— Осторожно, здесь ступеньки, — предупредила сестрица, когда я пошевелилась. Я пощупала задней лапой, нашарила ступени, подумала, не перекинуться ли, но не стала. Мало ли что? В звериной ипостаси я сильнее.
В полной темноте мы начали спускаться. Я шла впереди и потому слабый свет заметила раньше. Он пробивался из-под двери вместе с запахом разложения, который теперь чуяла даже Ника. Зажимая рукавом нос, она обшарила дверь и, нащупав ручку, потянула на себя. Я пожалела, что не перекинулась раньше — волна вони накрыла мой чувствительный нос так быстро, что я едва не задохнулась.
— Меня сейчас стошнит, — в полуобморочном состоянии пробормотала Ника, все больше наваливаясь на меня. Не долго думая я чувствительно цапнула ее за руку. — АЙ!
Не знаю, чего в ее голосе было больше — возмущения или боли, но это помогло. Сестрица встряхнулась. Мы застыли на пороге, неуверенно переминаясь и привыкая к запаху и полутьме, которая нас окружала. Свет давала небольшая тусклая лампочка, на голом проводе свисавшая с потолка. Помещение было небольшим, круглым, но от него веером расходились железные двери с небольшими окошками, откуда и изливалась вонь. Своим зрением я могла даже видеть ее — густой, опадающий туман, щупальцами расползающийся везде. Он опускался к земле, как всякие нечистоты. Справа, едва вместившись в узкий проем между дверями, стоял стол, заваленный бумагами, а в центре на грязном каменном полу была вырезана пентаграмма. Судя по всему, пользовались ей довольно часто — оплывшие огарки свечей по углам явно не раз зажигали, а в центр неоднократно проливалась кровь — уж это я чуяла.
— Это плохо, очень-очень плохо… — Ника отмерла первой и, брезгливо обойдя пентаграмму, подошла к столу. Я недоуменно покосилась на нее. Это что же нужно было сделать, чтобы моя сестрица, не брезговавшая черной магией, так заговорила?
Из-за крайней слева двери раздалось шуршание и я потрусила туда, едва достав лапами до окошечка. В центре клетушки лежал… лежало…
Я — оборотень. Я привыкла выворачиваться наизнанку пять раз за день и для меня это нормально. Но то, что я увидела, заставило даже мой желудок сжаться. Вряд ли это можно было назвать человеком. Нечто животное, но старающееся стать человеком — вот как бы я это назвала. Неестественные изломы рук и ног говорили о том, что трансформация еще не закончилась, но при этом сам облик был уже человеческий, лишь кое-где сквозь кожу словно бы пробивалась звериная шерсть. В этих местах плоть была безжалостно разодрана и кровоточила. Капли стекали по грязному телу, падая на пол, на невообразимую смесь человеческих выделений всех возможных видов.
По-звериному изменившееся лицо неожиданно повернулось ко мне. Челюсть дернулась, но из нее не вырвалось ни звука. Только по обезумевшим от страдания и страха глазам я поняла, что он меня увидел.
Всю свою жизнь я буду помнить этот взгляд. Не человеческий, не животный. Чистая, абсолютная боль и ужас воплотились в этом взгляде, который потом еще долго снился мне в кошмарах. Оглушенная и растерянная, испуганная этим зрелищем, я отступила назад, чтобы хоть как-то абстрагироваться.
— Что там? — Ника, видимо, заметила мое состояние, потому что отвлеклась от рытья в бумажках.
Я беспомощно посмотрела на нее, не зная, как описать то, что увидела. Нужно было перекинуться, найти ключи, выбить эту проклятую дверь, разрушить пентаграмму, но мне было страшно. Нелепый страх повторить судьбу того, кто страдал сейчас в этой темнице засел во мне очень глубоко. Поэтому я подбежала к столу и начала разгребать лапами листы, показывая мордой на дверь и нетерпеливо рыча. Ника, слава богам, поняла что от нее требуется и выудила связку ключей. Я помчалась к двери, царапая ее лапами, как последний щенок.
Едва замок щелкнул, я оттолкнула Нику, врываясь в камеру. Он был еще жив, но трансформация застыла, замерла, не давая ему стать ни человеком, ни чудовищем и я не знала чем могу помочь. Он бы кричал, если бы мог, но даже это не было ему доступно — измененное горло спеклось, позволяя только хрипеть.
