— Пусто, — констатировала сестрица, оглядываясь.

Я на всякий случай заглянула в камеру, где держали Антона, но никого не обнаружила. В каком виде его нашли следователи? Если в таком же, как я, то у них должно было появиться много вопросов.

— И что теперь? — нетерпеливо уточнила я, когда мы с облегчением выбрались наружу. — Что это было и где его искать?

И тут мимо нас, огибая площадь по центральной улице, с воем пронесся полицейский уазик. За ним, словно свора дворовых собак, с лаем промчались машины ФСБшников и ОМОНовцев. Мы переглянулись.

— Вперед, — командирским тоном распорядилась Ника, первой устремляясь следом за ними. Благо, потерять такую кавалькаду — даже ночью — не представлялось возможным. Деревня была маленькой, а церковь стояла на пригорке, так что нам было отлично видно где они остановились, осветив полквартала фарами. Уже на подходе я заметила, как из уазика, придерживая сумку двумя руками, выбирается Глафира Андреевна и тут же поделилась наблюдением с Никой.

Мы тревожно замерли на перекрестке, не доходя пары домов до того, в который сейчас вваливались ОМОНовцы, оттеснив участкового. Раскидистые кусты рябины служили отличным прикрытием. Наверное, у обеих сейчас в головах было одно и то же — неужели еще один неооборотень, неужели мы не всех видели в подвале? Эта мысль не давала мне покоя, хоть Гришка и убеждал, что обшарил всю деревню и окрестные леса в поисках тварей, но никого не нашел. Следов тоже. И все же… Антон в звериной ипостаси был глуп, как пробка, а может быть, просто хотел, чтобы его нашли? Кто теперь узнает?

Но спустя пару минут ОМОНовцы гурьбой вывалились из дома, приставив к воротам снятую с петель калитку, и уже спустя пятнадцать минут (я нетерпеливо переминалась с ноги на ногу и поглядывала на часы) отбыли вместе с ФСБшниками в направлении города. Я слышала, как они прощаются с участковым, в то время как фельдшер совершенно спокойно в одиночестве вошла в дом.

— Ничего не понимаю, — Ника, нахмурившись, наблюдала за этим действом, повиснув на стволе рябины.

— Слезай, — приказала я, когда машины уехали, а окрестные зеваки, набежавшие на шум, начали расходиться. Участковый скрылся в доме и мы, дефилируя мимо, свернули туда же. Это был обычный деревенский дом: довольно старый, вросший наполовину в землю, с покосившимися воротами, но все же покрашенный и выметенный от снега. Очевидно, у того, кто здесь жил не хватало сил на капитальный ремонт, зато хватало упрямства тратить дни напролет на покраску. Таких домов было много в деревне и жили в них в основном старики, так что еще в сенях я почувствовала затхлый старушечий запах, а следом — вонь чужого колдовства и острый, железом отдающий на зубах запах крови.

В холодных, неотапливаемых сенях было темно и сыро. Старые доски скрипели под ногами, так что подкрасться незаметно было совсем невозможно. Поэтому наше появление было сразу замечено: дверь в дом мгновенно распахнулась, едва я неосторожно наступила на особенно скрипучую половицу.

— Здравствуйте, участковый, — сглотнув, я медленно отклонилась в сторону от направленного мне в лицо духа табельного пистолета. И неизвестно что еще было страшнее: видеть перед носом оружие или его ледяной взгляд. Который, впрочем, тут же смягчился до просто злобного.

— Алиса Архиповна, какого хрена вам тут надо? — невежливо высказался он, убирая пистолет в кобуру. Руки чуть подрагивали.

Ника была права — он выглядел сильно измотанным, уставшим, да к тому же болезненным — очевидно, ему так и не дали восстановиться толком после ранения. Но я все равно была рада видеть его живым. Тогда, в церкви, мне казалось, что эти серые глаза уже никогда не посмотрят на меня так, как… Как смотрели всегда.

— Кого убили на этот раз? — вклинилась в наши переглядывания Ника. Я смущенно попятилась, предоставляя ей быть первой. Алексей Михайлович раздраженно уставился на сестрицу.

— Никого. Обычный инфаркт.

— Ага, а чего тогда сюда такая толпа ломанулась? — не сдалась Ника.

