– Извини, Тид, но мне очень надо поговорить о твоих планах.
Он молча кивнул.
– Папа подает в отставку. Здесь он больше не хочет и не может оставаться. Ему предлагают вернуться в университет. Все хотят, чтобы ты занял его место. Если ты не согласишься, ему придется поискать другого человека.
– Я еще ничего не решил, Марси.
– А прямо сейчас решить не можешь? Попробуй. Папе, поверь, это очень помогло бы. То, что произошло, сломало его, Тид Он стал совсем другим. Ему... ему сейчас нужна помощь.
– А нам всем разве нет?
Она посмотрела на него в упор – глаза в глаза. Совсем как ее отец.
– Ты ее так сильно любил, Тид?
– Это то, о чем я сам много думал и продолжаю думать. Нет, я не любил ее в том смысле, который ты имеешь в виду, Марси Не как женщину. Я... я все время думаю, что мне надо было сделать, чтобы не допустить того, что случилось.
– Ты ничего не мог сделать.
– Нет, наверное, мог. Это только моя вина, что все пошло именно так. Я сам дал им возможность использовать Джейк как рычаг...
– Они все равно нашли бы какой-нибудь другой способ, Тид. Не мучь себя понапрасну. Не вини себя в том, в чем ты совсем не виноват. Джейк... она сама не хотела бы этого.
Он вдруг улыбнулся:
– Вообще-то Пауэл всегда мечтал, чтобы мы с тобой были вместе. Чтобы я стал его зятем. Очень мечтал. В каком-то смысле я был его законным избранником.
Она резко встала, нервно сжимая и разжимая в руках черные перчатки.
– С этим уже покончено, Тид. Я останусь с ним. И никогда ни за кого не выйду замуж!
– А ведь ты, наверное, всегда была такой, Марси, разве нет? Богом избранная мученица с ясными глазами, страстно ищущая, за кого бы пострадать. За святое дело.
Она потупила взор:
– Не надо так, Тид, не надо все портить... Да, у Джейк было все, а меня сделали... В общем, она на самом деле вызывала у меня зависть и раздражение. Иногда даже ненависть. Это моя, и только моя вина... и только перед ней, Тид.
– Передай Пауэлу, я буду готов принять у него дела сразу же, как только поправлюсь и выберусь отсюда.
– Мистер Трим уже выразил полнейшую готовность сотрудничать с вами. Большое жюри тоже. Кроме того, у папы появилась новая информация, и теперь мы можем реально открыть уголовные дела против четырнадцати членов городской администрации. После этого он сможет полностью передать все в твои руки.
– Передай папе, не более чем через год здесь будет полный порядок, и пусть не сомневается, я прослежу за этим. От начала и до самого конца. А затем найду кого-либо из тех, кто достоин и кто искренне хотел бы надолго остаться здесь, на одном месте, и передам нашу миссию ему и его созданной с нашей помощью команде.
Марсия, стоя у постели и уже совсем по-доброму улыбнувшись, сказала:
– Поправляйся скорее, Тид. Мы будем тебя ждать.
– Меня не так легко убить, – тоже улыбнувшись, ответил он.
Она взяла его руку, наклонилась и нежно поцеловала в лоб... Даже когда ее легкие шаги давно смолкли вдали, Тид все еще продолжал физически ощущать холодное прикосновение ее мягких губ. Женщина-викинг! С крепкими широкими бедрами, самой природой предназначенными рожать здоровых детей, с прекрасными грудями, созданными для того, чтобы цвести, набухать и кормить потомство. То, что она задумала, будет потерей, огромной потерей. Практически такой же бессмысленной, как бессмысленная смерть ее сестры Джейк. Годы такой жизни ожесточат ее, намеренное бесплодие неизбежно лишит живительных соков молодости, сделает ненужной даже самой себе... По-своему будет означать маленькую смерть. В каком-то смысле, может даже, думал Тид, это возмездие за смерть Джейк...
Принесенный на подносе обед прервал его грустные размышления. А вот аппетит стал заметно лучше. Он с явным удовольствием съел даже серую, однообразную больничную еду, которая выглядела вроде бы вполне прилично, а по сути...
Где-то минут через тридцать пять в палату пришла медсестра, чтобы забрать поднос.
– Скажите, сестра, Барбара Хеддон все еще в больнице?
Она вздрогнула настолько сильно, что посуда на подносе в ее руках чуть не упала на пол.
– Барбара? Э-э-э... да.
– Почему вы так разволновались, сестра?
