— Ваша бабушка тоже не могла сюда ходить, говорила, аллергия на ладан, это у вас, наверное, семейное? — продолжил он, — Лидия Петровна ходила в часовню, она у нас не закрывается, потому что красть там, строго говоря, абсолютно нечего… Иногда еще туда старый батюшка приходит, присматривает…

— Вы с ней говорили? — зябко сунув руки в карманы куртки, я застыла на утопающем в тенях крыльце.

— Она похороны заказывала.

— Чьи? — опешила я.

— Свои, — хмыкнул священник и кивнул, заметив мои взлетевшие брови: — Я ей, конечно, отказался помогать, сказал, что смерть звать негоже, но она упрямая была, могилу себе заказала, все купила и главное, чуть-чуть не успела гроб дождаться.

В опустившихся синеватых сумерках я мне стало не по себе. Неужто бабка вправду смерти ждала? Значит, не врут легенды и сильные оборотни кончину чувствуют? А если так, почему не успела?

— Гробовщик до сих пор ругается, — отец Дмитрий усмехнулся в редкие усики. — Куда говорит, ящик этот железный теперь девать? Похоронили-то ее в обычном, одном из готовых… Да и потом, все помягче заказывают, а она… Суровая была, что сказать. Земля ей пухом…

Из церкви я умчалась так, словно за мной гнались все адские псы разом. Впервые пожалела, что нет за плечами никого сильнее, да хоть бы того же участкового! Возвращаться в пустой темный дом было откровенно страшно, хотя я и знала, что мои метки ни одна нежить не переступит. Перед глазами так и стояла картина бессильно мечущейся по дому бабки в предчувствии скорой смерти. Оборотни не подвластны магии, пока живы, но мертвый оборотень — совсем другое дело. Из нас получаются отличные, сильные и послушные слуги, немертвые, жаждущие крови вурдалаки. Единственный способ защитить могилу от посягательств — заковать труп в железо. Оно вытянет силу, оставит пустую оболочку, ни на что не годную. Я о таком только слышала: знакомые оборотни тщательно скрывали свою сущность и, слава богам, были до сих пор живы. Но если она так озаботилась гробом, значит, подозревала, что тело не оставят в покое?

Нужно было это проверить.

Перехватив по дороге Машку, я перепоручила свою живность в ее руки, подхватила лопату и помчалась обратно. Редкие встречные прохожие смотрели с недоумением — нормальный человек уже весь сельскохозяйственный инвентарь в сарай до весны забросил, а лопату тем более — земля мерзлая, ледяная, такую захочешь — не пробьешь. С сомнением покосившись на дом головы, я от помощи Гришки отказалась. Вопросов такое действо вызовет массу, а отвечать на них мне очень не хотелось.

К кладбищу я подошла в последних лучах солнца. Оно заливало кресты оранжевым сиянием, заставляя железо пылать. Здесь, на окраине, по соседству с подступающим лесом — еще не заповедным, но уже густым — холод ощущался сильнее. Легкий в деревне ветерок гулял по пустой дороге, заставляя меня ежиться. Поэтому на кладбище я вошла с радостью, укрывшись среди памятников. Людей не было, часовня у входа зияла темными окнами — молодой попик не доходил сюда, даже опавшие листья на крыльце не тронуты. Не удивлюсь, если моя бабка была здесь последней. Откровенно томясь перспективой прослыть гробокопательницей, я с трудом открыла дверь в часовню (ржавые петли заскрежетали и едва не рассыпались) и шагнула в пахнущую ладаном и пылью темноту. Внутри часовня оказалась еще меньше, чем казалась снаружи — окна были глубоко утоплены в каменные, толстые стены — сейчас такие не делают, скорее всего, она еще екатерининских времен, а после просто обложили снаружи кирпичом. В самой глубине висели две потемневшие от времени иконы — разглядеть, кто именно на них изображен возможным не представлялось, но едва я приблизилась (довольно беспечно, надо сказать), чтобы рассмотреть их получше, как лицо опалило нестерпимым жаром, заставив с воплем шарахнуться обратно к дверям. Изумленно выдохнув, я застыла, прижавшись лопатками к холодным дверям. Святые! Святые иконы! Черт возьми, не думала, что когда-нибудь встречу хоть что-то подобное. Восхищение во мне боролось с опасением и страхом. Нервно ощупав себя и обнаружив ресницы и брови на месте, я откашлялась, все еще чувствуя в горле огонь. Сомнений в том, что, окажись я чуть ближе и остались бы от оборотня одни уголечки, не возникло. Охваченная каким-то священным трепетом, я сделала шаг вперед, нервно вытерла вспотевшие несмотря на холод ладони и протянула руку в сторону иконы. Кончики пальцев начало жечь, когда расстояние сократилось до метра.

