Все эти дни ее не покидало чувство безысходности.

Ощутив, что к горлу подступают рыдания, Рона зажала рот рукой, моля Бога, чтобы ее не услышали. Если ее обнаружат, то запрут в комнате, и с Рейнардом она сегодня не встретится.

В этот миг Рона вдруг поняла, что это будет для нее ударом.

Лишь предстоящая встреча с Рейнардом спасала ее от полного отчаяния. Возможно, сам факт существования человека, которому она небезразлична, позволял ей думать, что она заслуживает лучшей жизни.

– Что это было?

Голос отца прозвучал низким рыком дикого пса, почуявшего запах крови.

Она убежит. Если он сделает хотя бы шаг в ее сторону, она убежит и, даст Бог, успеет спрятаться…

– Ничего. Просто мышь. – Жан-Поль рассмеялся. – Не волнуйтесь, милорд. Все предусмотрено, чтобы лорд Генрих получил по заслугам. Абсолютно все.

Рона словно оцепенела, с ужасом гадая, что должен был совершить лорд Генрих, чтобы, вызвать к себе такую ненависть.

– Лорд Генрих?

Голос был громким и нетерпеливым. Очевидно, Раф звал его уже давно, не получая ответа. Прищурившись, Генрих опустил взгляд и с улыбкой взял мальчика за руку. Со временем этот жест стал для него естественным, но он по-прежнему испытывал нечто вроде чуда, когда это происходило. И все из-за того, что на свете был ребенок, который доверял ему, любил его и искренне ему улыбался. Генрих уже представлял себе будущее, когда лишится возможности сделать столь простую вещь, как взять Рафа за руку.

– В чем дело, Раф?

– Матушка говорит, что я могу выехать верхом за ворота замка, если вы будете меня сопровождать.

Глаза Рафа светились, щеки от возбуждения горели. Раф уже давно пытался убедить мать, что в состоянии выезжать за пределы внутреннего двора крепости, и она просто обязана позволить ему совершать мужские поступки. Генриху доставляло удовольствие слушать их, когда Раф с упрямой решимостью старался достичь своей цели, а Дженова с такой же упрямой решимостью стремилась удержать его в рамках безопасности. Раф взял ее измором.

– Мама, я сказал ему!

Генрих поднял голову. К ним направлялась Дженова.

На мгновение он словно забылся, очарованный видением. Ее синие юбки плыли по полу, колыхаясь в такт ее шагам, крутой изгиб бедер обнимал усыпанный драгоценностями пояс, в пламени свечей серебрился мех на подоле, рукавах и линии горловины. Золотой обруч с красным камнем посередине закреплял на голове вуаль. Настоящая королева. Его королева. С зелеными глазами, прикованными к нему, и слабой улыбкой на розовых губах, она воплощала в себе все, о чем он мог мечтать.

В этот момент Генрих решил, что готов ради нее на все. Только бы ей ничто не угрожало.

Если даже они никогда больше не увидятся.

– Я присмотрю за ним, – сказал Генрих, кивнув в сторону Рафа, который нетерпеливо приплясывал на месте, по-прежнему держа его за руку.

– Я знаю, – ответила она с улыбкой.

Ее глаза светились нежностью и теплотой. «Господи, помоги ей!» – взмолился Генрих и отвел взгляд.

– Мы можем подняться на гору, – сказал Раф, – Ту, что возвышается над Ганлингорном, откуда видны все мои земли.

– Хочешь посмотреть, какими владениями будешь управлять, когда вырастешь? – пошутил Генрих.

– Я уже вырос, – ответил Раф с недовольным видом, явно раздосадованный.

Дженова рассмеялась, у Генриха тоже заискрились глаза. В этот миг он подумал, что он и Дженова похожи на родителей, которые гордятся своим чадом.

– Ты еще вырастешь, – заверила сына Дженова и нежно положила руку ему на голову. – Станешь выше меня.

Раф задумался.

– Выше лорда Генриха? Я буду выше лорда Генриха?

– Возможно, – ответил Генрих. – Ты будешь похож на своего отца, а он был таким же высоким, как лорд Радульф.

Глаза Рафа подернула поволока, и в его воображении возникла заманчивая картина.

– Таким же высоким, как Меч Короля, – прошептал он восхищенно, подумав о легендарном воине.