– Просто когда вы спросили меня, я как раз обо всем этом думала, только и всего. Вы ведь раньше никогда меня о ней не спрашивали. И она тоже. Мне это показалось странным. Вот я и подумала...
– К ней приходили посетители?
– Только ее родные из Балтимора. Никого из местных здесь не было.
– А Армандо Рогаля уже выписали?
– Да, он пробыл здесь всего четыре дня. За ним приехала какая-то толстая женщина и забрала его домой. Кажется, миссис Ферма или что-то в этом духе.
– Могу я повидаться с Барбарой Хеддон?
– Я спрошу у ее лечащего врача. Вставать ей еще нельзя.
– Дайте мне, пожалуйста, знать.
Днем к нему в палату зашел доктор Барбары и, подвинув стул к кровати, сел.
– Мне передали, что вы хотели бы с ней повидаться.
– Да, если это возможно. Как она?
– Ко всему безразлична, равнодушна... И знаете, это очень даже хорошо. Как ее лечащего врача, меня это полностью устраивает. Это куда лучше, чем если бы она мрачно переживала случившееся. Пусть сначала поправится, ну а уж потом...
– У нее на лице... будет много шрамов?
– Она уверена, что да. Лично я думаю иначе. Самые большие проблемы сначала были с ее левым глазом. Думал даже, его придется удалить. Но после на редкость удачной ювелирной работы на глазных мышцах все оказалось в порядке. Глаз удалось сохранить. Я по-настоящему горжусь этим. И даже собираюсь в деталях описать этот случай в национальном медицинском журнале. Это же было совсем как пришить пару оторванных крылышек комнатной мухе!
– А как насчет шрамов?
– Лезвие было очень острым, так что порезы оказались глубокими, но весьма аккуратными и по-своему даже симпатичными. С правой стороной все уже в порядке, а вот с левой еще не совсем. Из-за потери ткани. Сейчас ее левая рука вытянута и закреплена над головой. Я рассказываю вам об этом простым, немедицинским языком, чтобы вы могли лучше понять. Мы вырезали лоскут с обратной стороны левой руки, вывернули его на сто восемьдесят градусов, наложили на ее левую щеку, но пока не отсоединили от руки, давая ему возможность прижиться на новом месте. Когда это произойдет, мы его отрежем и аккуратненько пришьем... Должен заметить, производить косметическую хирургию на таком лице одно удовольствие. И кроме того, великолепные лицевые кости. И форма, и качество... Будет красавицей даже в шестьдесят! Не хочу сказать, что несколько тончайших, не толще волоска, шрамиков будут совсем незаметными. Особенно при ярком освещении, когда на ней не будет макияжа. Но в остальном... Я позволил ее родным навестить ее, но, увидев реакцию Барбары, был вынужден тут же попросить их уйти. Ей сейчас категорически нельзя ни хмуриться, ни улыбаться, пока я не буду полностью уверен, что ее лицевые мышцы достаточно окрепли. Вот почему вам нельзя с ней повидаться, мистер Морроу. По крайней мере еще десять дней.
– Передайте ей, я приду. Обязательно приду!
– Неделю тому назад я уже говорил ей это, и она просила передать вам, чтобы вы забыли про нее и держались от нее подальше. – Доктор встал со стула. – Поправляйтесь. – И неторопливой походкой вышел из палаты. Большой усталый человек, ежедневно делающий свою важную, но утомительную и нередко монотонную работу...
~~
Тида выписали из больницы в конце недели. Пять дней спустя ему в мэрию позвонил доктор:
– Мистер Морроу? Приезжайте повидаться с Барбарой Хеддон сегодня в два часа дня.
– Она что, изменила свое отношение к тому, чтобы увидеться со мной?
– Нет, но теперь мне надо ее хоть как-то подстегнуть. Заставить кричать, плакать, смеяться, неистовствовать и бушевать, биться в истерике и хохотать. Чтобы у нее работали все, абсолютно все возможные лицевые выражения! Пора приниматься за активизацию мышечного тонуса, иначе ее лицо так и останется мертвой маской. Сейчас мышцы уже могут выдержать практически любую нагрузку. Заживление идет прекрасно, но пока вяло и не активно. В основном из-за ее безразличия и полнейшего равнодушия к жизни. Мне это совсем не нравится. Приезжайте и поддайте ей жару. Заставьте ее беситься от злости и гнева. Сестра встретит вас и проведет к ней в палату. До свидания, мистер Морроу. Мы все на вас очень надеемся.
