В нём не учтены потери от снижения национального дохода из-за прекращения или сокращения работы. В нём нет стоимости конфискованных оккупантами предметов продовольствия и снабжения, нет военных расходов, нет потерь от замедления темпов общего хозяйственного развития страны и пр., пр., пр.
И тем не менее, чем больше раз перечитываешь этот список, вдумываешься в то, что стоит за этими бесстрастными строчками и числами со многими нулями, тем больше осознаёшь масштаб бедствий.
Это невозможно увидеть всё сразу или представить, закрыв глаза. Это выражается только цифрами, которыми исписаны страницы документов.
За 1941–1945 гг. было полностью или частично уничтожено и разграблено:
— 32 000 промышленных предприятия;
— 98 000 колхозов;
— 1876 совхозов;
— 2890 машино-тракторных станций;
— 216 700 магазинов, столовых, ресторанов и других торговых предприятий;
— 4100 железнодорожных станций;
— 36 000 предприятий связи;
— 6000 больниц;
— 33 000 поликлиник, диспансеров и амбулаторий;
— 976 санаториев;
— 656 домов отдыха;
— 82 000 начальных и средних школ;
— 1520 средних специальных учебных заведений;
— 334 вуза;
— 427 музеев;
— 43 000 библиотек;
— 167 театров.
Разрушено, уничтожено и похищено:
— 175 000 металлорежущих станков;
— 34 000 молотов и прессов;
— 2700 вырубовых машин;
— 15 000 отбойных молотков;
— 5 млн. кВт мощностей электростанций;
— 62 доменные печи;
— 213 мартеновских печей;
— 45 000 ткацких станков;
— 3 млн. прядильных веретён.
В сельском хозяйстве было разграблено или уничтожено:
— 7 млн. лошадей;
— 17 млн. голов крупного рогатого скота;
— 20 млн. свиней;
— 27 млн. овец и коз;
— 116 млн. голов домашней птицы;
— 137 000 тракторов;
— 49 000 комбайнов;
— 46 000 тракторных сеялок;
— 35 000 молотилок;
— 285 000 животноводческих построек;
— 505 000 га плодородных насаждений;
— 153 000 га виноградников.
На транспорте разрушено, уничтожено, повреждено и угнано:
— 65 000 км железнодорожных путей;
— 13 000 железнодорожных мостов;
— 15 800 паровозов и мотовозов;
— 428 000 вагонов;
— 1400 судов морского транспорта;
— 4280 пассажирских, грузовых и буксирных пароходов речного транспорта и судов вспомогательного флота;
— 4029 несамоходных судов.
Разрушено и сожжено:
— 1710 городов и посёлков городского типа;
— свыше 70 000 сёл и деревень;
— 66,2 млн. кв. м жилой площади;
— из 12 млн. домов в сельской местности уничтожено 3,5 млн.
Кроме того, огромные запасы товаров, сельскохозяйственных продуктов, полуфабрикатов, сырья, топлива, материалов, готовой продукции и прочих материальных ценностей.
Человеческий разум не в состоянии охватить и осознать такие количества.
Как представить ТРИНАДЦАТЬ ТЫСЯЧ подорванных одних только железнодорожных мостов? Мы хорошо знаем, как выглядит один искорёженный мост: с разбитыми фермами опор, скрученными рельсами, рухнувшими в воду пролётами. Можно даже представить два или три таких моста, если они находятся на расстоянии прямой видимости. Но 13 000?!
Или СОРОК ВОСЕМЬ ТЫСЯЧ разорённых библиотек?
Или СЕМЬДЕСЯТ ТЫСЯЧ сожжённых деревень?
Или ВОСЕМЬДЕСЯТ ДВЕ ТЫСЯЧИ разрушенных школ?
Или «хотя бы» 8000 судов речного транспорта? Когда успели столько построить!
Напомню, что это только в масштабах западных районов Советского Союза.
Но война-то была МИРОВАЯ!
А ещё война развешивает свои ценники на людях. Прикидывает, вычисляет, подсчитывает, постукивая костяшками жизни и смерти на своих исполинских счётах.
Зачастую один человек жертвует собой ради спасения подразделения, но бывает, когда посылается на смерть целое подразделение, ради спасения одного человека.
Те, на ком лежит ответственность за человеческие жизни, на войне обречены оценивать сложившуюся ситуацию и делать страшный выбор.
