– Это откуда? Сверху?

– Похоже, оттуда. Пошли.

Конфигурация самого верхнего этажа заметно отличалась от двух нижних. Очевидно, в свое время здесь хотели сотворить нечто вроде бальной залы, но потом передумали. Или не хватило средств. Или по тем или иным причинам вдруг пропал интерес... В середине потолка висела люстра из трех, очевидно, круглосуточно горящих лампочек, которые освещали лишь центральную часть залы, оставляя ее углы в тени. Окна в передней и задней стенах, две двери в противоположных концах, из-под которых пробивались слабые лучики света...

Когда они почти подошли к комнатам, стараясь ступать как можно тише, хотя на не покрытом ковровой дорожкой полу их шаги все равно можно было услышать, дверь слева вдруг открылась, и оттуда вышла высокая женщина в серебристом халате. Полное, зрелое тело, густые иссиня-черные волосы, затянутые в пучок настолько туго, что придавали всему лицу и прежде всего глазам почти восточный вид. В каком-то смысле она вполне могла напоминать Долорес дель Рио. Если бы не ее рот – слишком большой, хищный, зубастый... В левой руке она держала белый платочек, плотно прижав его к самому сердцу. Правая же терялась где-то внизу, в многочисленных складках ее шикарного серебристого халата.

Увидев их, она резко остановилась:

– Что... что вы здесь делаете?

– Полагаю, вы и есть та самая Мария Гонзалес, – не отвечая на ее вопрос, произнес Армандо.

– Вы стоите спиной к свету, я не вижу вашего лица. Кто вы?

– Думаю, меня вы хорошо знаете, мадам. Я Армандо Рогаль. А это мистер Тид Морроу, которого вы тоже наверняка знаете или о котором немало слышали... Итак, где дочь Деннисона?

Она только рассмеялась. Причем смех ее, как ни странно, звучал совсем как у молоденькой девушки.

– Боюсь, вы пришли слишком поздно, ребятки. Ее уже отвезли назад к дорогому папочке. Глупышка, зачем она вообще приходила сюда?!

– Значит, мадам, вы не возражаете, если мы здесь немножко осмотримся? Совсем немножко...

– Осмотритесь? С чего бы это? Здесь вам делать нечего. Уходите, причем как можно быстрее.

Когда, вот так перебрасываясь фразами, они подошли ближе, Тид отчетливо увидел, как уголки ее хищного рта опустились, она на секунду закрыла глаза, затем вдруг широко их открыла... Теперь с явной и безжалостной угрозой. Более того, ее голос стал подозрительно мягким, чуть ли не ласковым:

– Ребятки, валите отсюда. И побыстрее. Как можно быстрее! А то ведь...

Она, чуть покачнувшись, сделала шаг назад, слегка ударившись спиной о косяк двери.

– Не изображайте из себя слишком уж крутую, Мария, и дайте нам пройти, – спокойно потребовал Арманд о.

Тид обратил внимание на ладонь ее левой руки, под которой вдруг появилось темное, постепенно расширяющееся пятно.

– Армандо, смотри, у нее там, наверное, рана, – сказал он.

Армандо протянул руку, схватил ее за кисть левой руки. Когда он начал отрывать ее от тела, Мария внезапно качнулась к нему и с невероятной силой дикой кошки ударила его своей правой рукой. Снизу вверх! Тид заметил блеск металла, но не успел ни крикнуть, ни предупредить. Слишком поздно... Армандо сделал три шага назад, заметно пошатываясь. Поднял правую руку, нащупал коричневую рукоятку выкидного ножа на левой стороне своей груди... Мария стояла молча, с горящими глазами...

Армандо протянул руку за спину, пощупал там, И, прищурившись, спокойно сказал:

– Эта сука промахнулась. Ни сердце, ни кость не задеты. Кончик ее ножа торчит прямо из пиджака.

– Только не пытайся вытаскивать его, Армандо. Пусть остается там. Во всяком случае, пока!

Они оба одновременно перевели взгляд на Марию. Ее глаза были закрыты, на лице непонятная гримаса боли... Затем глаза открылись, Мария отодвинулась от дверной рамы, медленно, аккуратно, шаг за шагом, величаво качая мощными бедрами под серебристым халатом, прошла между ними. Заметно пошатнулась всего лишь один раз. Дверь при этом она оставила открытой.

