На следующее утро, перед отъездом из замка по делам службы. Дитер направил Роммелю письмо с просьбой об аудиенции. Конечно, фельдмаршал не одобрит его намерения, но все поймет. Участники заговора против Гитлера, они безгранично доверяли друг другу.

Выйдя из замка на сверкающее майское солнце, Дитер увидел Лизетт и ее отца. Держась за руки, они направлялись по террасе к розовому саду. Дитер озабоченно нахмурился, догадавшись, о чем они беседуют. Впервые в жизни он растерялся. Дитер сам собирался поговорить с графом, желая убедиться, что родители не отнесутся жестоко к Лизетт. Отец и дочь уже начали спускаться по широким ступенькам, ведущим в сад, а Дитера все еще терзали сомнения. Разум подсказывал ему, что в данный момент его место рядом с Лизетт, однако он все еще был в смятении.

Давно заметив, что Лизетт очень близка с отцом, Дитер сейчас не решался присоединиться к ним. Интересно, что он сам почувствует лет через двадцать, если ему придется вести подобный разговор со своей дочерью? Дитер стиснул кулаки. Черт побери, ему наверняка не понравится, если в их разговор вмешается негодяй, обесчестивший его дочь. Боже! Да он сломает шею любому, кто хоть пальцем дотронется до его дочери! Дитер грустно усмехнулся, понимая, что такие мысли весьма позабавили бы Лизетт. Он повернулся и направился к машине, решив поговорить с графом позже, вечером. И наедине.

— Думаю, меня не обрадует твое сообщение, — сказал Анри де Вальми, спустившись с дочерью в сад.

— Мне очень жаль, папа, но я не могу утаить это от тебя.

Граф взглянул на дочь:

— Это так серьезно?

Лизетт кивнула. Под глазами у нее залегли синие тени. Она очень мало спала, обдумывая, как лучше сообщить обо всем отцу.

— Мне очень трудно говорить тебе об этом, — начала Лизетт, когда они пошли по гравийной дорожке между цветущими розами.

— Не волнуйся. Речь пойдет о майоре Мейере, да?

— Да, — тихо промолвила Лизетт. — Папа, я люблю его. — Лицо графа болезненно исказилось, и Лизетт поспешно добавила: — Все не так плохо, как ты думаешь. Пожалуйста, выслушай меня.

Граф тяжело опустился на деревянную скамью.

— Да как ты можешь это объяснить? Мейер — немец. Он застрелил Поля и Андре. Как же объяснить твою симпатию к такому человеку?

Лизетт села рядом с отцом и взяла его за руку.

— Поля и Андре он застрелил из-за меня. Это я виновата в их гибели. И буду нести бремя этой вины всю жизнь. Я бы сделала все, что угодно, и отдала бы все, лишь бы только этого не случилось. Но по крайней мере я поняла, почему майор сделал это. Так что ответственность за случившееся лежит на нас обоих.

— Да при чем здесь ты? — Граф оцепенел от изумления.

— Дитер… майор Мейер… знал, что я была связной. Знал, зачем в замке появилась Элиза. Когда арестовали Поля и Андре, он не мог освободить их, потому что об этом аресте уже было известно в штаб-квартире гестапо в Кане. Майор Мейер понимал, какой допрос им там предстоит. — Лизетт побледнела. — Он испугался, что Поль и Андре под пытками назовут меня. И оказался прав: Андре действительно выдал меня ему. Именно из-за меня майор позволил им бежать, а потом застрелил при попытке к бегству, чтобы у гестапо не возникло подозрений. Так что во всем виновата я! Если бы он не влюбился в меня, этого не случилось бы.

— Ты уверена, что ему известна роль Элизы? — прошептал перепуганный граф.

Лизетт кивнула и смахнула слезы ладонью.

— Он знает, что Элиза собиралась проникнуть в столовую и сфотографировать карты и документы.

Анри провел по лбу дрожащей рукой. Его охватил ужас. Ведь это он взял в замок Элизу. И если бы девушку арестовали, убили…

— И майор дал ей возможность скрыться? — дрожащим голосом спросил граф.

— Да, он отпустил ее. Если бы мог, майор отпустил бы и Поля, и Андре. Папа, прошу тебя, постарайся понять! Мне очень жаль, что так получилось. Дитеру пришлось принять решение в считанные минуты. Если бы их отправили в Кан, то через несколько часов гестапо потребовало бы, чтобы арестовали меня, Элизу, тебя, возможно, даже маму… Да, майор совершил преступление, но в тех обстоятельствах ему не оставалось ничего другого. Постарайся это понять, папа.

Лизетт показалось, что отец сразу постарел. Плечи его поникли.

— Я понимаю, — вымолвил он наконец, — но простить не могу. Ничего не могу простить. Ни их присутствия в моем доме и в моей стране, ни их отвратительных убеждений, ни их высокомерия, ни крови, которой они никогда не отмоют. Вокруг много мужчин, Лизетт. Почему же ты влюбилась именно в майора Мейера? В немца?

— Не знаю, но так уж случилось, что я полюбила его. И тут ничего не изменишь. Я люблю Дитера и хочу стать его женой.

— Женой? — Граф посмотрел на дочь с таким видом, словно она лишилась разума. — Но ты не можешь выйти за него замуж, Лизетт. Немцы не женятся на француженках.

— У меня будет ребенок, папа, и я стану его женой.

— Но, мое дорогое дитя, он не женится на тебе! — с болью воскликнул граф. — А если обещал, то его обещания ничего не стоят!

Лизетт крепко сжала руку отца.

— Стоят, папа. Дитер сделал мне предложение еще до того, как узнал о ребенке.

Анри закрыл глаза. Лизетт, его единственное дитя! Он не способен отречься от нее, оставить без поддержки. Граф вспомнил свое первое впечатление о майоре Мейере. Ему ведь понравился этот человек. А потом этот расстрел. Неужели Лизетт действительно арестовали бы, если бы Поль и Андре попали в гестапо? Вполне вероятно. Нельзя предвидеть, как поведет себя человек под пытками. Значит, ценой жизни Поля и Андре его дочь избежала ареста, допросов и смерти. Граф горько вздохнул.

— Тебе будет тяжело, — сказал он. — Проиграют немцы войну или выиграют, ты все равно не сможешь растить ребенка в Вальми, если станет известно, кто его отец.

— Война скоро закончится, папа. — Лизетт очень хотелось рассказать отцу о заговоре против Гитлера и об участии в нем Дитера. — И когда это произойдет, мы поселимся в каком-нибудь тихом и спокойном месте. Скажем, в Швейцарии.

Анри улыбнулся и погладил руку дочери.

— Конечно, дорогая. Когда закончится война.

Дитер вернулся в Вальми с наступлением сумерек. Граф уже поджидал его.