Она подняла свой парасоль и встала, укоризненно ткнув этим украшенным оборками аксессуаром в сторону октомата.
— Женевьева, я очень надеюсь, что вы никого не убили.
Но если мадам Лефу и сидела внутри своего творения, управляя им, она не обратила на леди Маккон никакого внимания. Ее интересовала одна-единственная цель — графиня Надасди. Гигантское щупальце протянулось через всю комнату и сделало попытку раздавить королеву вампиров. Алексия предпочитала начинать сражение, выпуская что-нибудь в воздух, но мадам Лефу выбрала рукопашный — или щупальцепашный? — бой. Возможно, чтобы не пострадали невинные.
Королева со сверхъестественной скоростью и хитростью уклонилась с пути здоровенной металлической штуковины. Однако она все равно оказалась в надежной ловушке, поскольку другого выхода из этой комнаты не существовало, а половина ее дома лежала в развалинах.
Фелисити испустила очередной крик и совершила самый разумный поступок, возможный в подобных обстоятельствах, а именно потеряла сознание. Все остальные повели себя столь же разумно и не обратили на это никакого внимания.
Лорд Амброуз бросился в атаку. Алексия понятия не имела, что затевает вампир и каким образом намерен осуществлять свой замысел, но у него явно что-то было на уме. Он подпрыгнул невозможно стремительно и высоко, приземлился на крыше октомата и стал пытаться в него проникнуть, явно пытаясь добраться до мозга всей операции.
Леди Маккон сочла, что это довольно неглупый план, однако вампиру не дали его осуществить. Лорд Амброуз очень старался пробить похожий на шлем металлический верх, но мадам Лефу была мастером своего дела. Крышка октомата оказалась практически бесшовной, и попасть в нее снаружи не представлялось возможным даже вампиру. Изобретательница оставила узкие отверстия для обзора, но в них получилось бы разве что заглянуть; пальцы туда не пролезали, а значит, нельзя было, зацепившись за край щели, попытаться отжать верх конструкции.
Взметнувшееся щупальце небрежно смахнуло лорда Амброуза, будто какую-то крошку. Вампир отлетел туда, где раньше стояла стена, отчаянно попытался ухватиться за край пола, не смог этого сделать и исчез из виду — лишь для того, чтобы появиться мгновение спустя. Он возвращался в комнату, перепрыгивая с одного этажа на другой.
На этот раз лорд Амброуз спикировал на основание одного из щупалец и попытался оторвать его. Задействовав всю свою силу, он старался выворотить шарикоподшипники и шкивы, отвечающие за подвижность осьминожьей конечности. Безрезультатно. Мадам Лефу всегда учитывала силу сверхъестественных и соответственно проектировала свои механизмы.
Пока лорд Амброуз таким образом нападал в лоб, несколько самых храбрых трутней тоже атаковали октомат, но чтобы смести их, хватило единственного взмаха свободного щупальца. Остальные добрались до королевы и встали кучкой между ней и механической бестией. Один из вампиров заряжал похожие на селедку боеприпасы в эфиротронную картечницу Гатлинга. Он крутанул рукоятку, и картечница принялась плевать в октомат блестящими «рыбешками», сопровождая свои действия ритмичным «так-так-так» пулеметной очереди. «Селедки», шипя, прилипали к защитной обшивке механизма, проедая в ней зловещие дырочки.
В комнату, которая теперь, казалось, вся была заполнена извивающимися осьминожьими конечностями, вползло еще одно щупальце. Это двигалось медленно, будто змея. Его кончик со щелчком раскрылся, и в обступившую графиню Надасди группу ударил огненный сноп.
Трутни закричали, а графиня, проворная и быстрая, отскочила в сторону, прихватив с собой еще двоих. Разумеется, она попытается спасти от огня всех, кого только сможет; так же поступил бы в подобных обстоятельствах Коналл со своими клавигерами.
Зная, что, вероятно, старается напрасно, Алексия сунула револьвер обратно в ридикюль и активировала прерывающее магнитное поле на парасоле, направив его на осьминога. Как и раньше, никакой реакции на невидимый взрыв не последовало, разве что замолчала картечница Гатлинга. Щупальце повернулось, поливая огнем будуар. Балдахин над красивой кроватью немедленно занялся, и пламя взметнулось к потолку. Алексия раскрыла парасоль и выставила перед собой, защищаясь.
