Обитая железом деревянная ость прогремела над моей головой и покатилась дальше по дороге. На перекрестке свернула, покрутилась у дома Гришкиной бабки, словно в растерянности поводя ободом, и покатилась обратно. Я не шевелилась, хотя холка ощутимо чесалась — на загривок насыпалась труха и земля.

Очччень интересно.

Столь целеустремленных колес мне видеть прежде не доводилось.

Когда последние звуки затихли, я осторожно выбралась наружу, брезгливо отряхиваясь, и огородами потрусила домой. Всю меланхолию как рукой сняло.

Гришка отнесся к моему рассказу весьма недоверчиво.

Вечером того же дня он решил все же заглянуть ко мне на огонек после недельного отсутствия. Скорее всего, причиной тому была обычная скука — зарядивший пополам со снегом дождь загнал всех обитателей деревни на теплые печи, большая часть работы для мужиков до весны закончилась, так что самое время усидеть при свете свечей бутылочку вина.

Свечи у меня были, вино вполне успешно заменял горячий чай, но было не до романтики. Все еще под впечатлением от увиденного, я эмоционально брякнула на стол ступку и сыпанула туда горсть земляничных листьев. Каменный пестик в моих руках выглядел довольно опасно и Гришка отодвинулся на полметра.

— Я не говорю, что ты врешь. Но туман, темно было, опять же….

— Я довольно хорошо вижу даже в полной темноте, — с нажимом ответила я, яростно толча травы. По дому пополз тяжелый травяной дух, заставив парня сморщиться и чихнуть. — И не страдаю галлюцинациями.

— Какого лешего ты вообще делала в четыре утра на мосту? — недоуменно покрутил головой Гришка.

— Отдыхала, — огрызнулась я, добавляя чемерицы. Непонятные колеса на моем хуторе вызывали скорее не страх, а праведное негодование. Я уже как-то привыкла считать эту территорию своей.

Когда травы истолклись в кашу, я налила в ступку воды из реки и тщательно перемешала.

— Что ты делаешь? — явно желая сменить тему (не поверил!) спросил парень.

— Для тебя, дурака, — раздраженно пояснила, — Давно желудок не болел?

Он сник.

— И я должен это пить?

Я не ответила. Куда он денется?

— Я за тобой в три часа зайду, чтоб не вздумал проспать.

— Нет… — простонал тот, закрывая лицо руками. — Ты опять? Ну какие колеса?! Алиса, ты в своем уме?

— Тележные, — невозмутимо переливая получившуюся смесь в кастрюльку и ставя на печь, ответила я. Огонек стоявшей рядом на приступке свечи неуверенно затрепетал от резких движений. — Ну чего тебе стоит? Если ничего не будет, так и я скажу, что дура и пойду спать. А если все же оно есть, то надо разобраться!

К слову о "разобраться".

— Ты участкового давно видел?

Недовольно крутивший носом (запах из кастрюли и правда был мерзкий) Гришка прищурился:

— А что? Соскучилась?

Я скептически хмыкнула. Нет, на самом деле. Держи друзей близко, а врагов еще ближе. Мне было спокойнее, когда я знаю, где носит нашего участкового, хотя бы для того, чтобы меня саму не занесло туда же.

— В Колосовке. Там, говорят, собак начали красть. Местный заводчик уже трех сук потерял, — Гришка потянулся, как кот. Было видно, что на колосовских псов ему плевать с высокой колокольни. Пока я процеживала взвар, он зачерпнул еще из чугунка с остывшей уже картошкой и смачно захрустел огурцом. — Вот он и поехал. Считай, почти неделю уже там сидит. Видно, собачьи воры оказались не по зубам.

Я заподозрила, что Гришка приложил руку к исчезновению псов. Хотя, может, это просто их извечное брехание друг на друга.

— Пей, — кружка с процеженным отваром брякнулась перед парнем. Он трагично вздохнул.

— Может, хоть меда…

— Пей, пока я туда белены не добавила! — разозлилась я. Заботишься о нем, заботишься…

К трем часам Гришка уже стоял, приплясывая, около калитки. Вытянутые на коленях спортивные штаны и дутая куртка придавали ему вид сельского учителя физкультуры. Я недовольно покачала головой и отправила переодеваться. Нашел в чем залегать, да его куртку за километр видно.