В Библии, в Книге Бытия, есть момент, где Авраам просит у Господа за Содом: «Может быть, есть в этом городе пятьдесят праведников? Неужели Ты погубишь и не пощадишь места сего ради пятидесяти праведников в нём? (…) Господь сказал: если Я найду в городе Содоме пятьдесят праведников, то Я ради них пощажу всё место сие. (…) Может быть, до пятидесяти праведников не достанет пяти, неужели за недостатком пяти Ты истребишь весь город? Он сказал: не истреблю, если найду там сорок пять. Авраам продолжал говорить с Ним, и сказал: может быть, найдётся там сорок. Он сказал: не сделаю того и ради сорока. И сказал Авраам: да не прогневается Владыка, что я буду говорить: может быть, найдётся там тридцать? Он сказал: не сделаю, если найдётся там тридцать».
Дальнейший разговор Авраама с Господом, чем-то напоминающий длинную походную песню «Солдатушки, бравы ребятушки», свёлся к десяти праведникам, ради которых город можно было бы пощадить. Однако, в Содоме нашёлся лишь один ценный человек — Лот, а ради него одного «операцию», разумеется, отменять не стали. Два ангела просто-напросто силой эвакуировали его с семьёй в самый последний момент перед ударом.
В обращении германского командования к солдатам в 1941 году предписывалось: «Помни, для величия и победы Германии, для твоей личной славы, ты должен убить ровно сто русских. Это справедливейшее соотношение — один немец равен ста русским…»
И эту задачу многие старались выполнить. И перевыполнить, если судить по дневнику унтер-офицера Генриха Тивеля из Кёльна: «Я поставил себе цель — истребить за эту войну 250 русских, евреев, украинцев — всех без разбора. Если каждый солдат убьёт столько же, мы истребим Россию в один месяц, всё достанется нам, немцам».
Я не знаю, чем руководствовался унтер-офицер Тивель, определяя каждому солдату именно 250 жертв. Наверное, что-то вычислял, считал столбиком в своём дневнике, сравнивал. Брал за основу доступную ему информацию о численности групп армий «Север», «Центр» и «Юг». Возможно, высчитал моряков, танкистов, лётчиков и артиллеристов, уничтожающих материальные объекты. Отбрасывал тыловые части обеспечения. Не учитывал средний и высший офицерский состав, который должен командовать, а не «марать руки». Делал поправку на потери вермахта в боях. И в результате получал 680 000 вполне дееспособных рядовых. Если их умножить на 250 загубленных душ, то это будет равно 170 млн. — как раз население Советского Союза.
Эти жуткие подсчёты относились к врагам. Но, бывало, так же считали и своих.
Всему миру стал известен жестокий приём маршала Жукова, который посылал пехоту в атаку через минные поля.
Казалось бы, для солдата нет никакой разницы, как погибнуть: от угодившего снаряда или от разорвавшейся под ногами мины. Но как преодолеть психологический барьер, заботливо воздвигнутый инстинктом самосохранения? Как заставить себя бежать вперёд, когда всё человеческое естество кричит, вопит, требует остановиться, замереть, не делать больше ни одного шага? Снаряд он где-то там, прилетит или не прилетит — неизвестно. А мины — они точно здесь. Перед тобой. Повсюду.
Что чувствует человек, когда со стороны командования видит такое отношение к себе?
Скрупулёзными, пугающе холодными выглядят расчёты Наполеона, в которых в логическую систему сведены жизни солдат, расстояния позиции и деньги бюджета.
«Конная артиллерия является дополнением кавалерии. 20 000 всадников и 120 орудий лёгкой конной артиллерии равняются 60 000 человек пехоты, имеющей 120 орудий. Трудно определить, кто из них имел бы превосходство в странах с обширными равнинами, как Египет, Польша и т. д. Две тысячи кавалерии с 12 орудиями конной артиллерии равняются, следовательно, 6000 человек пехоты с 12 орудиями. В линейном боевом порядке дивизия занимает участок в 500 туазов. Двенадцать пехотинцев или четыре всадника приходятся на один туаз. Пушечный выстрел, поражающий всё, что находится в одном кубическом туазе, убил бы, следовательно, 12 пехотинцев или четырёх кавалеристов с четырьмя лошадьми. Потеря в 12 пехотинцев является гораздо более значительной, чем потеря четырёх кавалеристов и четырёх лошадей, потому что потеря восьми пехотинцев больше, чем потеря только четырёх лошадей. Снаряжение и вооружение четырёх кавалеристов и четырёх лошадей не равны снаряжению и вооружению 12 пехотинцев. Таким образом, даже с финансовой точки зрения потеря пехоты обходится дороже, чем потеря кавалерии».