В дверях появились леди Кингэйр, Дув и Лахлан. Леди Маккон вскинула руку, обозначая, что никто не должен вмешиваться, раздела мужа до пояса и стала разглядывать более внимательно, ища уже не рану, а… ага!

— Вот оно! — Прямо под левым плечом лорда Маккона виднелся след от укола.

Алексия протолкалась сквозь толпу к дверям и закричала в лестничный проем:

— Танстелл, гнусный тип!

В стае Вулси такое нежное обращение к клавигеру означало, что тому следует немедленно явиться на зов, причем с оружием. Это придумал лорд Маккон.

Потом Алексия развернулась и прошагала к безвольно лежащей мадам Лефу.

— Если вы виновны в случившемся, — прошипела она все еще не очнувшейся изобретательнице, — я устрою так, что смогу полюбоваться, как вас повесят за шпионаж. Сами увидите, так оно и будет. — Не обращая внимания на присутствующих, которые с жадным интересом наблюдали за происходящим, она добавила: — Вам прекрасно известно, что у меня достаточно влияния, чтобы этого добиться.

Мадам Лефу лежала неподвижно, как мертвая.

Танстелл проложил себе путь в комнату и немедленно упал на колени перед своим хозяином, потянувшись вперед, чтобы проверить, дышит тот или нет.

— Он жив.

— Еле-еле, — ответила Алексия. — Где вы…

— Что произошло? — нетерпеливо перебила ее леди Кингэйр.

— Его усыпили чем-то вроде отравленного дротика. Возможно, настойкой валерианы, — не поднимая на нее глаз, объяснила леди Маккон.

— Боже, как это необычно…

— Яд — женское оружие, — фыркнул Дув.

— Я бы попросила! — возмутилась леди Маккон. — Давайте без этого, а то вам придется встретиться с тупым концом моего излюбленного оружия, и позвольте заверить, это вовсе не яд.

Дабы не рассердить леди еще сильнее, Дув благоразумно отступил.

— Танстелл, тебе придется пока что отложить все эти нежные заботы о хрупком здоровье мисс Хисселпенни. — Леди Маккон встала и целенаправленно двинулась ко входу. — Прошу меня простить, — сказала она собравшимся у порога членам кингэйрской стаи и крепко закрыла перед ними дверь их собственной гостиной.

Конечно, это было ужасно грубо, но обстоятельства порой требуют грубости, и ничего тут не поделаешь. К счастью, Алексия Маккон никогда не пасовала перед подобными обстоятельствами и прекрасно справлялась с поставленной задачей.

Вот и сейчас она приступила к очередной ужасной и непростительной грубости. Велев Танстеллу поудобнее устроить ее мужа (тот взялся за это, оттащив тяжелое тело графа на другой диванчик и прикрыв его большим клетчатым одеялом), леди Маккон подошла к мадам Лефу и принялась снимать с нее одежду.

Танстелл ни о чем не спросил, лишь отвернулся и старался не смотреть в том направлении.

Алексия действовала методично и тщательно, проверяла каждый слой ткани, каждую складочку, ища спрятанные приспособления и оружие. Француженка не шевельнулась, хотя леди Маккон могла поклясться, что ее дыхание участилось. В конце концов Алексия обнаружила целую кучу занимательных предметов: некоторые из них были ей знакомы — стеклокуляры, кабель для эфирного передатчика, золотник, — но в основном она понятия не имела, для чего служат ее находки. Алексия знала, что обычно мадам Лефу могла похвастаться тем, что у нее имеется приспособление для стрельбы дротиками (изобретательница ведь сказала, что воспользовалась им во время драки на дирижабле). Однако ничто из кучи находок не могло быть подобным оружием, пусть даже и замаскированным под что-то другое. Что, если его украли? Или мадам Лефу напала на Коналла с дротикометом, а потом спрятала его где-то в другом месте?

Леди Маккон засунула руки под лежащую без сознания француженку. Ничего. Потом пошарила за спинкой козетки. Снова ничего. Потом посмотрела за кушеткой и под ней. Если изобретательница и припрятала что-нибудь, то сделала это весьма основательно.

