– Я хочу тебя, – шепотом повторила она. Он лег на нее и коленями стал широко раздвигать ей ноги, пока она, повинуясь инстинкту, не закинула их ему на спину. Она сразу ощутила у своего лона его горячую, возбужденную плоть, и…

Он входил в нее медленно, а она вцепилась в него из страха перед болью. И боль появилась, острая и пугающая, – и исчезла, прежде чем Кэтрин успела почувствовать ее. Он вошел в нее полностью и замер в ожидании, пока она успокоится и пока желание вновь овладеет всем ее существом, от макушки до пяток.

– Ну вот и свершилось, ты теперь моя жена, – тихо проговорил Джаспер.

Кэтрин еще не осознала этого в полной мере. Джаспер медленно вышел из нее, а потом, когда она уже собралась протестовать, снова вошел.

Их захватил волшебный ритм, преисполненный сладостной боли, желания, удовольствия, наслаждения и… Нет слов, чтобы описать это. Нет слов.

Джаспер приподнялся, оперся на локти и заглянул Кэтрин в лицо. Ритм замедлился, зато движения Джаспера стали резче. Его лоб блестел от пота. Кэтрин прикусила нижнюю губу и слегка нахмурилась.

И в следующее мгновение ритм ускорился. Наслаждение новой волной накатило на Кэтрин. Она вжалась в подушку, раскинула пошире ноги, уперлась пятками в матрас и опрометью ринулась в этот вихрь. А потом… О, потом…

Мир раскололся на тысячи осколков и явился вновь в своей истинной сущности. Покоя. Красоты.

Чистого, прекрасного покоя.

Кэтрин вдруг ощутила на себе тяжесть тела Джаспера. Он забился в судорогах, потом замер, и она почувствовала у себя между ног теплую влагу.

Через несколько минут Джаспер вышел из нее, лег рядом и накрыл их обоих одеялом.

И Кэтрин сразу стало холодно, неуютно и одиноко.

Снова вернулось недоумение.

Она опять стала самой собой. Хотя не совсем.

Она повернулась на бок, спиной к Джасперу.

Ей нужно вернуть себя прежнюю. Ей нужно…

Она почувствовала, что Джаспер тоже повернулся на бок и тоже спиной к ней.

Почему покой так быстро уступил место смятению? Двум разделенным одиночествам?

Потому что к покою она шла, ни о чем не задумываясь? Позабыв о… чистоте помыслов?

Но как она могла получить удовольствие, не испытывая любви?

А так ли уж важна любовь?

Существует ли она – та самая любовь, о которой она мечтала всю жизнь?

Если существует, ей уже поздно искать ее.

Значит, надо довольствоваться вот этим?

Только этим?

Наслаждением без любви?

Усталость все же сморила Кэтрин, несмотря на полный беспорядок, царивший в ее мыслях, и она уснула.

Джаспер не спал. Он лежал и смотрел на дверь, ведущую в гостиную. Она была приоткрыта.

Свечи все еще горели. Ему не хотелось вставать и гасить их.

Он знал, что Кэтрин солгала, – как же, ею движет долг, а не желание! Однако он не понимал, зачем задал этот вопрос. Наверное, чтобы проверить, будет ли она честна с ним. А потом она вдруг проявила ту же дерзость, что и в Воксхолле. И тем самым бросила ему вызов. Она подвергла сомнению его способность пробудить в ней желание.

Джаспер улыбнулся, несмотря на то что ему было совсем не весело.

Именно в этом он мастер, именно в этом он непревзойден – в том, чтобы вызывать у женщин желание. И он должен был показать себя во всем блеске – Господи, у него же такой богатый опыт!

Он пробудил в ней такое сильное желание, что от страсти она потеряла голову. Ему не понадобилось призывать на помощь свое мастерство, ему вообще не пришлось прилагать особых усилий. И все же кое-какие усилия он приложил. Можно сказать, он с полным хладнокровием занялся своим делом, только вот холодным он не был. Он тоже сгорал от желания. Вернее, это она пробудила в нем желание.

Он взял ее, медленно и осторожно, и овладел ею полностью. Это удивило его самого. У него никогда в жизни не было девственницы. Кто-то говорил, что невозможно в первый же раз довести девственницу до оргазма.

