В десятом классе он перечитал много книг. Особенно увлекся историей первобытного общества – очень уж интересными показались ему труды профессора Равдоникаса…

Когда стояловские мальчишки рассказали, что весной после половодья видели на берегу речушки Малявки «огромадную» кость, не смог Игорь удержаться от соблазна еще раз испробовать свое счастье.

К середине лета Малявка почти пересохла: в зеленом коридоре из ивняка спокойно тек ручей в два шага шириной. Кое-где виднелись омуты, заросшие осокой. Одна кость исчезнувшего гигантского животного попасть сюда не могла. Мамонт или носорог провалился в яму, его засыпало сверху. По мнению Игоря, здесь можно было разыскать остатки скелета. А это же небывалый случай – скелет мамонта в центре европейской части России!

Мальчишки показали место. Игорь сбросил рубашку и брюки, взялся за лопату. Поглазев на него, ребята нашли себе занятие поинтересней: принялись строить запруду. А он, делая небольшие перерывы, копал до тех пор, пока не услышал над головой насмешливый голос:

– Эй, крот! Пуп земли еще далеко?

Сверху свалился на него Сашка, румяный, толстощекий, веселый. Следом Виктор. Наступая с двух сторон, толкали плечами.

– Как гостей встречаешь?

– Оркестра почему нет?

– Не ждал, братцы, – отбивался Игорь. – Помилуйте. Замолю грех!

– Ты чего ищешь тут? Клад, что ли?

– Мамонта.

– Да ну! – удивился Фокин. – Он же дохлый, зачем тебе?

– Суп варить!

– Небось задубел – не разваришь!

– Ладно, Игорек, обождет наука, – сказал Виктор. – Мойся да пойдем отсюда.

На Дьяконском – белая безрукавка, новые ботинки. Сашка в рубашке-косоворотке под кавказским наборным ремнем. На ногах – хромовые сапожки.

– Чего разрядились? Праздник сегодня? – спросил Игорь, умываясь в ручье.

– Суббота. В деревне вечерка будет, нам все известно.

– Ну, ладно, – усмехнулся Игорь. – Я еще понимаю Виктора, а ты-то, Саша, на что рассчитываешь?

– Я? – Фокин омочил водой волосы, достал из кармана зеркальце, подмигнул сам себе. – Я уже такую красавицу присмотрел – эх! Спляшешь – каблуки на бок. Ты, волк лесной, девчата на тебя жалуются. Парней мало, а этот, городской, нос, дескать, воротит. А ты знаешь, как Витька сюда шел? Скорость – тридцать километров в час. И притом пел. Ты же знаешь, какой у него голос. А я – музыкант! – его слушал!

В лесочке выбрали место, где гуще тень, прилегли среди резных листьев папоротника. Сырой и прелый держался здесь воздух.

– Какие у вас новости, в большом свете? – спросил Игорь.

– Темный ты человек, – засмеялся Фокин. – Мамонтов из земли выковыриваешь, а сам ми черта не знаешь. Объясни ему, Витька.

– Литва, Латвия и Эстония вошли в Союз Советских Республик.

– Как? – приподнялся Игорь.

– А так! По желанию народа. Их правительства обратились с просьбой в Верховный Совет.

– Шутишь?

– А похоже?

– Не-е-ет! – Игорь смотрел в глаза Виктора. – Но ведь это же здорово, а? Что они – игрушечные государства. Кто хочет, тот и сшамает. А теперь – тронь попробуй! И раньше одной страной жили. Свои ведь люди-то.

– Важно еще, что граница на запад передвинулась. К самой Восточной Пруссии. В случае войны – знаешь…

– Ну, спасибо за новость, братцы! По такому случаю закурить дайте, что ли!

– А маме не пожалуешься? – съехидничал Сашка. – Младенца портим.

Игорь прикурил неумело, папироса тлела с одного бока.

– И вообще должен тебе заметить: наше время – рай для историков, – сказал Дьяконский. – Что ни день, то событие мирового масштаба.

– Слушайте, ребята, я с тоски умру, – взмолился Фокин. – Как где два человека сойдутся – о политике языки чешут.

– Саша, у тебя сказывается недостаток образования, – холодно заметил Виктор.

– А у тебя избыток. Ты и на гулянке об этом говорить будешь?