— Зараза, — пробормотала я, тряся обожженными пальцами. — Откуда ты тут взялась?

Пораженно бухнувшись на рассохшуюся скамью (в воздух взметнулось облачко пыли), я уставилась на одну единственную свечу в кандиле. Ее давно потухший огарок сиротливо смотрелся в большом подсвечнике.

Ну не бабка же свечи ставила? Хотя могла бы — кандило находилось более, чем в метре от икон. Только вот я еще не встречала воцерковленного оборотня. Не потому, что мы злые или в бога не верим. Как не верить, когда ты регулярно обрастаешь шерстью и можешь сгореть от прикосновения к иконе? Просто святости в мире все меньше — я вот вообще впервые столкнулась.

Под ногами брякнула лопата, заставив меня вздрогнуть и прийти в себя. Ладно, со святыми иконами разберемся позже, сейчас у нас другие заботы.

Неохотно подобрав свой "инструмент", я вышла из часовни. За потраченное на религиозные изыскания время солнце успело сесть — небо окрасилось в сиренево-синие угасающие тона и земля погрузилась в полутьму.

Отлично, в такое время меня точно никто не заметит.

Решительно шагая к окраине кладбища, я старалась не думать о том, что этот факт может обернуться против меня.

Первый подкоп дался обманчиво легко — воткнув лопату до середины, я, чувствуя себя живодеркой, подняла ком земли и отбросила его в сторону. Хорошо еще, не так давно я всю траву вырвала — не приходится сейчас выдирать. А вообще странно, ведь я и тогда ничего не почувствовала, хотя провела на могиле добрых три часа. И теперь не чую — для эксперимента я зарылась голой рукой в землю и застыла, прикрыв глаза. Либо все спокойно, либо вылезло оно уже давно и обратно не возвращалось.

Тяжко вздохнув, я отряхнула руку от земли и продолжила гробокопательство.

Стемнело. Над деревней взошел узкий серп убывающего месяца — желтый, словно лимон. Под его льющимся бледным светом кладбище казалось застывшим. Если бы не одна сгорбленная фигура, с руганью выбрасывающая из разрытой могилы комья земли. На кресте, словно на вешалке, повисла куртка. Любопытные вороны расселись рядочком вдоль оградки и изредка прикаркивали, словно поторапливая.

До гроба осталось совсем чуть-чуть — я уже чувствовала, как земля прогибается под моими ногами и заработала усерднее. Пот лил градом — кофта вымокла насквозь, джинсы стали черными от грязи, не говоря уже о лице и руках. Я зарычала от злости — если бросить теперь, сил начать снова у меня не хватит, а ведь нужно еще привести все в порядок, чтобы сторож (буде таковой имеется) утром ничего не заметил.

Наконец, когда я была уже готова плюнуть и рухнуть, кончик лопаты тюкнул обо что-то твердое.

— Наконец-то.

Отбросив ненужную лопату, я руками разгребла остатки земли, убедилась, что гроб деревянный и откинула подгнившую крышку.

В гробу лежали кости.

Если кто-то сейчас удивляется, с какой стати я обращаю на это внимание, хочу напомнить, что человеческому телу требуется гораздо больше одного года, чтобы плоть истлела и обнажила скелет. И уж тем более, вы никогда не найдете в могиле голый костяк без признаков кожи, мяса или хотя бы клочков одежды.

Эти кости выглядели так, словно их сняли с постамента в музее — белые, абсолютно чистые. Лежащие ровно, словно их укладывали уже после того, как гроб опустили в землю. Присев на корточки, я прихватила скелет за ногу и присмотрелась. На костях ощущались сходящиеся к низу бороздки — такие остаются, когда мы кусаем кусок мяса и попадаем зубами на кость.

Меня пробрало холодом до самых печенок. Внезапно послышался какой-то шорох, а я поняла, что стою в могиле на глубине двух метров — в яме, где даже защититься нормально не получится. Торопливо выкарабкавшись оттуда, я подозрительно огляделась, но шуршать могло что угодно — поднявшийся ветер шевелил сухие листья деревьев, раскачивал жесткие стебли осоки, заставлял ворон зябко переступать лапами по забору, недовольно клокоча. Меня это мало успокоило — резкие чернильные тени не давали увидеть, что находится за крестами или памятниками, не говоря уже о подступающем лесе. Нервно выдохнув, я, лопатками чувствуя подступающую опасность, принялась закапывать могилу, продолжая прислушиваться к каждому звуку.