А у него с Кэтрин все получилось.

Ну и молодчина он, черт побери!

Приятели стали бы хлопать его по плечу или по спине, встретили бы одобрительными возгласами, если бы он мог им рассказать.

Монти – непревзойденный донжуан.

Джаспер продолжал невидящим взглядом смотреть на дверь.

Однако Кэтрин Финли, баронесса Монфор, живет своим умом и имеет собственные представления о морали и собственные мечты. Возможно, ласками ему и удастся заставить ее отвлечься от всего этого, но только на время.

Он почувствовал, как она отдалилась, сразу, едва все закончилось. Она повернулась к нему спиной именно в тот момент, когда он собирался подсунуть руку ей под голову, развеселить ее, поболтать о всякой чепухе, пошутить на тему первой брачной ночи и заставить ее признать, что эта ночь стала самой приятной в ее жизни.

Убедившись, что Кэтрин спит – прошло довольно много времени, – Джаспер откинул свой край одеяла, осторожно, чтобы не разбудить ее, выбрался из кровати и нагой подошел к окну.

Если бы сейчас он был в Седерхерсте, то взял бы на конюшне лошадь и поскакал бы галопом в поля. Но здесь его поступок – бросить молодую жену, чтобы поскакать на лошади, – сочтут странным. Он останавливался в этой гостинице довольно часто, чтобы хозяин сразу понял: Кэтрин – его жена.

Он не будет подвергать ее осмеянию, которое обязательно последовало бы после такого шага. Да и он сам превратился бы в предмет насмешек.

Проклятие! Чтоб все провалились! Он не простит Кларенса за это, даже если они оба будут жариться в аду и единственным путем к спасению станет прощение.

Неожиданно Джаспер насторожился.

То ли сон Кэтрин был недостаточно крепким, то ли он, сам того не замечая, производил слишком много шума, когда вылезал из кровати, и разбудил ее. Она не издала ни единого звука и не шевельнулась, но что-то изменилось в царившей в комнате тишине, и он понял – она не спит. И убедился в этом, когда повернулся: ее глаза были открыты.

– Свечи все еще горят, – сказала Кэтрин. – Ты являешь собой занятное зрелище, если кто посмотрит в окно снаружи.

У него в голове тут же зароились тысячи ответов на ее замечание. Однако вместо этого он просто задернул шторы. Прикрыть свою наготу он не счел нужным. А Кэтрин не сочла нужным отвести от него взгляд.

– Полагаю, – проговорил Джаспер, – ты твердо уверена, что должно быть нечто большее, чем похоть.

Слова прозвучали раздраженно и осуждающе.

– А ты так не считаешь, – отпарировала Кэтрин. – В этом и заключается фундаментальное различие между нами. И нам придется научиться жить с этим различием.

– Или не придется, – сказал Джаспер. Во взгляде Кэтрин появилось удивление.

– А разве есть выбор? – осведомилась она.

– Если я не смогу спать с тобой, не чувствуя потребности любить тебя и добиться твоей любви, – ответил Джаспер, – и если ты не сможешь испытывать радость после нашей близости, тогда очень скоро мы будем спать в разных кроватях. А может, и в разных домах, так как я здоровый мужчина со здоровыми потребностями. Хотя в твоем словаре такие потребности, вероятно, называются нездоровыми. Я люблю секс.

– Да, – сказала Кэтрин. – Я в этом не сомневаюсь.

Он сел в то самое кресло, в котором вечером дремала Кэтрин. Не в его характере было злиться на женщину. Осуждать и выражать недовольство. Хорошенькое начало семейной жизни!

Джаспер предпринял еще одну попытку.

– Ты нравишься мне, – сказал он, – мне нравится твое общество, твое остроумие, я восхищаюсь твоей красотой, твое тело вызывает у меня желание. Но я не могу предложить то, что ты называешь любовью, потому что просто не знаю, что это слово значит в контексте отношений между мужчиной и женщиной. И естественно, я не могу требовать, чтобы ты полюбила меня или чтобы я тебе хотя бы нравился. Тем более после того, как тебя принудили к браку со мной. В общем, вся эта затея с семейной жизнью выглядит невозможной.

Попытка провалилась. Получилось даже хуже, чем в прошлый раз, за одним исключением: его голос звучал не так раздраженно.