Готовил брат неплохо. По-мужски, но с понятием. Голодным, если вдруг ничего готового не было, не оставался. Придумает что-нибудь, сварганит из того, что дома имеется, и никаких проблем в том не видел. И посуду потом помоет. И постель приберет. Его никакая работа по дому совершенно не тяготила. Я же наблюдала все это, когда он получил однокомнатную квартиру от ЦСКА на улице Свободы в Тушине. Так, чтобы я нагрянула, а у него кавардак кругом, – ни разочка подобного не было.

В гостях у друга детства Сергея Сугробова. Заводской пионерлагерь «Лесные поляны» под Звенигородом

На снимке такой большой агрегат – это радиола. Вручили Валере как приз лучшему игроку. То ли матча какого-то, то ли турнира.

А рядом магнитофон. Брат музыку очень любил. Можно сказать, увлекался музыкой.

Брат в свободную минутку брал гитару в руки и играл. Игра – может, это громко сказано, но аккорды брал. «Ассортимент», понятно, небольшим был. Зато удовольствие получал.

Краса и гордость хоккейного подразделения Центрального спортивного клуба армии Валерий Харламов был всегда желанным гостем в воинских частях

Любил «Битлз». Любил испанские мелодии. Очень любил наши песни: «От зари до зари», «Листья желтые». Романсы любил очень, когда Иосиф Кобзон исполнял. У брата хорошая аппаратура имелась. Фирменная. Привозная, конечно. Диски собирал, коллекция была довольно-таки приличная. Отовсюду из-за границы кассеты с популярной и зачастую полузапрещенной музыкой привозил. Мама накануне отъезда в Испанию всегда спрашивала его: «Что привезти тебе музыкального? Принимаю любые заказы для сына».

Высоцкий! Ну, это особая история.

Это, скорее всего, открытка из Ялты или Алушты. Предпочитал отдыхать в Крыму. А вот в Сочи не ездил в отпуск.

Красив как Аполлон! Крым. Алушта. 1974 год

Обслужить «самого Харламова» – это же воспоминание на всю жизнь!

Спортивная база ЦСКА в Архангельском: соленый пот не для господ…

Насчет коньков звучит, конечно, странновато. Объясняю. Отец ему всегда готовил коньки. И в звездную его пору тоже. До последнего ювелирную обточку делал для сына.

Отец. Я даже Женьке Мишакову, уж на что тот мастером по конечкам, по экипировке считался, точил. Потому как он сам обращался: «Дядя Боря, подсоби – лучше тебя никто не сделает!»

Сестра. Так, так. Цена открытки 5 копеек. А вот другое письмецо. Штамп почтового отделения, обратный адрес – Кудепста. Ну, значит, это брат в июле отправил, с летнего сбора ЦСКА.

Отец. Ох, и нагружал их там Тарасов, гонял с утра до вечера.

Сестра. После первого сбора в Кудепсте мы Валерку нашего и не узнали сразу – накачанный вернулся, мускулы по всему телу. Прямо Геракл какой-то!

Отец. Архангельское было для армейцев вторым домом. Сборы, сборы, сборы.

На предсезонке сын больше там жил, чем у нас на Угловом переулке. А уж когда в семьдесят седьмом Тихонов Локтева сменил, загородная база стала для игроков местом постоянной прописки – смело могли указывать ее адрес в каких-нибудь документах, анкетах.

Сын по-своему любил Архангельское. Красота там, конечно, исключительная! Какой парк необыкновенный! Усадьба графа то ли Шереметева, то ли Юсупова. Москва-река рядом – руку протяни. Кормили на цеэсковской базе до отвала и по-домашнему. Бильярдная. Банька. Чистота. Уют.

Но ребятки все норовили с базы сорваться. «В самоволку».

…Как-то отдыхал я по заводской путевке под Звенигородом. Гуляю себе на свежем воздухе и вдруг – ба, Валерка приехал! Да не один. Они с Анисиным Славкой дружили, вот и сорвались с базы – там на машине совсем недалеко было. Спрашиваю их: дескать, не проштрафитесь, часом? А ребята только рукой махнули с бравой такой улыбочкой: отец, не нервничай – все путем будет. Ну и отдохнули на вольном воздухе…

Был ли Валерка суеверным? Да не особо… Вот у мамы нашей примет всяческих было хоть отбавляй. Вот такая, скажем, запомнилась. После того как Валера отправлялся куда-нибудь на выезд, не мыла пол в квартире, пока сын не позвонит и не доложит, что все в порядке.

Ах да, была у сына примета – на лед всегда выходил последним. Всегда. А, вот еще что было – коньки начинал шнуровать с левого ботинка. Всегда с левого. А так больше вроде и не было.

Все, буквально все – и в Союзе, и за рубежом – с ума сходили от харламовской обводки, от его фирменных финтов и приемов. Только два человека знали, откуда это все взялось.

Встреча с любителями хоккея: ни один вопрос не мог застать Валерия врасплох

Он да я. Сын да отец. А все начиналось с дворового каточка у нашего дома на Ленинградском проспекте и со стадиона «Пищевик», что в трех кварталах от «Динамо», куда я брал малого на свои игры в бенди по Москве, оставляя его на пару часов на свободном льду.

Бывали у нас с сыном разборы матчей. Наши междусобойчики: если на что укажу (мол, сынок, в том эпизоде мог сыграть и поострее, а в другом должен был пожестче с защитником обойтись…) – он не раздражался и не перечил. Скажу, что прислушивался даже после того, как все мировые титулы завоевал. С дворовой площадки это у нас принято было, с цеэсковской школы. Но не припомню ни разу, чтобы сын дал повод упрекнуть себя в выпендреже, в заносчивости; уж чего-чего, а звездной болезни совсем не было у него.

Сестра. Где-то в своей книге Тарасов так отозвался о брате: «Харламов – человек, который не знал своего величия». Тарасов есть Тарасов! Очень тонко подметил Анатолий Владимирович эту черту характера хоккейной звезды. Однажды вырвался Валера со сбора в Архангельском и заехал к нам на Угловой переулок, а в тот вечер у соседки, с которой мы дружили, день рождения был. Так он как узнал – рухнул перед женщиной на колени и поцеловал руку. Какая же это звезда – рыцарь настоящий!

Валера был крещеный. Мы оба были крещеными. Крестили нас в церкви на Соколе. Всехсвятская церковь. Бабушка наша была глубоко верующая. Соблюдала все посты и все праздники, выстаивала, случалось, длиннющие очереди в церковь, только чтобы помолиться. В религиозном духе нас с Валерой не воспитывали, росли как все советские дети, свято верившие в светлое будущее родины.

А в Бильбао я, кстати, в отличие от брата, и молилась, и с бабушкой по воскресеньям на службу всегда ходила.

У Валеры был друг – армянский священник. Жили по соседству в доме на проспекте Мира. Тот имел высокий сан, архимандрит, кажется; представителем армянской церкви в Москве был. Дружбу с этой семьей сохранили и поныне.