- Понятно, - кивнула Маргарита-сан. – А почему взяли твоего прадедушку? Я и сама знаю, что в камикадзэ брали только бессемейных, а у него и семья, и дети…

- Он был очень уважаемым человеком и имел авторитет. К тому же, всех детей он на ноги поставить успел. Правда, ему все равно хотели отказать, но дедушка рассказывал мне, что прадедушка настоял на своем. Он знал один секрет и грозился предать его огласке. Командованию пришлось сделать исключение.

- Вот как? Что же за секрет?

- Вам это покажется ужасным, - предупредила Киоко, - но как желаете. Был такой случай, когда один летчик очень долго и упорно добивался перевода в камикадзэ, но ему отказывали из-за жены и двоих детей. Тогда его жена, видя отчаяние мужа, умертвила своих детей и себя. И его взяли в камикадзэ, потому что семьи у него уже не было. А случай засекретили до конца войны, ведь нашлось бы немало желающих пойти тем же путем…

- И правда ужасно, - согласилась Маргарита-сан. – Я всегда очень уважала камикадзэ. Самопожертвование характерно и для моего народа, в той же второй мировой войне, но у нас это носит импульсивный характер, когда остался один с гранатой против танка, или когда самолет загорелся… Но вот так осознанно, с холодным трезвым расчетом… Я помню одно письмо, написанное камикадзэ за день до вылета своим родителям – просто потрясает. Неудивительно, что американцы кормили своих моряков байками о самолетах без шасси, запертых снаружи кабинах и отобранных у летчиков парашютах…

- Поначалу они говорили о том, что летчики в кабинах идущих на таран самолетов уже были убиты, - поправила Киоко, - а когда «мертвых» пилотов стало слишком много для версии случайного столкновения – тогда уже появились страшилки про несчастных, у которых отбирали парашюты и запирали в кабинах. Потому что правда о летчиках, которые оставляли свои парашюты сами, за ненадобностью, была для них еще страшнее и непостижимее. Они не могли понять, почему, когда перед ста курсантами летной школы зачитали приказ о наборе добровольцев в камикадзэ, вверх поднялось ровно сто рук.

Они немного помолчали, словно отдавая дань уважения людям, осознанно ушедшим на верную смерть за свою родину, потом Маргарита-сан спросила:

- А шестеро Хираяма – они ведь не были летчиками?

- Нет, конечно. Но на завершающем этапе войны в камикадзэ брали всех, потому что летчиков уже не хватало. Точнее, набирали не-летчиков по числу имеющихся самолетов, выбирая самых подходящих, потому что именно желающих всегда было в три раза больше, чем самолетов. Прадедушка и его сыновья подошли, так как пилоту важна реакция, а они, как последователи боевого искусства, ее выработали.

- Однако такие неподготовленные летчики зачастую все равно погибали, ничего не добившись. Печальная история…

- Вовсе нет, - возразила Киоко. – Конечно, новичков учили только взлетать и пикировать на цель, ни о каком пилотаже не шло и речи, и большинство их сбивали еще на подлете. Но в группах новичков прятались камикадзэ-асы, опытные пилоты, и когда они прорывались сквозь зенитные и истребительные заслоны, то поражали свои цели. Прадедушка знал об этом. Погибнуть, давая возможность нанести удар тому, кто способен его нанести – не бессмысленно.

- И… как сложились судьбы твоего прадедушки и его сыновей?

- Шестого апреля тысяча девятьсот сорок пятого года большая группа камикадзе атаковала американские эсминцы «Буш» и «Кольхаун». Оба получили по три попадания и были потоплены. В той атакующей группе были и шестеро Хираяма. Никто из них не вернулся, а очевидцы не смогли сказать, кто именно поразил цели, а кто был сбит или промахнулся. Да это и не важно: свой долг выполнили все погибшие в равной степени.

Они снова замолчали, и тут послышался вначале звук двигателя скутера, а затем открылась дверь.

- А вот и я! – провозгласил Тео-кун, - причем не только с печеньем! Мам, знакомься: это Юдзи!

Хозяйка дома поспешила принимать нового гостя, а Киоко только незаметно поморщилась: вот кого-кого, а Такехису она не очень рада видеть. Впрочем, приличия ради пришлось обменяться с ним вежливыми приветствиями: свои дрязги – это свои дрязги, они не для чужого дома.

