Дженова про себя улыбнулась.

– Морской падуб, – сказала она вдруг. – У него глаза цвета морского падуба.

И покраснела, когда фрейлины с удивлением на нее посмотрели.

* * *

Рона вглядывалась в туман. Окутывая подножие холма, он висел клочьями среди деревьев и тянул влажные пальцы к их стволам и голым веткам. Вокруг царили покой и безмолвие.

Она попыталась подавить в себе страх и неуверенность. То, что предстояло осуществить с Рейнардом, Рону нисколько не волновало. Она уже не раз проделывала это. Ее неуверенность скорее касалась ее способности спасти себя и Алфрика, довести до конца сделку с отцом и добиться свободы для себя и брата. Рона знала, что, уехав в Нормандию, она никогда больше не вернется в Хиллдаун и никогда не позволит отцу вмешиваться в их жизнь.

Среди деревьев за ее спиной находилась башня Адера. Частично уцелевшая, а частично полностью разрушенная. Окутанная туманом, Рона стояла одна в промозглом, сыром лесу. Леди Рона, чья изысканность и манеры выдавали в ней даму благородных нормандских кровей, чья одежда и драгоценности отличались утонченностью. Но все это было обманом. Рона знала, что за нарядным фасадом скрывается рабыня своей женской сущности и отцовской жестокости.

Сегодня утром Рона наблюдала, как Болдессар жадно поглощал холодное мясо и хлеб, запивая все это большими глотками эля. Похоже, он находился в хорошем расположении духа, хотя она не понимала почему. Разве что ему приснилось, будто он взял в жены леди Дженову. От этой мысли Рона содрогнулась и прогнала ее прочь вместе с угрызениями совести. Ведь это она подкинула отцу подобную идею. Она не могла себе позволить размышлять над судьбой Дженовы, куда важнее для нее было спасти себя и Алфрика.

Болдессар со стуком поставил кружку на стол, заставив Рону вздрогнуть.

– Жаль, не могу сказать лорду Генриху, что его сладкая жизнь фаворита подходит к концу, что в скором времени ему не быть королевским любимцем. Я заставлю его горько пожалеть обо всех тех унижениях и потерях, которые понес по его милости.

– Если кто и может заставить его пожалеть о чем бы то ни было, так это ты, отец:

Болдессар устремил на дочь холодный взгляд. Рона довольно спокойно выдержала его, хотя сердце ее тревожно стучало в груди.

– Не подведи меня, дочь.

Произнесенная тихо фраза прозвучала как угроза. Рона улыбнулась. Это был самый смелый поступок за всю ее жизнь.

– Я никогда не проигрываю, милорд.

Она не сказала ему о Рейнарде и о тайном свидании, но заплатила в два раза больше этому грабителю Формаку, чтобы он доставил ее послание по назначению и не проболтался. В любом случае было безопаснее держать все при себе.

Из подлеска вспорхнула птаха, захлопали крылья. Сидевшая в седле Рона шевельнулась, чувствуя, что, несмотря на меховые сапожки, у нее немеют ноги.

– Миледи.

Голос у него оказался глубже, чем она помнила, с богатым тембром. От его звука у нее нервы запели как струны. Рона рывком повернула лошадь, недоумевая, как он сумел неслышно к ней подобраться. Он шел к ней сквозь заросли деревьев. Его торс до самых пяток скрывался под тяжелым долгополым плащом, но голова оставалась непокрытой, и от тумана волосы сделались влажными.

– Рейнард.

Он подошел, не сводя с нее глаз. На Роне была подбитая беличьим мехом накидка поверх красного шерстяного платья. Волосы она заплела в косу и перекинула через плечо. Рейнард буквально пожирал ее глазами.

У Роны участилось дыхание. Это всего лишь сделка, напомнила она себе. Нельзя терять контроль над собой, что бы Рейнард с ней ни делал.

Он смотрел на нее из-под полуопущенных век.

– Вы просили меня встретиться с вами здесь, миледи, и я пришел.

– Вижу.

Он улыбнулся, и выражение его лица смягчилось. Он подал ей руку в перчатке:

– Пойдемте внутрь, пока вы совсем не замерзли. Я уже развел огонь.

Рона протянула ему руки и соскользнула на засыпанную снегом землю, прямо в тепло раскрытых объятий Рейнарда.