В канаве мы угнездились уже ближе к четырем. Все это время я нещадно ругалась, уже жалея, что позвала идиота с собой. То куртки нет, то солома через штаны колется, то лягушки квакают. Какие, к чертям собачьим, лягушки в середине октября, да еще после таких морозов?

Осени в этом году, почитай, и не было. Теплый сентябрь сменился неожиданно холодным октябрем, когда низкие тучи то и дело сыпали мелкой снежной крупой вперемежку с дождем, а земля под ногами смерзалась в камень. По утрам лужи на дорогах покрывались ледком. К середине октября лед уже не таял. В редкие солнечные дни деревенские пытались успеть все, что не успели за сентябрь.

Но в канаве и правда было холодно, хоть я и надела под куртку свитер, какой-то могильный холод тянулся от земли. У Гришки вообще зуб на зуб не попадал. В этот раз я перекидываться не стала — лучше будет, если он так и не узнает что я такое.

— Ну, долго нам еще тут яйца отмораживать? — зудел парень над моим ухом. Я сцепила зубы и прошипела:

— До рассвета, а если не заткнешься, то вообще тут останешься!

На самом деле я не была уверена в том, что вчерашний кульбит повторится. Но проверить не помешает, правда?

Сегодня туман был еще гуще, особенно сгустившись в оврагах и ямах, так что наша маскировка, в общем-то, была и не нужна — разглядеть что-то в таком киселе попросту невозможно. Зато нам было отлично видно дорогу. Ну, мне так точно.

Спустя полчаса, отморозив если не яйца, то яичники точно, я различила скрип. У нас, оборотней, очень хороший слух, но еще лучше — память. Однажды увидев травку, я уже не забуду ее свойств, так же, как услышав звук, невозможно забыть чему он принадлежал.

Я толкнула Гришку локтем, заставив резко всхрапнуть (идиот!) и ткнула пальцем в сторону моста.

Из тумана, неспешно, но целеустремленно, катилось колесо.

— Охре… — начал этот болван. Я поспешно зажала ему рот. К счастью, тот кисель, в котором мы лежали, отлично скрадывал звуки. Даже мой слух едва различал скрип спиц.

Точно так же, как и вчера, колесо остановилось у дома Гришкиной бабки, словно берущая след собака покрутилось из стороны в сторону и уверенно покатило в противоположном направлении.

— Куда это оно? — озадачилась я, высовывая голову из канавы.

Гришка, не отвечая, пристально наблюдал. В растрепанных волосах застряла сухая трава. Глаза его тревожно сузились.

Я растерянно смотрела. Объект нашего внимания тем временем скрылся в тумане. Я опустилась обратно, приготовившись ждать, но тут Гришка подорвался с места, каким-то диким скачком взвился в воздух и сиганул в туман.

Реакция у меня хорошая, хоть я в первую секунду опешила, не ожидая от этого увальня такой прыти, однако, опомнившись, все же рванула следом, очень жалея, что не превратилась. Как человек я мало чем отличаюсь от обычной женщины — разве что в темноте лучше вижу. Искать что-то в таком тумане было бесполезно даже во второй ипостаси. Я рухнула в канаву через дорогу и только тогда обнаружила Гришку. Он, изредка поднимая голову, перебежками двигался в сторону еле слышного скрипа колеса. Я молча, но злобно двинулась следом. Кой черт его сюда понес? Дождались бы у моста…

Колесо тем временем подкатилось к дому вдовы и снова замерло. В абсолютной предутренней тишине казалось, даже воздух застыл в тревожном ожидании. У меня засосало под ложечкой, на шее поднялись дыбом волоски. Даже туман, казалось, разошелся в стороны. Предчувствуя нехорошее, я цапнула Гришку за шиворот, утаскивая вниз и в ту же секунду раздался звучный "Боммммм!". Словно ударили по пустой чугунной кастрюле — звук хорошо ощутимыми волнами разошелся далеко над нашими головами. У меня заложило уши, у Гришки даже глаза в кучку съехались — его явно зацепило еще и магическим откатом.

Как только появилась возможность нормально дышать, я звучно заехала парню по скуле, выбивая остатки звука, и мы дружно высунули головы из канавы. Колеса не было. Далекий скрип быстро стих. Туман снова сомкнулся над нашими головами.