Завтра утром он найдёт того человека.

Но утром нового дня всегда появляются новые заботы, которые откуда-то лезут сами, как трава весной. И все срочные. Сначала вызвал прокурор, который ввёл правило, чтобы каждый работник раз в неделю рассказывал о своём житье-бытье. Сегодня оказался день Рябинина. Потом пришёл гражданин, которого он вызывал давно, а тот лишь вчера приехал из командировки. Затем прибежала Маша Гвоздикина и попросила проверить курсовую работу о причинной связи. После неё сразу же позвонила Демидова и сообщила, что вечером партсобрание. Потом пришёл работник милиции за статистической карточкой, которую Рябинин должен был отправить неделю назад. Звонили с обувной фабрики и просили прочесть лекцию о новых законах… Звонили из жилищной конторы и спрашивали, можно ли подобрать статью квартиросъёмщику, который держит трёх собак и всех лохматых.

Только в двенадцать часов Рябинин пододвинул к себе телефон. Он не знал, сколько человек входит в съёмочную группу, и решил начать с поиска режиссёра.

Телестудия оказалась сложным современным предприятием. Он долго плутал по телефонам творческих объединений, редакций и каких-то хозяйственных отделов. Наконец любезный девичий голосок переспросил:

— «Труженицы хрустальной колбы»? Да, по нашей редакции. Режиссёр Макридин.

— Как ему позвонить?

— А он в командировке. Снимает фильм о Байкале.

— Ну-у-у…

Остановиться Рябинин не мог — он был весь в этом деле. Но жизнь вмешивалась в его расчёты. Видимо, он так сказал «Ну-у-у», что девушка добавила:

— Знаете, по-моему, он уже приехал, но в студии пока не возникал. Позвоните домой.

Она назвала номер телефона. Только положив трубку, Рябинин подумал, что не мешало бы спросить его имя-отчество. Он мог узнать у неё и состав всей группы. Но тогда пришлось бы представляться, они бы узнали про звонок из прокуратуры, приготовились бы к вызову, всё обсудили бы… Он предпочитал внезапность.

Рябинин набрал номер телефона квартиры Макридина.

— Слушаю, — ответила женщина.

— Здравствуйте. Видимо, я говорю с Макридиной…

— Вы говорите с Самсоненко.

Рука дёрнулась и придавила рычаг аппарата. Но это сделал не он: это рефлекс сунулся вперёд него. Мало ли Самсоненко в городе! Да и ошибиться мог, не тот номер крутанул.

Второй раз кружочки вертел аккуратно, выверяя каждую цифру.

— Слушаю, — сказал тот же голос, словно пропущенный через металлическую трубу.

— Мне нужен Макридин.

В трубке стало тихо. Мало ли в городе Самсоненко…

— Да-да, — дадакнул приятный мужской баритон.

— Здравствуйте. С вами говорит следователь прокуратуры Рябинин.

— Я вас знаю, — перебил Макридин.

— Откуда?

— Мне про вас рассказывала жена.

— Какая жена? — спросил Рябинин, хотя спрашивать было уже ни к чему.

— Самсоненко, заведующая лабораторией. К вам зайти?

— Да.

— Через час буду.

Рябинин положил трубку. Он сразу устал. Какая-то бессильная истома легла на тело, будто он отстоял смену в забое или сошёл с марафонской дистанции. И вместе с этой физической опустошённостью пришла обида — ни на кого и ни на что. Но тем сильнее обида, когда не на кого обижаться.

Он уже знал, что Макридин тот, кто ему нужен. Знал по ряду признаков: его женой оказалась Самсоненко, они давно всё обсудили, режиссёр ждал его вызова… И говорил таким голоском, который хоть мажь на хлеб вместо варенья. Это голос виноватого. И Самсоненко всё знала — вот почему замерла на допросе её рука с сигаретой. Теперь съёмочная группа не нужна.

Рита Виленская искала в людях необыкновенное. А вот как просто: муж снял фильм о жене, а заодно прокрутил роман, как киномеханик прокручивает любовный фильм. Но, может быть, Рябинин не прав? Можно ли судить этого режиссёра поступком Виленской? И можно ли судить, не зная человека. Вдруг к нему войдёт обаятельная, незаурядная личность, и Рябинин поймёт увлечение Виленской, и вся эта история глянется совсем иначе…

Но ему почему-то не хотелось видеть режиссёра.