И снова ее поразила его могучая комплекция. Но как ни странно, он не внушал ей страх. Имея миниатюрное сложение, Рона никогда не чувствовала себя комфортно в обществе крупных мужчин и не предполагала, что с Рейнардом может быть иначе. В плену его сильных рук она ощущала себя в безопасности, под надежной защитой.

Но ей пришлось заставить себя шагнуть в сторону и обособиться. Установить между ними дистанцию. Для пущей важности она метнула в него холодный, высокомерный взгляд. Он вскинул бровь, словно ее поведение его позабавило. Словно он знал, какие чувства она на самом деле испытывает.

«Он не может этого знать, – сказала себе Рона, подавив приступ страха. – Он простой смертный, слуга, а не провиден. Я не позволю ему одержать верх над собой».

– Огонь? – переспросила она ровным голосом, словно не ощутила водоворота эмоций. – В башне Адера? Я не предполагала, что там можно укрыться от дождя, тем более посидеть в уюте.

– Сейчас увидите. Там и поговорим.

«Поговорим? Только поговорим?»

Еще секунду она колебалась, однако ноги у нее уже стали превращаться в ледышки, так же как и кисти рук. Даже зубы заныли от холода. Ей хотелось согреться. К тому же она устала не доверять людям, устала вечно бояться. Гордо вскинув голову, Рона шла рядом с Рейнардом сквозь окутанные туманом деревья к башне Адера. Ее лошадь он вел следом.

Достигнув укрытия, Рейнард толкнул тяжелую дверь и, пригнув голову, шагнул через порог. Рона последовала за ним. Помещение оказалось маленьким, тускло освещенным и дымным, но сухим и защищенным от непогоды. Разведенный Рейнардом огонь на полу в центре комнаты не мог рассеять полумрак, зато давал тепло. Рона направилась прямиком к огню и протянула к нему руки, едва не застонав от удовольствия. Здесь хоть и было тесно и дымно, но не так грязно, как в большинстве лачуг смердов и вилланов, которые она видела на территории поместья Хиллдаун. Лорд Болдессар не испытывал жалости к людям и не тратил деньги на тех, в ком не видел пользы для достижения своих амбициозных целей.

– Я отведу вашу лошадь к своей под навес, – сказал Рейнард. – А вы пока располагайтесь и грейтесь, миледи.

Дверь за ним притворилась, и Рона осталась одна.

Перед уходом он подставил ей к огню стул, и она села, разложив вокруг себя юбки, старясь не подавать виду, что чувствует себя неловко. Он был очень добр. Рона не привыкла ни к доброте, ни к заботе. Только к злу и жестокости.

Когда глаза привыкли к темноте, а руки и ноги отогрелись, она огляделась. В комнате было чисто. В одном углу лежали аккуратно сложенные дрова, в другом – охапка соломы. Достаточно большая, чтобы послужить двоим постелью. Рона поежилась и быстро отвернулась. Зря она выбрала это место для встречи, мелькнула мысль.

И зачем только она сюда пришла? Ей не хотелось отдавать свое тело Рейнарду в оплату за сведения о хозяине. Это дурно пахло. Рону даже затошнило. Она поднялась, чтобы уйти, но в этот момент вернулся Рейнард, впустив за собой облако тумана и плотно прикрыв дверь. Языки пламени качнулись и вновь разгорелись ровно и ярко. Он сразу заметил ее напряжение, широко открытые глаза, уставившиеся на него в испуге, пальцы, нервно сжимавшие складки платья, и секунду смотрел на нее, не двигаясь.

– Нет нужды убегать, – спокойно сказал он, отряхивая с рукавов снег. – Я вас не обижу, миледи.

– Я тебя не боюсь, – ответила она, не погрешив против истины. Она боялась не Рейнарда, она боялась себя.

С ней творилось что-то неладное. Она позволила вмешаться в дело чувствам. И чувства эти были какие-то странные, ничего подобного она прежде не испытывала.

Рейнард подтащил к огню деревянную скамью, стоявшую у стены, и поставил рядом с Роной. Потом сел и, элегантно завернувшись в плащ, протянул к огню руки. Его толстые перчатки были залатанными, а сапоги, сшитые из кожи, изрядно поношенными, с мысами, мокрыми от растаявшего снега. Широкие плечи и грудь обтягивала туника из ярко-зеленого сукна, коричневые штаны облегали мускулистые ноги и стройные бедра. Он сидел расслабившись, слегка ссутулив спину.