— Но это тогда будет как в Румынии.

— Наверное соседи что-то придумали у себя среди вечных снегов и медведей. И хорошо, что мы с ними подружились. Нам еда, корабли и добровольцы. И такие крутые парни, кто поможет мне дожить до увольнения в запас… Ну и когда зомби едят томми, я только рад. Совершенно не возражаю.

Когда вдалеке показались крытые хворостом крыши, у дороги разведчики увидели фантастическую картину. Под драным зонтиком, прикрываясь от солнца, медленно шел штурмовик в сопровождении семи гиен. Звери выстроились в подобие охранного ордера — самая крупная самка у правой ноги, парочка поменьше спереди и сзади, остальные россыпью вокруг, походя проверяя каждую дырку в земле. Увидев, что броневик останавливается, солдат потрепал гиену по загривку и с легкой ухмылкой посмотрел на ошарашенного Гюнтера.

— Комрад, откуда такие милые собачки?

— Некромант выдал. С их старшими договорился, теперь у нас свое охранение по всей округе. Меня Шольц отправил проверить, что ближе к горам происходит.

— Там — полный кошмар. Мы далеко не залезали, но вокруг куски тел и дохлые негры. Кстати, кто-то из томми умудрился выжить, отсиделись на отвесных скалах. Как они туда запрыгнули — я не знаю, наверное от страха. Обещали прийти и сдаться в плен. Потому что боятся, что следующей ночью их доедят.

— Правильно боятся, — хохотнул “погонщик” гиен. — Ладно, я прогуляюсь еще вон туда, посмотрю, что за барханами, и назад. Когда мне отдали приказ, слышал, что вся рота перебирается в деревню. Там нашли гору еды, есть нормальная вода и перед смертью идиоты успели отремонтировать несколько лачуг. Не придется мерзнуть на песке… Да, и обед уже готовят.

— Понял… Клос, ты слышал? Обед! Поехали, надо успеть до того, как сюда приползут пленные. Опять начнется суматоха, пожрать нормально не успеем.

Когда броневик набрал скорость, Гюнтер с печалью посмотрел на прорехи в мундире, потом глотнул еще теплой воды и закончил прерванный разговор:

— Слышал? Парень и гиен к делу приспособил, не только зомби. Думаю, я точно дослужу остаток контракта без серьезных проблем. Очень на это надеюсь.

Ближе к вечеру смешанная рота полностью обустроилась в Эль-Увайнате. Разместили в двух рядом стоящих больших лачугах раненых. Натаскали воды, кучу тряпок, которые можно пустить на бинты. Выделили четырех крепких парней в помощь бледной и уставшей Сашеньке в качестве санитаров. Девушку накормили, напоили и дали возможность отдохнуть. Те, кто был совсем плох, уже умерли. Выжили немногие, с кем Найсакина поделилась собственными силами.

Пушки собрали в два ударных кулака на южном и северном участке, туда же перетащили остатки снарядов. На серьезный бой не хватит, исключительно из чувства самоуспокоения. Зато картечниц с боеприпасами хватало с головой — понавтыкали на всех опасных направлениях. И винтовки пришлось по-большей части сменить. Для “маузеров” патронов совсем мало, но с захваченных запасов можно британскими винтовками вооружить еще три-четыре роты. Патронов же — хоть целиком рюкзак забей.

Люди, готовившиеся умирать, смотрели на заходящее солнце, неестественно громко смеялись и начинали заново радоваться жизни. Еда. Вода. Хоть какая-то крыша над головой. И никто тебя не пытается уничтожить. Изредка проходившему мимо по делам гауптману честь отдавали с удовольствием: наш командир опять сумел вытащить всех из лап смерти. Да, многих похороним в песках, но мы не сдались. Макарову же при случае пытались пожать руку. Из германских штурмовиков каждый знал, кто именно смог разрушить чары дикарей и направил атаку зомби обратно на колдунов. Русские к популярности молодого парня относились куда спокойнее, довольно ухмыляясь в усы: знай наших. Молоко на губах недавно обсохло, а вон уже какой молодец! И стрелок отменный, и с любой заразой один на один выйдет побороться.

Макаров как раз заканчивал помогать повару раздавать кашу к ужину, как его нашел вестовой:

— Сергий, тебя его благородие кличет. В лазарете, в себя пришел.

— Сейчас буду.