– Не знаю. Ни разу не был, не представляю. Что там делать, о чем говорить? А сходить все-таки надо, – вслух размышлял Виктор. Голос его звучал мягко и был очень похож на голос Ольги…

На площадке за околицей, где обычно устраивались вечерки, собрались ребята и девушки. Парией было немного, все зеленая молодежь, лет по шестнадцати-семнадцати. Кто постарше – служили в армии или разъехались по городам.

Ребята сбились в кучу возле четверых, резавшихся в карты. Многие были босиком. Присутствие хорошо одетых горожан, куривших папиросы, смущало их. Они держались отчужденно. С явным любопытством разглядывали Дьяконского: кто-то уже пустил слух, что он сын расстрелянного генерала. Виктор чувствовал себя неловко.

Один Сашка был, как рыба в воде. Уселся на бревно между двумя курносыми толстушками, лущил семечки и натаптывал что-то своей соседке.

Дьяконский нет-нет да и повернется назад, посмотрит, не идет ли Василиса. А она появилась совсем с другой стороны, от пасеки. Шла, обнявшись с подругой.

– Здравствуй, – радостно улыбнулся Виктор.

Девушка прошла мимо, ничего не оказала, только головой кивнула в ответ. Щеки у нее пунцовые, то ли от смущения, то ли от быстрой ходьбы. Остановилась в стороне.

– Что это она? Сердится? – шепотом спросил Виктор.

– Порядок такой. До танцев парни и девушки врозь.

На Василисе – черная широкая юбка в крупную складку. Полотняная кофточка, вышитая красными крестиками по вороту и на рукавах, велика ей и немного пузырится на плечах. Платок надвинут по-бабьи, низко. Под белыми кончиками платка горят на шее мелкие ягодки бус.

– Витька, чего мы тут торчим, – сказал Игорь. – Пойдем в карты резанемся. А то домой двину.

– Погоди, погоди… А я как же?

– Ты с Сашкой.

– Он уже невменяем, не видишь разве…

Минут через десять пришел, наконец, гармонист, маленький паренек с очень серьезным лицом, в огромной зеленой фуражке. Вместе с гармонистом – четверо ребят из Дубков. Выделялся среди них самый старший, широкий в плечах и, видимо, сильный парень в хорошем синем пиджаке. Военные галифе заправлены в сапоги. На голове – густая копна рыжих, почти красных волос, чуб навис над глазами, мешает смотреть. Крупные медные веснушки запятнали лицо.

Проходя мимо Виктора и Игоря, парень усмехнулся, тряхнул волосами.

– Наше вам с кисточкой!

Уверенно, вразвалку двинулся дальше. Глядя в его широкую спину, Игорь пояснил:

– Это Лешка Карасев, тракторист. Рыжим его зовут. Восемь девок, один я – первый парень в округе.

Между тем Карасев одарил конфетами девчат, перед парнями щелкнул портсигаром. Ребята потянулись за папиросами.

– Чегой-то скушно, девушки? – Голос у тракториста громкий, хозяйский. – Али вы тут без музыки приуныли? Дай-ка мне, Митя!

Взял гармонь, пальцы ловко прошлись по ладам. Парни побросали карты, девчата потянулись поближе.

– Эх! – гахнул Лешка и заиграл веселую плясовую.

Маленький Митя будто ждал этого. Сдвинул назад козырьком фуражку, пошел вприсядку, высоко вскидывая колени. А лицо такое серьезное, будто делал важное дело.

Сашка Фомин чертом выскочил в круг, оттеснил паренька. Митя стушевался, отошел с площадки. Гармошка смолкла.

– Ну, чего там? – повернул Сашка взлохмаченную голову.

– Погодь, – угрюмо сказал Карасев. – Ты чего, дубковских переплясать хочешь?

– А сколько вас на фунт сушеных дают?

Лешка Карасев не ответил, небрежно бросил на руки девушке пиджак, отдал гармонь Мите, пригладил ладонями огненные кудри. Пошел медленно, расставив руки, будто шире раздвигая круг. Фомин, заложив руки за шею, откинувшись назад корпусом, отбивал чечетку на месте. По лицу видно было – встревожен. Поймав его взгляд, Игорь улыбнулся ободряюще: держись, дескать, мы рядом.

Музыка ускорилась так, что идти было уже невозможно. Карасев пустился вприсядку. Сашка хитрил, берег силы, все еще отбивал чечетку, хлопая ладонями по голенищам сапог.

– Жги, Митя!

Гармонист так рванул меха, будто хотел надвое разорвать гармошку. Перед глазами мелькали то лицо Сашки, то чуб тракториста. Гулко били о землю подошвы сапог.