Опустив его, она обнаружила кругом хаос и пыль, запах гари и вопли. В комнату проникло еще одно щупальце, и у Алексии возникло леденящее предчувствие, что оно может оказаться по-настоящему опасным. Мадам Лефу покончила с играми. Алексия знала, на что способен ее зонтик, когда дело касалось вампиров, а с кончика этого щупальца капала явно опасная жидкость, которая шипела, попадая на ковер, и прожигала в нем дыры.
Если леди Маккон не ошибалась в своем предположении, это был ляпис солярис — самое мощное средство против вампиров в ее парасоле, весьма любимое теми, кому приходилось сражаться с кровососами. Опасность заключалась в том, что ее приходилось разбавлять серной кислотой, которая могла убить почти кого угодно, а не только нанести ущерб вампиру.
— Женевьева, не надо! Вы можете ранить невинных! — Алексия испугалась не только за вампиров, но также за трутней и сестру: кажется, они все находились в зоне досягаемости струи. — Графиня, пожалуйста, вы должны ее увести, а то погибнут люди, — взмолилась она, обращаясь к королеве роя, которая явно была в опасности.
Но графиня Надасди не реагировала на доводы здравого рассудка. Теперь все ее усилия сосредоточились на том, чтобы защитить себя и своих подчиненных от уничтожения.
Снова появился герцог Гематол. Он нес в своих сильных, как и подобает сверхъестественным, руках низенького чумазого мальчишку. Герцог двигался даже быстрее своей королевы, если такое возможно. Он остановился перед ней и сунул ей брыкающегося Джанела. Все замерло.
Кроме Джанела, который орал и трепыхался, хотя, кажется, испугался октомата сильнее, чем вампиров. Мальчишка пискнул и рефлекторно схватился за шею графини Надасди худенькой грязной рукой.
Октомат не мог выстрелить без риска ранить Джанела. Современная наука не изобрела оружия, которое могло причинять вред вампирам, но было безвредно для людей; исключением являлся лишь солнечный свет. Одно из щупалец, уже опускавшееся со смертоносной силой на вампирскую королеву, в последнюю секунду отклонилось и с грохотом обрушилось на чайную тележку, которая до сих пор умудрилась выживать в этом хаосе без вреда для себя. От удара она сложилась пополам, и во все стороны полетели тонкий фарфор, куски пирога с патокой и маленькие сэндвичи.
Алексию это доконало. Дитя-неудобство отбивало у нее внутри какой-то ритм в знак одобрения, когда она выступила вперед и принялась изо всей мочи колотить по металлическому щупальцу парасолем.
— Женевьева! Только не пирог с патокой!
Бум-бум-бум. Бах!
Конечно, усилия Алексии пропали втуне, но она почувствовал себя лучше.
Кончик щупальца раскрылся, и из него высунулась трубочка, оказавшаяся рупором вроде тех, что в таком почете у цирковых шпрехшталмейстеров. Октомат поднес его к одной из щелей, заменяющих ему глаза, и мадам Лефу заговорила.
Во всяком случае, голос звучал похоже. И так странно было слышать культурную, мягкую речь с легким акцентом, доносящуюся из такого большого, пузатого механизма.
— Отдайте мне сына, и я оставлю вас в покое, графиня.
— Маман! — закричал Джанел, обращаясь к октомату. Поняв, что это творение его матери, а не какое-то чудище, порожденное ночными кошмарами, он стал вырываться из рук вампирессы. Без малейшего успеха: ведь она была гораздо, гораздо сильнее мальчика, а потому лишь крепче прижала его к себе.
Джанел перешел на французский:
— Не надо, маман! Они меня не обижали. Со мной все хорошо. Они были очень добры. Кормили меня конфетами! — острый подбородок мальчика торчал вперед, а голос звучал требовательно.
Мадам Лефу ничего больше не сказала. Ясно было, что ситуация зашла в тупик. Графиня не собиралась отпускать мальчишку, а мадам Лефу не собиралась выпускать остальных куда бы то ни было.