– Да, ты будешь похож на отца, – заверил его Генрих и рассмеялся, когда Раф, завидев Агету, бросился бежать с криком:

– Я скоро стану таким же высоким, как Меч Короля!

Дженова тронула Генриха за локоть, и он ощутил на себе ее тонкие теплые пальцы. Одного взгляда на них ему хватило, чтобы почувствовать, как напрягается и твердеет его плоть. Господи, неужели он теряет над собой контроль, стоит Дженове прикоснуться к нему?

– Пусть лучше не будет похож на отца, – едва слышно промолвила Дженова, и лицо ее затуманилось.

Генрих тотчас устыдился своих похотливых мыслей. Она вспоминала предательство Мортреда. Дженова любила мужа и очень страдала, узнав о его неверности. Вряд ли найдется мужчина, которому она сможет поверить. Рано или поздно Генрих ее тоже предаст.

– Раф также и твой сын, – напомнил он, борясь с желанием взять ее пальцы в свои. – Он станет прекрасным человеком. Когда король призовет его ко двору, я позабочусь, чтобы там его не испортили.

Дженова бросила на него косой взгляд:

– Правда? Ты, полагаешь, что через десять лет все еще будешь находиться при дворе, Генрих?

Он понял, о чем она его спрашивала. Но ответа не знал.

– А где же еще? – осведомился он вежливо, но невесело. Дженова прищурилась, в ее зеленых глазах вспыхнула искра боли, прежде чем она успела отвернуться.

– Действительно, где же еще? – повторила она беспечным тоном, словно это ее не касалось.

А может, так оно и есть? Может, она будет рада, если он уедет. Но в этом случае она окажется во власти Болдессара. Правда, пока этого не знает.

– Дженова.

Он замолчал в нерешительности, колеблясь, стоит ли задавать вопросы. Остается совсем мало времени. Священник дал ему на размышления неделю, чтобы спасти себя и обелить, чтобы все исправить. Слишком мало.

– Генри? В чем дело? – В ее голосе звучало беспокойство. – Что случилось? Я знаю, что-то не так, и ты не обманешь меня, притворяясь, будто все в порядке.

Во взгляде Дженовы была мольба, но Генрих сомневался, что она хочет услышать от него правду. Он заговорил сбивчиво и торопливо:

– В Ганлингорнской гавани я встретил священника Болдессара. Он был в маске.

– Жан-Поля? У него изуродовано лицо. Видимо, после ожога. И на людях он прячет его под маской. А что он делал в Ганлингорнской гавани?

Вот и вопрос, подумал Генрих. Но он не собирался на него отвечать. Во всяком случае, честно и тем более сейчас. Он представил себе, как изменится ее лицо, когда она узнает правду. Каким холодным станет взгляд. Нет, он не решится рассказать ей о своем прошлом, которое может вызвать у нее только отвращение и презрение.

– Он умен, – продолжала Дженова, как будто не замечая его молчания. – Я говорю о Жан-Поле. Хорошо образован. Напрасно он связался с Болдессарами. Из него мог бы получиться великолепный кардинал, если бы не… – Перехватив взгляд Генриха, она состроила гримасу. – Я не доверяю ему. Он явно что-то скрывает. Изо всех сил старается притворяться равнодушным, когда на него косо смотрят из-за обезображенного лица, делает вид, будто это его не волнует.

– Ты очень точно его описываешь, милая.

– Почему он тебя интересует, Генри? Что он тебе сказал?

– Он просил меня… уговорить тебя выйти замуж за Алфрика. – Не стоит пугать ее сразу Болдессаром в роли жениха. – Я сказал, что это тебе решать.

Дженова нахмурилась:

– Я удивлена. Мне не могло прийти в голову, что такая вещь, как мой брак с Алфриком, его касается.

– У него все лицо обезображено? То есть…

– Ты спрашиваешь, как он выглядел до того, как с ним случилось несчастье? Думаю, у него были приятные черты. Светлые глаза, длинные ресницы. Один глаз остался невредимым, второй ослеп. Не знаю, сколько ему лет. Трудно определить.

Генрих кивнул. Она только что описала нескольких его дружков из Шато-де-Нюи. И все же он догадался, о ком идет речь. Этот имел все основания ненавидеть Генриха. Генрих его предал.

– Держись от священника подальше, – сказал он тихо, но настойчиво. – Не оставайся с ним наедине, Дженова, и не подпускай к нему Рафа. Он мне не нравится. Он опасен.