Алексия вздохнула и стала неторопливо одевать француженку. Как ни странно было ей думать об этом, но она никогда прежде не видела нагого тела другой женщины. Сейчас она вынуждена была признать, что у мадам Лефу тело вполне даже ничего. Конечно, не такое пышное, как у самой Алексии, но гармоничное, подтянутое, с аккуратными маленькими грудками. Очень удачно оказалось, что изобретательница отдает предпочтение мужской одежде, потому что, как заметила Алексия, разобраться с ней оказалось проще. Когда с этим делом было покончено, руки леди Маккон слегка дрожали — разумеется, от смущения.

— Не своди с нее глаз, Танстелл. Я сейчас вернусь.

С этими словами леди Маккон встала и вышла из комнаты, закрыв за собою дверь и игнорируя стаю Кингэйр, которая по-прежнему растерянно бродила по передней. Без промедления поднявшись к себе в комнату, она обнаружила, что Анжелика уже там и в чем-то роется.

— Прочь, — велела она горничной.

Анжелика сделала книксен и поспешно вышла.

Леди Маккон прямиком направилась к окну и, встав на цыпочки, принялась шарить снаружи в поисках принадлежавшего Коналлу драгоценного промасленного свертка. Тот обнаружился вне зоны ее досягаемости, припрятанный за выступающим кирпичом. Она нетерпеливо ступила на карниз, балансируя на краю, сетуя на слишком открытое платье и плотно прижимаясь турнюром к стеклу. Несмотря на такую опасную позицию, ей все же удалось дотянуться до свертка и схватить его, не вывалившись из окна.

Развернув револьверчик, Алексия припрятала его под дурацким кружевным чепчиком среди густых черных кудрей и отправилась к Айви за своим портфелем.

Айви лежала в постели, пребывая в полубессознательном, крайне заполошном состоянии.

— Ах, Алексия, хвала небесам… Что же мне теперь делать? Такая ужасная катастрофа эпических масштабов! У меня сейчас выпрыгнет сердце. Ты же видела? Конечно, видела. Он поцеловал меня при всем честном народе. Я уничтожена! — Она села на кровати. — И все же я люблю его. — Тут она опять шлепнулась плашмя. — И все же я уничтожена. О горе мне!

— Ты действительно только что употребила фразу «О горе мне»? Я просто зашла проверить, как тут… гм… те носки.

Но мисс Хисселпенни было не отвлечь от ее грандиозных проблем. Она не заметила ни извлечения портфеля, ни уж тем более воинственного выражения лица подруги.

— Он сказал, что будет любить меня вечно.

Леди Маккон перебирала лежащие в портфеле стопки бумаг и свитки пергамента, ища свой маджахский патент. Куда же запропастился этот треклятый документ?

— Он сказал, что я — его настоящая, единственная и неповторимая любовь.

Леди Маккон пробормотала в ответ нечто ни к чему не обязывающее. А что еще можно сказать на такую ахинею?

Мисс Хисселпенни, не смущаясь отсутствием реакции, продолжила оплакивать свою злосчастную судьбу:

— И я люблю его. Я поистине люблю его. Ты никогда не сможешь понять такой любви, Алексия. Такой истиной любви, как наша. Брак по расчету, конечно, хорошее и правильное дело, но это… Это настоящее.

Леди Маккон, изображая изумление, опустила голову.

— По-твоему, я вышла замуж по расчету?

Никак не отреагировав на ее слова, Айви продолжила:

— Но мы не можем пожениться.

Алексия, не прекращая поисков, пробормотала:

— Гм, не можете, понимаю.

Услышав такое, мисс Хисселпенни снова села и пронзила подругу сердитым взглядом:

— Ну в самом деле, Алексия, от тебя совсем никакого толка.

Тут леди Маккон вспомнила, что перепрятала в парасоль самые важные документы сразу после того, как ее вещи перерыли в первый раз, со щелчком закрыла портфель, заперла его на ключ и сунула обратно в стопку шляпных коробок мисс Хисселпенни.

— Айви, сердечко мое, я страшно сочувствую твоему положению. Честное слово, искренне и от души. Но ты должна меня извинить. Обстоятельства требуют, чтобы я как можно скорее разобралась с тем, что происходит внизу.

Мисс Хисселпенни плюхнулась обратно на постель и схватились за голову.

— И что за подруга ты после этого, Алексия Маккон? Я лежу тут, несчастная, преисполненная страданий, сегодня худший вечер за всю мою жизнь, ты понимаешь это? Но тебя заботят исключительно счастливые мужнины носки! — Тут она перевернулась на живот и зарылась головой в подушку.