Снова возникла заминка из-за кота: Пусьок-сама Такехисе тоже не обрадовался и категорически не пожелал уступать новому приблуде место, так что Тео-кун приволок из другой комнаты кресло.

- С Пушком воевать – себе дороже выйдет, - прокомментировал он.

Пока наливалась новая порция чая к крекерам, с учетом еще одного гостя, Киоко заметила, что Такехису чуть ли не распирает изнутри, он то и дело бросает на нее хитрые заговорщицкие взгляды, но молчит, не считая «итадакемасу», сказанного вначале.

Пока Маргарита-сан оставалась у стола, разговор шел на совершенно незначительные темы, и это Киоко настораживало не меньше, чем странное поведение Такехисы. Однако стоило ей отойти на кухню, как Такехиса не выдержал.

- Аники, ну скажите уже! – не разжимая челюстей, тихо прошипел он.

- Что сказать? – Киоко заметила, что выдержка начинает подводить и ее.

- В общем, - пожал плечами Тео-кун, - я тут узнал, что состязание не состоялось. Сагара… отказался от этой затеи.

И когда девочка начала вопросительно начала приподнимать брови, Такехису окончательно прорвало.

- Теода-сан его урыл, другими словами, - так же тихо прошипел он, не вынимая изо рта кусок печенья.

Киоко не услышала, а скорее почувствовала пинок, отвешенный Тео-куном «младшему брату» под столом.

- Я молчу, молчу, - отозвался Юдзи, демонстративно хрустя крекером.

- Как?!

Тео-кун украдкой покосился в сторону кухни и, предвосхищая немой вопрос Киоко, прошептал:

- Потом. Не здесь.

- Как сопляка, - снова встрял Такехиса, получил еще раз и захрустел крекером пуще прежнего: - да молчу, молчу я!

Девочка секунду подумала и достала мобильник:

- Прошу прощения, надо домой позвонить.

Отец взял трубку почти сразу.

- Не приехал, - очень коротко ответил он на вопрос, как дела.

При этом Киоко заметила, что облегчения в его голосе почему-то нет.

- Ладно, я потом перезвоню,- стараясь, чтобы голос звучал беззаботно, сказала девочка.

Итак, что бы ни имел в виду Такехиса под словами «урыл» - Сагара, практически победив еще до начала сражения, как того и требует пословица «вначале одержи победу, готовя ее, и только потом, если надо, дерись», внезапно взял и не приехал, или как минимум опаздывает уже на полчаса.

Киоко вопросительно взглянула на Тео-куна, но тот заговорщицки подмигнул и показал два пальца, оттопыренных в виде первой буквы слова «победа»[49].

В разгар чаепития Тео отлучился в свою комнату, включил компьютер и переписал с карты памяти на жесткий диск видеозапись разборок с Сагарой. Вернувшись, он вернул Такехисе карту, и тот сразу же воткнул ее в свой мобильник.

Пару секунд спустя его лицо перекосилось в гримасе крайнего отчаяния:

- Аники! Вы ее удалили!!

- Эм-м-м… Как бы сделка с Сагарой подразумевает, что видео никогда не появится в открытом доступе, и чтобы гарантировать это, я должен быть единственным обладателем. Это вопрос не доверия, а абсолютной гарантии, так что без обид, Юдзи. К тому же, ты и так все видел, зачем тебе видео?

Такехиса молча вздохнул, и его вид стал очень-очень несчастным.

- Ты можешь наконец сказать, что случилось?! – потребовала Киоко, как только мама Тео-куна ушла на кухню.

- Ну-у-у… Мне пришлось шантажировать Сагару. Юдзи снял своим дроном видео, где Сагару сбивает с ног заведомо слабый противник, и…

- Ну нихрена себе «заведомо слабый», - фыркнул Такехиса. – Как по мне, то чел, сбивающий мастеров вроде Сагары с ног с одной подачи – заведомо сильный…

- О небеса, дайте мне сил… Говорю же, там был трюк!

- Погоди… Тео-кун, так кто это сбил Сагару? – вмешалась Киоко.