Как же трудно ей все это давалось! Она медленно делала один шаг, тяжело дыша, сгибалась чуть ли не до самого пояса, затем выпрямлялась, делала другой и так далее...

– Не бойся, я тебя вытащу отсюда, – пообещал Тид, подхватывая готового упасть Армандо.

– Спасибо, друг, но пока еще рано. Пошевелить левой рукой без стонов и слез я, конечно, не могу, но в остальном со мной все в порядке, не беспокойся.

Они быстро прошли в комнату через дверь, которую Мария оставила открытой. Армандо повернулся, огляделся вокруг и удивленно воскликнул:

– Вот это да!

Нет, это была не квартира, а... всего-навсего две прекрасно, нет, скорее шикарно обставленные комнаты: светло-серые, почти белые ковры на полу, солидные нежно-коричневые портьеры на окнах, полированная мебель с примесью красных «китайских пятен», дюжина напольных и настольных светильников разных форм и размеров в направленных вниз матовых обрамлениях, благодаря чему светло-серые, почти белые ковры создавали дополнительный эффект освещения.

Здесь все выглядело так, как будто это было неким частным, уединенным «дворцом удовольствий» для избранных. Где железобетонной, безжалостной мадам можно было свободно распрямиться, забыть, что она чисто механический «вычислитель», и почувствовать себя женщиной во плоти... короче говоря, живым существом со всеми ее достоинствами и недостатками.

– Быстрее, быстрее!

В каждой из двух шикарно обставленных комнат стояла огромная постель с двумя подушками. Войдя во вторую комнату, Тид сразу же за постелью увидел женскую руку, беспрерывно, как на всю жизнь запрограммированный автомат, сжимающую и разжимающую ладонь, сжимающую и разжимающую...

Он подбежал к ней и остановился как вкопанный, увидев вместо лица кровавую маску. Густые, шикарные волосы и великолепное полуголое женское тело, безусловно, принадлежали Барбаре Хеддон. Но на лицо... вернее, на то, что осталось от совсем еще недавно прекрасного лица Барбары, было просто страшно смотреть. Сплошная кровавая маска! Болезненно постанывая, медленно переваливаясь с боку на бок, Барбара в агонии нестерпимой боли непрерывно царапала ногтями обеих рук бледно-серый ковер. В воздухе стоял смутный запах гари, источник которого, стал Тиду вполне понятен, когда он увидел маленький пистолет, валявшийся где-то в метре от нее.

Он склонился над девушкой:

– Барбара, Барбара, это я, Тид. Тид Морроу. Ты меня слышишь?

Внимательнее приглядевшись, он увидел, что с ней сделали. Кровотечение было не слишком обильным – ее несколько раз резанули острым ножом по щекам. И порезы были не такими уж глубокими. Во всяком случае, так казалось...

Но в голосе Барбары появились странные свистящие звуки.

– Я... я промахнулась, Тид. Выстрелила в нее и... промахнулась. А у нее был нож... Он всегда...

– Ты не промахнулась, Барбара.

– Что с моим лицом, Тид? Я ничего не вижу...

– Да нет, все в порядке, Барбара, – мягко сказал он. – Ничего страшного. Просто кровь заливает тебе глаза. Скоро мы доставим тебя в госпиталь, и тебя тут же поставят на ноги. Не волнуйся.

– Тид, я...

– Не волнуйся, дорогая, все будет в порядке.

– Эй, они уже идут! – крикнул им Армандо.

Барбара, похоже, немного пришла в себя:

– Дочь Деннисона, Тид! Я нашла ее. Она там, на другой стороне большой комнаты. Заперта! Тид, я почти вытащила ее оттуда, но... но Мария оказалась слишком догадливой. Будь с этой сволочью поосторожнее, Тид. Она способна на все. И... и ее кто-то здесь прикрывает! Кто-то очень, очень сильный и влиятельный...

– Не беспокойся, дорогая, я найду ее и тут же вернусь за тобой.

Но она снова «провалилась» и уже ничего не воспринимала – только переворачиваясь с боку на бок, непрерывно стонала, царапала бледно-серый ковер ногтями.

Послышался громкий выстрел, отдавшийся эхом во всех углах большой комнаты, затем вопль и звуки падения человеческого тела вниз по ступенькам лестницы...

Армандо лежал на животе на полу первой комнаты, держа в правой руке пистолет, нацеленный в проем двери, и опираясь на левую руку таким образом, чтобы рукоятка ножа не касалась пола.