней и сходить на их похороны, выплачешься там и станет легче.

Сказала об этом и сразу пожалела. От Ночки разошлась волна эмоциональной боли, и теперь уже она крепко вцепилась в меня и заревела в голос:

— Да нечего там хоронить, Вероника, их сожрали! Нежить жрала их тела, даже когда они рассыпались в прах, а я смотрела на это и пряталась, зажимая рот, чтобы не выдать себя. Это я виновата! Я могла что-нибудь сделать! Выползти, попытаться пострелять нежить, убить того гхаттита. Но я ничего не сделала!

Ее всхлипы привлекали внимание окружающих, ее лучше было увести, но я решила, что сначала ей надо выговориться. Черт, а ведь если подумать, это действительно ужасно — оказаться в такой ситуации.

— Они спасли меня ценой своих жизней, и что теперь? Зачем мне такая жизнь? А ведь Белый предсказал перед заданием, что что-то серьезное случится, что мне будет больно…

Новая волна рыданий прервала поток ее слов, а я просто стояла и гладила ее по волосам:

— Ты не виновата, это их выбор. Они хотели, чтобы ты жила. Они любили тебя и сделали тебе такой подарок. Они бы хотели тебе счастья.

Я продолжала говорить что-то успокаивающее и постепенно рыдания превратились в тихие всхлипывания, и голос ее стал тише, но объятий подруга не разжала:

— Я ведь даже ребенка ни от кого из них не могла завести. От них не осталось ничего, кроме воспоминаний… Вероника, это он.

Ее последние слова были настолько изумленными и настолько не вписывались в общую картину, что я обернулась посмотреть, кого она там увидела. Ночка выпустила меня из объятий, продолжая смотреть в толпу. Наконец в этой темноте и я заметила его. Из толпы его выделяла невероятно бледная кожа, и на ее фоне темные глаза выглядели пустыми проемами. Лохмотья покрывали его тело вместо одежды и были такими же грязными и свалявшимися, как седые похожие на паклю волосы.

Ночка пошла мимо меня в его сторону, и по контуру ее тела заклубилась тьма. Вот тут я испугалась. Использование способностей так явно — это нарушение закона, за такое к суду могли привлечь, не говоря уже о том, что безумие с нее снять некому, а это чревато не только многочисленными смертями здесь, на вокзале, но и раскрытием тайны всех чернокровных агентов. Я схватила подругу за руку и зашипела сквозь зубы, стараясь не привлекать излишнее внимание:

— Ты что творишь! Стой!

Она повернулась на меня. В ночных сумерках темнота вокруг нее заметна не была, если не приглядываться. Окружающие пока что не обращали на нас внимания, и я надеялась, что все обойдется.

— Вероника, — ее голос шелестел полушепотом, как бывало с ней при использовании сил, — это он убил их. Я отомщу.

— Твои любимые хотели, чтобы ты жила, а не бросалась в одиночку на такого опасного противника.

— Тогда помоги мне.

— Тут же люди кругом, опомнись! Тебя под суд отдадут, если выживешь!

— Я не повторю одну ошибку дважды. Не останусь в стороне. Не помогаешь — так не мешай!

Темные крылья с тихим шелестом распахнулись от поднятых рук, являющихся их частью, и Ночка черной птицей взметнулась в воздух. Это поразило меня на целую секунду, ведь она никогда так не умела. Ее способность — формировать из тьмы животное, которое являлось ее продолжением, ее частью и находилось прямо в ней. Не будучи материальным, оно в то же время действовало автономно, влияло на материальные сущности и вполне могло сражаться. Но вот птицы, которая еще и ее могла поднять в воздух, у Ночки не было. Лишь несколькими годами позже, когда погиб Михаил, я поняла, что новые возможности мы получали на пике эмоций вроде желания отомстить, которое я наблюдала прямо сейчас.