Капитан Седецкий выглядел неважно. Лицо осунулось, потрескавшиеся губы и хриплое дыхание. Не сказать, что умрет сегодня-завтра, но бравому вояке долго еще не получится водить в атаку солдатушек-ребятушек.

— Вашбродь, звали?

— Присядь, Макаров…

Заглянувшая в хижину Сашенька строго посмотрела на больного и попросила:

— Пять минут, не больше. Эрасту Юлиановичу покой нужен.

Подождав, когда девушку выйдет на улицу, капитан просипел:

— Говорят, ты людей спас ночью, когда дикари в атаку пошли.

— Герасим Тверской помог и капеллан ротный. Подсказали, как можно подобраться поближе к чужим шаманам и козни их поломать. Мертвецы взбесились, стали черных рвать. Потом на британцев перебросились. К утру все сдохли. Мы остатками сил Эль-Увайнат заняли. Завтра надо будет хотя бы один грузовик до ума довести и весточку в Марзук послать. Главные силы мы отбили, но мало кого еще принесет. А нас тут — горстка.

— Понял… Что господин гауптман говорит?

— Радуется. Живы остались, вас вон удалось с поля боя вынести. Так что не должны его сильно ругать. Скорее, наоборот, наградят за доблесть.

Помолчав, Седецкий поправил тонкое одеяло и вздохнул:

— Стыдно мне, Макаров. Я тебя плохим солдатом считал, а оно вон как обернулось. Народ порасспрашивал, да и сам хоть как в тумане был, а помню, кто меня на себе волок. Не держи зла, рядовой. Как поправлюсь, обязательно на тебя бумаги оформлю, на “георгия”. Ты его точно заслужил.

— Вашбродь, вы бы тогда на всех служивых, кто выкарабкался, что-нибудь написали. Я-то что, больше подай-принеси бегал туда-сюда. А пластуны те же или кто из роты выжил — они ведь жизни не жалели, рубились без продыху. В рукопашную до песчаной бури несколько раз сходились. Немцы вообще их за богатырей считают. Рады, что такие добровольцы с ними вместе воюют.

— Напишу, да…

Взяв глиняную чашку, парень помог раненому напиться и попрощался:

— Я пойду, господин капитан. Надо будет народ покормить, на кухне помогаю. Вы — отдыхайте. Теперь все нормально будет. Супостату рога обломали, место хорошее заняли с водой и крышей над головой. Так что все наладится.

Когда Сергий вышел на улицу, там стояла Сашенька, задумчиво накручивая на палец локон.

— Скажите, Макаров, а зачем вы говорите, будто неграмотный крестьянин? Вы же образованный человек.

— Я? У меня и трех классов церковно-приходской нет, барышня. Самоучка. В тот же университет не возьмут… Могу я вас попросить?

— Слушаю, — Сашенька заметно напряглась. Пусть за все прошедшие дни ее авторитет в роте поднялся на недосягаемую высоту, но она все еще ощущала себя девочкой, по недоразумению попавшей на войну. Где кровь, где умирают у тебя на руках, а ты ничего не можешь с этим поделать.

— Вы скажите, если что нужно, чтобы силы восстановить. Вы же — одаренная, вы сможете господина Седецкого обиходить. Если он умрет, всех служивых замордуют. Чтобы командира и не уберегли? За такое по головке не погладят. Это меня в песке прикопают, никто не поплачет. А с его благородием надо аккуратнее. Если это возможно, конечно.

— С ним все будет хорошо. Пули навылет прошли. Раны тяжелые, но я кровотечение остановила, дренажи поставила, перевязки с мазями регулярно. Перевозить его нежелательно, но сейчас стабилен и на поправку пойдет потихоньку.

— Вот и замечательно. Насчет отправки в госпиталь, так подождем. Здесь нам вряд ли кто сейчас угрожать будет. А потом уже на грузовике и поедет домой.

Девушка несмело улыбнулась, потом посмотрела за спину Макарову и зажала ладошкой рот, давя крик. Обернувшись, Сергий увидел гиену, которая бодро трусила в его сторону.

— Не пугайтесь, это свои. Кнопка бежит, вести тащит.

— Кно… Кнопка?

— Ага. Самая непоседливая. Мы смогли несколько гиен приманить, теперь у нас вместо собак. В песках им голодно, мы же подкормить можем… Прошу прощения, меня ждут.