Ровно через час, как и было обещано, в кабинет вошёл высокий гибкий человек. Он улыбнулся и благожелательно протянул руку:

— Макридин к вашим услугам.

Видимо, от того ветерка, который вбежал вместе с режиссёром, карандаш покатился по листу бумаги и упал на пол. Поэтому Рябинин не смог пожать протянутую руку — он полез под стол за карандашом. Когда распрямился, руки уже не было, но Макридин ещё улыбался.

— Садитесь, — предложил следователь.

Режиссёр сел, расстегнул куртку из матово-жёлтой мягкой кожи. Рябинин точно не знал, но, кажется, эту кожу сдирают с молодых оленят. Из-под куртки сразу вышмыгнул широкий галстук-трапеция в крупную рыжую кляксу по белому полю. Верхняя пуговица перво-снежной рубашки была расстёгнута.

— Разрешите закурить?

— Пожалуйста.

Макридин достал ослепительную коробочку сигарет, которых Рябинин никогда не видел, и легонько бросил на стол перед собой, как игрок бросает карту. Затем щёлкнул по её краю крепким полированным ногтем. Из коробочки выскочила ровно одна тонкая длинная сигарета — Рябинину даже показалось, что у неё есть талия. Макридин взял сигарету двумя пальцами, описал ею дугу над столом, поднёс ко рту и прищемил углами больших, набухших губ. Зажигалка появилась в руке сама, из воздуха, из рукава оленьей куртки — хромированный параллелепипед без единой помарки. Он щёлкнул им, откинулся на спинку стула и пустил над своей головой грибок дыма. Тот вроде бы попахивал коньяком.

Знакомые Рябинина, неглупые, образованные люди, часто упрекали его за скоропалительные суждения о людях. Да и коллеги иногда упрекали. И он никак не мог убедить в достоверности своих оценок — не было ни цифр, ни расчётов.

Он не знал, что Макридин за работник, как ведёт себя в коллективе и какой в семье. Но он уже знал о нём главное, самую суть, из которой вытекал и работник, и товарищ по работе, и семьянин. Правда, доказать это Рябинин не мог.

— Я недавно приехал с Байкала, — сообщил режиссёр. — Снимал интересный фильм.

— О чём же?

— Очень красивый фильм.

Макридин откинул головой нежидкие седеющие волосы, вдохновенно вскинул руку и провёл ею в пространстве, показывая незримый фильм:

— Представляете? Байкал! И могучая природа! Скалы, сосны, кристальная вода — и всё в солнце и воздухе. Это будет гимн свету, гимн прекрасному, гимн оптимизму…

Да знает ли он, зачем его вызвали? И знает ли про смерть Виленской?

— Расскажите, какие у вас были отношения с Виленской, — мрачновато перебил Рябинин.

Режиссёр споткнулся на очередном «гимне» и опустил парящую руку.

— Скрывать ничего не собираюсь. Когда я снимал хроникальную ленту «Труженицы хрустальной колбы»…

Макридин иронично улыбнулся, приглашая улыбнуться и следователя такому дурацкому названию фильма.

— …то, откровенно говоря, увлёкся Ритой Виленской. Она довольно тонко понимала искусство кино, чувствовала поэзию, стиль. И была прекрасной помощницей, консультировала по специальным вопросам. Мы как-то сблизились.

— Встречались только на работе?

— Нет, встречались и в иных местах. Разумеется, это не афишировали.

— Виленская знала, что Самсоненко ваша жена?

— Нет, этого в институте никто не знал.

— Ну, а жена про Виленскую знала?

— Видите ли, она понимает, что я человек творческий. На лёгкий флирт смотрит сквозь пальцы.

— Ну, а у вас с Виленской был лёгкий флирт?

— Не совсем. Я ею увлёкся.

Ни чёрта ты не увлёкся, подумал Рябинин. Разве так говорят про увлечение?..

— От врачей и следователей ничего не скрывают, — улыбнулся Макридин той улыбкой, когда надеются на мужское понимание. — Духовная близость у нас, так сказать, переросла в физическую.

— Жена и про это знала?

Впервые Макридин немного помолчал.

— Мы с ней на эту тему не говорили.