— Послушайте, вам что, мало было приключений? — вздохнул участковый, но отошел в сторону, очевидно, решив, что проще будет один раз нас впустить, чем полчаса выталкивать. — Соседи крик услышали, перепугались. Оно и неудивительно, после того, что произошло, они теперь каждую собаку на улице бояться будут.

Мы гуськом протиснулись мимо него. В небольшой кухне, большую часть которой занимала нерабочая, но так и не демонтированная печь, запах смрада был еще сильнее. На полу, раскинув руки в сторону, лежала старушка. Небольшие капли крови темнели на землистом лице, вытекая из уголков глаз, точно такие же я заметила на ушах. Рядом топталась Глафира Андреевна. При виде нас она приветственно помахала рукой:

— А, спасительница наша! Как руки?

— Заживают, — соврала я, пряча кисти от внимательного взгляда участкового. Он не стал комментировать, только вздохнул еще раз и упал на стул, вытаскивая из портфеля бумагу и ручку.

— Время смерти семь сорок пять, причина: обширный инфаркт, — отрапортовалась фельдшер, убирая инструменты в сумку и продолжая болтать: — Эх, опять к голове идти — родственников то никого, всех пережила, кто ее хоронить будет? Леш, может поищешь, небось на похороны-то она насобирала…

— Чтобы меня уж точно посадили? — возмутился он, не отвлекаясь от писанины. — Иди завтра к голове, пусть выделяет деньги на похороны…

— Много придется выделить-то, — посетовала Глафира Андреевна. — Наши мужики на кладбище теперь ни ногой, только если этих чокнутых попросить могилу выкопать… (тут она, очевидно, имела в виду многочисленных охотников за паранормальным, истоптавших кладбище вдоль и поперек).

На нас она почти не обращала внимания, очевидно, решив, что пришли мы к участковому и я воспользовалась этим, чтобы незаметно рассмотреть дом. Ника застыла истуканом у тела бабки. Вероятно, та всю жизнь прожила одна — я не заметила ни следа присутствия мужчины или хотя бы его фотографии. Две комнаты, основная жизнь сосредоточилась на кухне, где стоял холодильник и телевизор, лежало свернутое постельное белье на печке. Дверь во вторую комнату была только слегка приоткрыта и я увидела немного: край низкого столика с уголком книги, да окно с задернутыми шторами. Обычный дом обычной старушки, если бы не одно "но". Смрад чужого колдовства шел именно от ее трупа. Говорить о других запахах после такого было бесполезно — я старалась не дышать носом, чтобы этого не чувствовать.

— Ладно, Леш, я пойду уже, — закончив собираться, Глафира Андреевна набросила широкую форменную куртку. — Делать тут до утра нечего, завтра мы ее перевезем ко мне, соседка сказала, за домом присмотрит. Пока, девочки!

Я едва дождалась, пока она уйдет:

— Это не инфаркт.

Алексей Михайлович аккуратно дописал строчку, отложил ручку, убрал лист в папку, папку в портфель и только тогда со стоическим терпением уставился на меня:

— А что? Оборотень? Ведьма?

— Понятия не имею, — призналась я, несколько настороженная его подозрительным спокойствием.

— Ну, положим, бабка колдовством серьезно баловалась, — задумчиво ответила Ника. — Может, она наша сообщница и есть…

— То есть ее убили, — уточнил участковый.

— Да, — Ника на него не смотрела, слишком увлеченная вынюхиванием по дому, а вот я имела возможность наблюдать за постепенным "закипанием" Алексея Михайловича.

— Кто-то третий, — снова коротко уточнил он. Ника задумчиво кивнула:

— Выходит, что так…

— Ну хватит! — неожиданно рявкнул он, так шарахнув по столу ладонью, что вазочка с вареньем подпрыгнула. Я втянула голову в плечи, Ника изумленно уставилась на него. — По-вашему, тут вся деревня, как оплот всякой нечисти?! Оборотни, ведьмы всех мастей… Это ИНФАРКТ! Ясно вам? И таковым он и останется — хватит с меня всей этой чертовщины!

Он еще раз хлопнул ладонью по столу, ставя точку, и поднялся, сделав нетерпеливый жест:

— Вы заигрались, девочки. Ищете зло там, где его нет, вместо того, чтобы жить спокойно! Все закончилось! Колдун мертв, его твари тоже — и на этом точка! Ясно вам?