Я очнулась от собственного подвывания. Попятилась, оглянулась на сестру. Та с ужасом смотрела на нас.
— Я не могу… Алиса, я не знаю, как это исправить… — натолкнувшись на моей умоляющий взгляд, она покачала головой. Руки ее дрожали. — Этот гад столько намешал… Там записи… — она протянула руку, подталкивая меня к выходу. Я неохотно развернулась, спиной чувствуя его умоляющий взгляд. — Он вызвал к жизни силы, которые даже я побоялась трогать.
Я поняла, что этот односторонний диалог начинает меня раздражать и все же закрыла глаза, помолясь всем богам, чтобы трансформация прошла хорошо.
— Держи, — когда я встала с пола, шатаясь от слабости, она бросила мне свою шубу, которую я безнадежно испортила, натянув прямо на голое тело. В подвале было холодно, ноги тут же замерзли на каменном полу, не говоря уже обо всех других частях тела. Но уж лучше так — живой и целой…
— Что это такое, Ника? — не узнав свой голос, спросила я, продвигаясь к другим камерам. Там все было еще хуже — тела, развороченные, выпотрошенные, изувеченные трансформацией, человеческие и собачьи…
— Если бы я знала, — прошептала она. — Такое ощущение, что он пытался вывести…
— Чудовище? — я подошла к ней, ища взглядом, чем бы можно было перебить рисунок пентаграммы. — Так их вроде и так достаточно.
— Да, но эти подчиняются зову на расстоянии, — Ника вытянула один из листов, сунула мне в руки, попутно поясняя. — Телепатическая связь!
— Такое вообще возможно? — я скептически изогнула бровь и вернула непонятные каракули Нике. — Впрочем, неважно. Нужно убираться отсюда, а заодно сжечь всю эту дрянь…
— Я боюсь, что не могу вам этого позволить…
Я уже слышала этот голос. Медленно повернув голову, раздула ноздри, запоминая его запах — если вы достаточно хорошо знаете оборотней, то знаете и то, что это очень, очень плохой признак. Но отец Дмитрий только презрительно фыркнул, заходя внутрь и закрывая за собой дверь на железный засов. Ника попятилась ко мне, продолжая держать в руках ворох бумажек. Те сыпались на пол, впитывая грязь. Рясу священника сменил домашний халат, по подолу забрызганный кровью, которую я с трудом учуяла — слишком много запахов для одного помещения. Словно ощутив присутствие хозяина, ближайшая ко входу камера огласилась рыдающим стенанием.
— Молчать, — равнодушно приказал колдун, сделав короткий жест рукой. Воцарилась тишина. Мы смотрели друг на друга. Он — так, словно прикидывал, поместится ли моя шкура перед камином, Ника пыталась незаметно начертить на полу охранный знак — мало действенно, но хоть что-то. Магия — это, в первую очередь ритуалы. У человека силы нет, ее нужно откуда-то взять, а силы, в свою очередь, всегда требуют что-то взамен. Нельзя просто сказать тарабарщину на латинском языке и ждать, что противник падет замертво. Поэтому из всех, преимущество было на моей стороне. Эх, жаль, что я перекинулась, лежать бы ему с перегрызенным горлом…
— Сдавайтесь, девочки, — миролюбиво предложил маг, делая шаг вперед. Руки застыли в классическом жесте вызова. Миг — и силы, послушные ему, придут на помощь. Знать бы еще, что это за силы… — Стоит мне пошевелить пальцем, как ваши шеи развернутся на сто восемьдесят градусов. Не самый лучший вариант, правда?..
Вместо ответа я, оскалившись, бросилась вперед. Враг, который много разговаривает — мертвый враг.
— Алиса, нет!!! — истошно закричала Ника, но было поздно. Я пролетела через центр пентаграммы.
Последнее, что увидела, были его вскинутые руки и торжествующий блеск глаз, а потом мир начал внезапно рушиться — я всем весом упала на отца Дмитрия, совсем не по-человечески впиваясь зубами ему в шею, он рухнул на спину, вереща, как ошпаренный, а вокруг, стеная от напряжения, ходили ходуном камни. С потолка сыпалась известка, стены шли трещинами, Ника, ругаясь как последний сапожник, запихивала бумаги под кофту.
— БРЫСЬ! — маг пришел в себя первым, отшвыривая меня, как котенка. Я впечаталась спиной в одну из дверей, взвыла, но ответить ударом на удар не успела — откинув засов с входной двери, он ринулся прочь.
